Томас Уилер - Арканум

– Доллар за раз. – Цена была явно занижена.

– А как это «за раз»?

– Я научу тебя, малышка. – Он потащил ее дальше в переулок, прижал к кирпичной стене. – Я сейчас научу тебя всему.

Пока он возился с брюками, она спокойно разглядывала его, вздернув подбородок. Наконец, тяжело дыша, Кривой распахнул ее пальто и задрал подол, радостно ощущая свежие молодые ноги. Другая рука в это время ласкала упругие груди.

– Я научу… научу тебя, – бормотал он, сжимая вспотевшими ладонями ее ягодицы.

– Ты прямо настоящий тигр, – промурлыкала девица, взлохмачивая редеющие волосы Кривого. Взяла губами мочку его уха, поиграла немного, а затем неожиданно впилась крепкими зубами и откусила.

– О-о-а-а!.. А-а-а! – завопил он, хватаясь за ухо. Между пальцами хлестала кровь.

Она оглянулась.

– Мэттью, где ты, идиот?

Из тени вышел молодой франт в котелке и хлестнул дубинкой по голове Кривого. Тот ойкнул и повалился на спину. Девица вытерла с губ кровь, блеснула зелеными глазами и саданула носком туфли по голове Кривого. Он застонал.

– Чем ты недовольна, Эбби? – спросил Мэттью.

– Ты вечно медлишь. Давай забери у него бумажник. – Она застегнула пальто, поправила цилиндр и пнула Кривого в промежность.

Он снова застонал. Внезапно в конце переулка возникла фигура в длинном пальто, с ружьем.

– Ах вот вы где!

– Проклятие! Это же Декстер, – прошипел Мэттью.

Эбби рванула по переулку.

– Эбби! Мэттью! Это вы? Если так, то берегите свои задницы.

Декстер, высокий худой мужчина средних лет, с коротко остриженной черной бородой, наклонился над Кривым.

– Помогите, – простонал тот.

Декстер посмотрел в ту сторону, откуда доносился веселый смех Эбигейл и Мэттью.

– Эти двое, они окончательно лишились разума?

Эбигейл и Мэттью выбежали из проходного двора и остановились в арочном проходе, прильнув друг к другу. Опасность их только возбудила. Эбигейл шутя укусила Мэттью за нижнюю губу.

– Иногда мне кажется, что ты ненормальная, – пробормотал он.

– Наверное, так оно и есть. – Она показала ему язык и побежала дальше. – А теперь скажи, чего ты там ждал? Когда этот тип нафарширует меня, как индейку?

Мэттью решил ее подразнить.

– Я подумал, а вдруг это тебе понравится.

Эбигейл схватила его за воротник рубашки и притянула к себе. Их губы слились в очередном долгом поцелуе. Они стояли на середине улицы, забыв обо всем, и не видели, как при лунном свете блеснул голубой монокль незнакомца в высокой черной шляпе, наблюдающего за ними из тени.

ГЛАВА 12

Территория лечебницы «Беллью» на Ист-Ривер простиралась на десять кварталов. На участке в тридцать акров располагались двадцать корпусов из красного кирпича. Последние два были обнесены высокой стеной с острой как бритва колючей проволокой наверху. Там содержались невменяемые преступники. Снаружи все выглядело вполне симпатично. Парк с высокими деревьями и уютными скамейками, яркие цветники, зеленые лужайки. Монстры находились внутри, за стенами этих строений, накачанные лекарствами, часто на цепи, некоторые жестоко избитые.

Сегодня выдался ненастный день. Попеременно шел то дождь, то мокрый снег. Отворачиваясь от пронизывающего ветра, Дойл подошел к воротам. Сказал охраннику несколько слов, и тот открыл калитку.

Огромный вестибюль с высокими колоннами. Стойка дежурного рядом с широкой лестницей, по которой спускались и поднимались доктора и сестры. Шаг у них был быстрее, чем у остальных.

Попасть к Лавкрафту было на так просто. Его считали очень опасным. Ведь два зверских убийства – это не шутка. За ним установили круглосуточное наблюдение и варварски накачивали лекарствами. Дойлу повезло, поскольку на следующей неделе Лавкрафта должны были переправить в другой госпиталь, с более строгим режимом, где он останется до суда. Его никто не посещал, у него не было ни друзей, ни близких. Почти всю сознательную жизнь он провел в компании с одними демонами.

«Беллью» была перегружена больными, и здесь, как и в большинстве лечебниц на Манхэттене, врачей не хватало. Поэтому больные никакого серьезного лечения не получали.

Разумеется, в пропуск Дойла вписали вымышленную фамилию, но оформили как положено. Ему предложили подождать рядом с двумя полицейскими, дежурившими у стойки.

Прошел час. Наконец вышел гориллоподобный санитар с редкими растрепанными волосами на конусообразной голове. Болтающаяся на поясе потертая дубинка была явно не декоративная. Похоже, он часто пользовался ею. Санитар кивнул Дойлу следовать за ним вниз, в подвал.

– Десять минут. Не больше, – буркнул он.

Дойл чувствовал себя неуютно. Ладони вспотели, но кожаных перчаток он снимать не стал.

Санитар толкнул дверь, и сразу же резко запахло мочой и аммиаком.

1869 год. Десятилетний Артур храбрится изо всех сил. Электрического освещения в коридоре нет, зажжены лишь газовые фонари. Запахи ужасные. Так, наверное, пахнет в аду. Он опускает голову и видит, что шнурки на башмаках развязались. Папа расстроится. Дойл приседает, чтобы их завязать, и слышит голоса. Обитатели палат справа и слева кричат, сквернословят, даже плюются. Нижняя губа Дойла подрагивает, но он не заплачет. Нет, он не заплачет…

Санитар вывел Дойла в коридор, освещенный тусклыми лампами. Вначале из камер доносились невнятное бормотание и отрывистые крики, но неожиданно все обитатели одновременно ринулись к стальным дверям, пытаясь в узкие щели разглядеть Дойла. Двигающийся на несколько шагов впереди гориллоподобный санитар снял с пояса дубинку.

– А ну заткнитесь! – Он несильно ударил дубинкой по наличникам нескольких дверей. Узники отчаянно заверещали.

– Сукин сын, будь ты проклят…

– О Иисус, я Тебя слышу…

– Я не могу ничего забыть…

– Сволочь! Сволочь!

Дойл поморщился.

Артур нерешительно останавливается у двери палаты. Он в воскресном костюмчике, в руке цветок. Длинноносый бородатый санитар в синей шляпе сует в замок ключ. Дверь со скрипом открывается. Дойлу хочется бежать, но ноги не слушаются. Внутри еще темнее, чем в коридоре. С деревянной койки, которая прибита к полу, поднимается обросший щетиной человек. Грязной босой ногой отталкивает в сторону ассенизационную лохань. Вглядывается в юного Артура. Тот застывает на пороге. Протягивает цветок.

– Здравствуй, папа.

Улыбка на лице отца похожа на гримасу. Он показывает на прислоненные к стене листы картона.

– Вот, Артур, нарисовал для тебя несколько картинок. На рисунках изображены лесные нимфы и феи, сидящие на камнях посередине речного потока. Из розовых бутонов выглядывают эльфы.