Алексей Хапров - Телепат

— Как Вы думаете, что явилось причиной падения кран-балки? — допытывался у меня Иван Степанович.

— Думаю, что чистая случайность, — ответил я. — Ее в этот момент ремонтировали, а она взяла и упала.

— Ремонтировали?! — возмутился Тимофей Спиридонович с радостью в глазах. — Какое они имели право ремонтировать кран-балку, не приняв необходимые меры предосторожности? Под ней ведь ходили люди!

— Да они приняли меры предосторожности, — ответил я. — Я сам виноват.

— Сами виноваты? — недоуменно спросил Тимофей Спиридонович. — Каким образом?

— Ну, они перед тем, как начать ремонт, участок, который находился под кран-балкой, отгородили красной лентой, и повесили табличку «Внимание! Опасная зона!». А я, когда проходил через цех, о чем-то задумался, табличку не заметил, перешагнул через красную ленту, а кран-балка взяла и упала в этот момент. Причем мне и сверху кричали, чтобы я за ленту не заходил, и в цехе со всех сторон кричали. Но я не среагировал. До того сильно задумался, что сам удивляюсь. Так что, как говорится, поделом мне.

Иван Степанович и Тимофей Спиридонович смотрели на меня с досадой от несбывшихся надежд. Они понимали, что я говорю так не случайно, что со мной уже «поработали», кое-чего предложили, но ничего поделать не могли.

— А, может, все-таки было не совсем так? — вкрадчиво, с последней надеждой, спросил меня Иван Степанович. — Может, все было по-другому? И ремонта никакого не было. И никакой участок никто не огораживал. А кран-балка просто взяла и упала. А упала она потому, что разгильдяи с отдела техники безопасности забыли вовремя проверить ее крепления. Может, все было именно так, а?

— Нет, — решительно сказал я. — Все было так, как я рассказал.

— Согласны ли Вы официально засвидетельствовать, что на Вас не оказывалось никакого давления со стороны руководства завода с целью скрыть истинные обстоятельства этого происшествия? — строго спросил Тимофей Спиридонович. — Что Вас ничем не запугивали, и не обещали какой-либо выгоды, если Вы предоставите нам недостоверную информацию?

Я поймал себя на мысли, что он в этот момент чем-то похож на судью. Мол, клянетесь ли Вы говорить правду, только правду, и ничего, кроме правды?

— Клянусь, — сказал я вслух.

— Чего? — переспросили проверяющие.

— То-есть, согласен, — поправился я.

Иван Степанович и Тимофей Спиридонович посмотрели друг на друга, тяжело вздохнули, и принялись излагать мое объяснение на листке бумаги. Я понимал их расстройство. От одного уплыл новый телевизор, от другого — ремонт квартиры. С таким объяснением, которое я дал, им с Петра Филипповича и рубля не стрясти. Так что уйти с завода им придется не солоно хлебавши.

Через час после того, как представители инспекции по труду с печальными глазами вышли за проходную, мне позвонили из бухгалтерии и попросили зайти за премией. Петр Филиппович распорядился, объяснили они.

Походы по магазинам, предпринятые мной после окончания рабочего дня, совершенно вывели меня из равновесия. Я чувствовал себя полным идиотом. Я слишком долго не покупал обновку в модных магазинах, предпочитая посещать вещевые рынки, где было подешевле. Поэтому, заходя в магазин, я чувствовал себя, что называется, не в своей тарелке. Мою неуверенность усиливало то, что для визита в солидный магазин я был неподобающе одет. Едва я заходил, как за мной тут же начинал пристально наблюдать охранник, не стащу ли я чего. А продавцы-консультанты, оглядев меня с головы до ног, улыбались мне весьма натужно, и отвечали на мои вопросы только ввиду служебных обязанностей. Что они в этот момент обо мне думали, упоминать не буду. Слово «крестьянин» было самым мягким из всего перечня терминов, которыми они мысленно меня награждали.

Продавщица обувного магазина едва не лишилась дара речи от изумления, когда я попросил ее принести для примерки туфли нужного мне размера из самого дорогого модельного ряда. Она посмотрела на меня широко раскрытыми глазами и спросила:

— Вы хотите просто примерить эти туфли?

— Нет, — сказал я. — Я хочу их купить.

Продавщица окинула меня недоверчивым взглядом.

— Вы их цену видели?

— Видел, — ответил я, чувствуя нараставшее во мне раздражение.

Продавщица удивленно хмыкнула, но туфли для примерки все же принесла. Пока я их надевал, она стояла у меня над душой, и не отходила буквально ни на шаг. Меня это сильно нервировало, из-за чего у меня даже стали трястись руки.

— Ну? — услышал я, закончив завязывать шнурки. — Не жмут? Может, принести что попроще?

Как мне в этот момент хотелось ответить ей каким-нибудь хамством. Но я сдержался. Я встал, потоптался, убедился, что туфли подходят мне по размеру, и произнес:

— Я их возьму.

Взгляд продавщицы заметно смягчился.

— Подходите к кассе, — вежливо сказала она. — Вы в них и пойдете?

— Нет, — ответил я. — Я их одену завтра.

«Жениться, что ли, собрался?» — пронеслось в мыслях у продавщицы.

Расплатившись за туфли, я взял пакет, в который была уложена обувная коробка, и с чувством облегчения вышел на улицу. Первый барьер я взял. Теперь мне предстояло еще одно испытание — магазин модной мужской одежды.

В магазине одежды было примерно то же самое, что и в обувном. Единственная разница заключалась в том, что я провел там гораздо больше времени, тщательно выбирая вариант сочетания пиджака и брюк. Продавцы давали мне все для примерки с опаской, и постоянно норовили заглянуть за шторку примерочной кабинки, чтобы убедиться, что я не делаю с одеждой ничего худого. Во мне буквально бушевала ярость, но я заставлял себя сдерживаться. Я понимал, что винить в таком подозрительном отношении к себе со стороны торгового персонала должен только самого себя, ибо только я, и никто больше, был виноват в том, что меня воспринимали, как подозрительную личность.

Остановив свой выбор на темно-коричневом пиджаке и бежевых брюках, я, к великой радости продавцов, расплатился за выбранную одежду, вышел из магазина нагруженный пакетами, и направился к следующей запланированной точке моего сегодняшнего «шопинга» — парикмахерской. По пути в парикмахерскую я не удержался и купил на уличном лотке шикарные солнцезащитные очки, показавшиеся мне прекрасным дополнением к новому гардеробу, а также маленькую барсетку, которая должна была добавить мне солидности.

— Под «канадку»? — спросила меня парикмахерша, оценив на глазок по моему внешнему виду степень моей платежеспособности, когда я уселся в кресло.

— Модельную, пожалуйста, — ответил я.

— Хорошо, — невозмутимо сказала парикмахерша, и застрекотала своими ножницами.