Леди для первых рыцарей (СИ) - Алая Лира

Глен почесал затылок, повздыхал, а потом сказал:

— Вы правы. Возможно. Но оставить вас одну — не вариант. Так точно лекарей не нужно?

— Абсолютно точно, — подтвердила я.

— Ну, хорошо. Значит, леди Марион, у вас нет выбора. Оставить вас одну нельзя, лекарей вы не хотите, значит, придется мне. — Глен развел руками, а потом расстегнул свой плащ, аккуратно положив его на стул и сел на мою кровать.

— Вы так и будете сидеть? — удивилась я.

— О, спасибо за предложение, — сказал Глен и... улегся прямо рядом со мной.

Дар речи я потеряла. Никогда еще, никогда в моей жизни ни один человек не понимал мои слова так превратно!

— В-вы что делаете?

— Я лежу.

— Что вы собираетесь делать? — попробовала уточнить я, но из этого тоже ничего не вышло.

— Любоваться вами, возможно, даже поприставать успею, пока Блейк не пришел. Ну, еще мы можем просто поговорить. И что-то мне подсказывает, что вы выберете именно последний вариант, — уже себе под нос пробормотал Глен.

Разумеется, из всех вариантов я выберу лучший. А что может быть лучше, чем узнать своих мужей поближе, если не получается оставить брак фиктивным. Кстати, насчет фиктивности тоже интересный вопрос.

— Сэр Глен, хотела спросить, а почему в Далерии нельзя развестись? В Остеоне это проблемно, но до... подтверждения брака, его очень легко аннулировать.

— Вы забываете об одном, леди Марион. Что есть в Далерии, но чего так мало в Остеоне? — Глен закинул руки за голову, чтобы улечься на них.

— Хорошей медицины? — предположила я. К сожалению, то, что я увидела в Далерии меня не обрадовало: медицина здесь и впрямь отставала от остеонской почти на полвека, а ведь у Деларии и магия была. Стойте. — Магия?

— Верно, именно магия.

— И как это связано с браком? — спросила я, с трудом сдерживая свой скепсис.

Все оказалось и просто, и сложно одновременно. Далерия на протяжении многих лет была оплотом магии. Естественно, что здесь много тех, кто обладал магическими способностями. А у всех людей с магическими способностями есть магические нити, которые привязываются к душе того, с кем собирались сочетаться браком.

— То есть, иногда достаточно ответить на предложение о браке согласием, чтобы эти нити начали формироваться, — сказал Глен. — Скорость создания этих нитей зависит от многого: уважения, обстоятельств, личных симпатий.

— А почему нельзя разорвать эти нити? — спросила я.

— Они неразрывны. Вы же не можете, например, разорвать небо пополам? Или какие-то свои чувства? Конечно, во времена процветания магов, думаю, какой-то способ был. Но сейчас не расцвет магии, потому все, что нам остается — смириться. Хотя, если мы с Блейком умрем, то вы будете свободны от брака, — сказал Глен, глянув на меня из-под ресниц, а потом в шутку спросил: — Не планируете нас убить? Отравить, например.

— Спасибо, думаю, я смогу вас вытерпеть, и таких радикальных мер не потребуется, — почти искренне ответила я.

— Спасибо, что ли, на добром слове, — рассмеялся Глен. А когда он смеется тихо, оказывается, смех у него такой... такой бархатисто-хриплый? — Леди Марион. В переводе — утонченная, да? Хоть в чем-то Далерия схожа с Остеоном. Это имя изумительно вам подходит.

— В правиле давать подходящие человеку имена? — уточнила я, а когда Глен кивнул, спросила: — А как же тогда Блейк? Его имя переводится как «черный», но сам по себе он блондин с очень светлыми волосами. Какое-то прямо противоречие.

— О, поверьте, леди Марион, имя Блейк ему отлично подходит.

Глава 11

— И душа черна его как ночь, — процитировала я строку из какой-то приключенческой книги.

— Нет, к счастью, не из-за этого ему дали имя Блейк, — фыркнул Глен. — А что, Блейк и впрямь похож на такого мрачного человека? Мне интересно, я так привык к нему, что никогда не думал, как он смотрится со стороны.

— Он выглядит очень серьезным и надежным. Знаете, когда мне грозила опасность, и я постоянно нервничала, то только рядом с Блейком удавалось успокоиться. Казалось, случись что, он с таким же невозмутимым видом найдет решение и посмеется над моими страхами, — искренне ответила я, стараясь не смотреть на Глена. Откровенные разговоры давались мне тяжело, я всегда испытывала неловкость, даже если говорила правду.

— О да, он такой. Рассказать, как мы познакомились? — спросил Глен, пододвигаясь ко мне поближе, но по-прежнему не касаясь.

— С удовольствием послушаю, — я не лукавила. Мне и впрямь было интересно, как умудрились подружиться такие разные люди. Это в любви противоположности сходятся, а дружат обычно близкие по интересам люди.

Блейк и Глен были друзьями детства. Глен был знатного происхождения — его мать была достаточно близкой родственницей королей. На самом деле, это значило довольно мало, потому что власть и родственные связи здесь были достаточно разделенными понятиями. Люди могли приходиться друг другу близкими родственниками, но их положение в обществе могло диаметрально отличаться. Но Глену повезло. Совершенно случайно он привлек внимание королей своей пусть и дерзкой, но очень разумной выходкой (насколько вообще разумна может быть выходка пятилетнего малыша). Один из королей даже устроил шутливый спарринг с ребенком, а тут продемонстрировал поразительный для его возраста талант во владении оружием.

Вот так Глен и стал любимым родственником королей.

— Могу сказать одно: они относились ко мне то ли как к сыну, то ли как к младшему брату. У моих родителей в какой-то момент все не заладилось, их ссоры меня безумно расстраивали. И когда король предложил перебраться на время во дворец, я согласился без раздумий. Не потому что это был шанс приблизиться к ним, а из-за отношения. Ни отец, ни мать никогда не прислушивались к моему мнению так, как делали это короли. К тому же, они учили меня многим вещам. Мое дошкольное образование вышло на порядок лучше, чем у многих аристократов Далерии.

И это закономерно сказалось на характере. Нет, Глен был довольно очарователен и знал меру, потому на некоторое высокомерие короли закрывали глаза. И когда настала пора отправлять Глена в школу, то он был абсолютно уверен, что будет лучше всех. Нельзя сказать, что безосновательно. Да так оно и было до поры до времени.

Пока в школе не появился Блейк. Откуда он взялся, кто его родители — ничего не было известно. Единственное, кроме таинственного прошлого, что выделяло Блейка — мастерское владение мечом. Настолько мастерское, что после нескольких уроков он смог победить считавшегося непобедимым среди учеников Глена.

— Как меня это вывело — не описать словами. Я был тем еще мелким засранцем с поразительным самомнением. И я принял решение отомстить.

— Ты начал доставать Блейка? — спросила я. Сначала я хотела сказать совершенно иное: не стал ли Глен травить Блейка? Это было обычным делом для многих маленьких аристократических, как выразился Глен, засранцев. Но пусть я знала о Глене очень мало, но мне не верилось, что он способен на такое.

— Еще как! Я вызывал его на дуэли постоянно! Становился с ним в тренировочных матчах, но никак не мог победить, чтобы не делал. Да я даже королям пожаловался, что меня слабо тренируют. Те мне на неделю устроили адову тренировку. Но все равно не смог победить.

— А потом вы подружились? Драки, спарринги, дуэли и прочие атрибуты мужской дружбы, верно?

— Не совсем. Все началось с того, что на одной из дуэлей Блейк потерял сознание. Я тогда здорово перепугался: посчитал, что я виноват. Отнес его в лечебницу и немного порыдал над ним, пока тот был без сознания. Ну, ладно, не немного. Я залил его койку слезами. И даже когда Блейк очнулся, я продолжал. Думаю, только это заставило Блейка признаться в истинной причине обморока.

— Он был болен? Магический перегруз? Стрессовое состояние?

— Обычное недоедание. По малости и дурости лет я не понимал, что эту проблему надо было обсудить с кем-то из взрослых, что это очень странно, когда маленький ребенок падает в обморок от голода в процветающей стране. У нас были в классе и ученики обычных горожан: в школах не делают разницы в происхождении, образование должен получить каждый, кто хочет. Но даже они никогда не испытывали проблем с едой. И я решил, что буду героем и молодцом, если начну постоянно кормить его, — с горечью сказал Глен, прикрывая глаза. Наверное, чтобы скрыть ту бурю эмоций — негодование, ярость, злость на самого себя — что была в них.