Лев Гурский - Есть, господин президент!

Среди дрянных обжорок и забегаловок изредка попадались приличные заведения — жаль, отличить их от барахла навскидку могли только профи. Те же «Черкашинские пирожные», например, держались на достойном уровне. Или вон эти «100 мясных салатов», справа по моему курсу, пока не исхалтурились, работают без тухляка.

И еще на Шаболовке, чуть не доходя Конного переулка, пару лет назад открылся «Блиндаж» — полуподвальчик афганского ветерана Лени Бессараба. Дядя Леня остался без ноги, но с руками и с чувством юмора. В госпитале, под общим наркозом, к Бессарабу — так он рассказывал сам — пришло яркое видение: стоит дерево в центре Кабула, и на ветках вместо листьев, вообразите, блины!

Сперва, еще до перестройки, дядя Леня не мог истолковать свой сон. Затем въехал в тайный шифр видения, но не мог найти денег на мечту. Лишь недавно желания ветерана объединились с его возможностями. Блинное дерево из афганского сна перекочевало на вывеску; в самом же полуподвальчике клиент имел право выбрать любую из полусотни начинок. Здесь было все — от классических блинчиков с мясом до жареных во фритюре бурреков с тертым сыром. По заказу дяди Лени я высчитала оптимальный баланс цены и качества для средней порции его блинов с икрой. Конечный результат обязан был стоить не дороже пиццы, а содержимое — сохранить вкус икры. И он был, этот вкус, можете мне поверить…

А вот и сам «Блиндаж», ура! Прямо по курсу, на уровне моих глаз, ко мне со скоростью Яны приближалась знакомая вывеска: дерево, под ним мужчина и женщина, оба в пятнистой армейской форме, кушают сорванные блины. Среди ветвей затаился третий персонаж — камуфляжный змей. Тоже ест. Райское, блин, наслаждение.

Как там мой киллер? Я косо глянула через плечо. Нет, не отстает, зверюга заводной. Ну давай, Янка, проталкивайся, отвоюй еще хоть пару секунд. Надолго укрыться в «Блиндаже» не получится, да и не надо: погоня все-таки не артобстрел. Мне бы только проскочить сквозь подсобку, вынырнуть в Конном переулке, оттуда — через дорогу наискосок. А там и фаст-фуда пожиже, и народа поменьше, и дворов проходных в ассортименте — сколько душе угодно.

Главное, чтобы дядя Леня меня не заметил. Хоть бы он смотрел в другую сторону. Хоть бы он вышел на кухню или в туалет… Мимо широкой натуры Бессараба так легко не проскочишь… Господи, ну пожалуйста, сделай так, чтобы хозяина не было сейчас в зале.

Его и не было в зале. Хозяин «Блиндажа» возник прямо в дверях.

Боже всемогущий, ты чертов мошенник! Я не об этом тебя просила!

— Яночка, дорогая! — Бессараб распахнул свои объятья. Самые добрые его побуждения напрочь перекрыли мне дорогу.

Мой план летел в тартарары. Скверно, Янка, ух как скверно!

Вперед, внутрь «Блиндажа», теперь нельзя — на пути дядя Леня, а это две руки нараспашку, одна нога и протез. Назад, обратно в толпу, тоже нельзя — там киллер, в лапы к нему неохота. Направо опять-таки нельзя — там стена, об которую я могу только лбом…

И где она, свобода выбора, где? Из всех моих законных прав осталась одно-единственное: бежать налево.

Оттолкнув какого-то придурка с пончиком, я метнулась налево — да так резко, что в глазах у меня потемнело, а в ушах зазвенело.

Ничего, пройдет. И-раз, и-два, и-три!.. Целых три секунды я двигала ногами, не обращая внимания на звон в ушах. А когда обратила, звон этот уже вплотную накатывал на меня спереди. Вместе с огромным, как линкор, красно-белым трамваем… Ой!

Богу богово, но трамваев на Шаболовке никто не отменял. Я вдруг сообразила, что мчусь, как ненормальная, по рельсам. По инерции. Навстречу судьбе. И ни я, ни даже вагон не успеем изменить курс.

Такая смерть в XXI веке — глупость, ужасная архаика. Все равно что угодить под бивень мамонту. Как же обидно-то, а? Неужели все это— со мной? Кондуктор, нажми на тормозаааааа…

В то мгновение, когда Яна Штейн уже намылилась свалить в мир иной, меня безжалостно рванули за руку и задержали в этом.

И-э-эх, больно как! В плечо ударила молния, челюсти отбили степ, а левая кроссовка осталась на моей ноге только чудом.

Я слетела с трамвайных путей намного быстрее, чем пуганая ворона — с любимого куста. Вагон и моя левая лодыжка разминулись на считанные миллиметры. Вагоновожатый, потрясая кулаком, что-то беззвучно заорал мне из-за стекла кабины. Дзынннннь! Дриннннь!

Красно-белый линкор на колесах, не переставший истерично трезвонить, с громким металлическим дребезжаньем пронесся мимо моего уха и уволок всех пассажиров в сторону Серпуховского вала.

Мой спаситель оттащил меня на другую сторону улицы — как можно дальше от трамвайных путей. Лишь после этого он выпустил наконец мою онемевшую руку и очень вежливо поинтересовался:

— Скажите, пожалуйста, здесь так принято бежать от человека, который просто называл вас по имени? Это есть русский обычай?

При ближайшем рассмотрении киллер не выглядел таким дылдой — его рост не дотягивал до великанского. Был он белобрыс, но чересчур нордической его внешность мне уже теперь не казалась. Акцент у него, однако, был — легкий, немецко-прибалтийский. И фразу он строил немного не по-нашему… Так, ничего не понимаю.

— Вас разве не Ленц послал? — тупо спросила я.

Могла бы не спрашивать, коза. Работники ножа и топора отличаются от сотрудников МЧС не одним только жалованьем на порядок больше: наемные убийцы испокон веку мочат граждан, а не спасают им жизни. Вытащить меня из-под трамвая, чтобы затем прикончить своими руками — это полная белиберда. В зарубежных фильмах мне, правда, встречались сопливые сюжетики, где суровый киллер, втюрившись в мишень противоположного пола, клал с прибором на заказчика, на профобязательства и на высокий гонорар, не облагаемый налогом. Но этот блондин едва ли успел проникнуться ко мне чувством — слишком мало мы знакомы. В любовь с первого взгляда, как и в заочную страсть, я не верю.

— Отвечать вопросом на вопрос — еще один русский обычай? — В голосе блондина, кроме акцента, я уловила скрытую иронию.

Нет уж, на влюбленного в Яну Штейн этот тип не походил. Ни чуточки. Я сразу вспомнила про вывихнутую им руку. А еще про то, что чуть было не лишилась жизни — по сути, из-за него же.

— Нет, — со злостью объявила я, — это мой личный еврейский обычай. И сами вы, кстати, тоже задали вопрос вместо ответа. И вообще какого черта вы за мной увязались? Вы сексуальный маньяк?

Белобрысый порылся в кармане кожаной куртки и протянул мне маленький золоченый цилиндрик. Хорошо мне знакомый.

— Возьмите, — сказал он, — ваш предмет, вы потеряли.

— Вы три квартала гнались за мной, чтобы вернуть мне это? — не поверила я. — Помаду, которой я же в вас… которой я вам…