Алексей Калугин - Дело о портрете Моны Лизы

«Тематическая экскурсия».

– Отменить!

«Зал. Художник. Картина».

– Квадратный кабинет. Леонардо да Винчи. «Джоконда».

Секунду спустя на экране во всей своей красе появилось бессмертное творение гения эпохи Возрождения. С левой стороны прорисовалась узкая полоска меню, предлагающая дополнительную информацию как о картине, так и о ее создателе.

Левая щека Хрычова нервно дернулась.

– Господа, – обратился он к контрабандистам, ни один из которых не соизволил даже головы повернуть, чтобы взглянуть на экран. – Вы ставите себя в глупое положение. Судя по тому, что я вижу на экране, картина, о которой мы с вами говорим, сейчас, как и прежде, находится на своем месте в одном из залов Лувра. Следовательно, либо вы намеренно пытаетесь ввести меня в заблуждение, либо…

– А ты не верь тому, что видишь, Хрящ, – перебил его Лешик. – Это же виртуальная реальность, в которой можно показать все, что угодно. «Депам» не нужен преждевременный шум вокруг этого дела.

– Что же вы предлагаете? – прищурился Хрычов.

– Можешь поверить нам на слово, – усмехнулся брюнет.

– Исключено, – решительно отмел подобный вариант Хрычов. – Я не настолько наивен, чтобы…

Лешик вновь не дал Хрычову закончить начатую фразу:

– В таком случае либо подожди пару дней, либо сам смотайся в свой Лувр и проверь все на месте.

Хрычов задумчиво посмотрел на картину, после чего перевел взгляд на часы. До срока, который он обозначил в разговоре с генеральным инспектором Отдела искусств, оставалось около восьми часов. Если «Джоконда» и в самом деле безвозвратно погибла, сей факт тоже мог стать неплохим козырем в его игре. После столь дерзкого вызова, брошенного Департаменту контроля за временем, имя предводителя и идейного вдохновителя клинеров прогремит по всему миру. Но прежде чем брать на себя ответственность за проведенную акцию, следовало убедиться в том, что картина действительно уничтожена.

Положив руку на пульт, Хрычов быстро набрал номер.

«Джоконда» исчезла с экрана, уступив место рыжеволосой девушке с широко распахнутыми, словно вечно испуганными, глазами.

– Юрген? – немного удивленно произнесла девушка с экрана.

– Мне нужен билет на ближайший рейс скоростного экспресса до Парижа, – сказал вместо приветствия Хрычов.

Девушка скосила взгляд в левый верхний угол экрана. Именно там находилась информационная врезка.

– Отправление с Западного вокзала через двадцать две минуты, – девушка перевела взгляд на Хрычова. – Успеешь?

Что-то быстро прикинув в уме, Хрящ кивнул:

– Закажи мне три билета.

Глава 6

Леонардо даже не поднялся из кресла, когда Франческо впустил в мастерскую инспектора Ладина, как и прежде облаченного в наряд венецианского купца. Художник только повернул голову, чтобы бросить на гостя насмешливый взгляд.

– Я почему-то был уверен в том, что ты вернешься, – сказал он.

Ладин ничего не ответил. Пройдя мимо пустого мольберта с наброшенным на угол куском белой льняной материи, он тяжело опустился на низенький табурет. Чтобы удобно устроиться на нем, инспектору пришлось скрестить и поджать под себя ноги.

– Ты плохо выглядишь, – заметил Леонардо. – Сегодня я не стал бы писать твой портрет.

Ладин устало провел рукой по волосам. Казалось, движение это далось ему с огромным трудом. Никогда прежде инспектор не чувствовал себя столь паршиво. Он почти физически ощущал щемящую пустоту в душе, там, где прежде было место для отчаяния и тоски, – как будто мерзостный, липкий слизняк размером с кошку выел дыру себе под кокон. И еще неизвестно было, что появится из этого кокона. Все, на что ни посмотрел бы инспектор, вызывало у него чувство тошноты, спазмами подкатывающей к горлу. В особенности голубое, безоблачное небо и солнце, похожее на начищенный медный таз, сияющее всем тем, кто хотел жить и радоваться жизни.

В число этих счастливцев не входил инспектор Ладин, жизнь которого была закончена. Во всяком случае, та ее часть, о которой можно вспоминать, не испытывая мучительной тоски из-за бездарно упущенных возможностей. На карьере, которая хотя и не летела стремительно в гору, но в целом продвигалась вполне успешно, можно было со спокойной совестью ставить жирный крест. После того как все подробности неудавшейся попытки захвата группы похитителей «Джоконды» станут известны в Департаменте, его ждет позорное увольнение и убийственная отметка на личной карточке, с которой ни в одном приличном месте на работу не примут. Даже Векслер, владелец бара «Время от времени», расположенного как раз напротив Департамента, не возьмет его к себе мыть стаканы, – для этого существовала посудомоечная машина. Ей можно было смело доверить то, чего ни в коем случае нельзя позволить делать инспектору, на глазах которого превратилась в кучку золы картина великого Леонардо.

В тот момент, когда до сознания Ладина с убийственной однозначностью наконец-то дошло, что хлопья маслянистой золы, налипшей на стенки тубы, которую он держал в руках, были тем, что осталось от портрета Моны Лизы, инспектор испытал некое мазохистское наслаждение от боли, едва не вывернувшей наизнанку его душу. Он хотел, чтобы эта боль осталась в нем навсегда, поскольку только она могла помочь пережить подобную трагедию.

Чтобы не перекладывать на чужие плечи даже часть своей вины, инспектор не стал объяснять агентам, что произошло возле дома Умберто да Сторци. Он даже попытался убедить их в том, что ничего страшного не случилось. Расплатившись с толстяком хозяином, который, едва взглянув на перекошенное ненавистью лицо инспектора, тут же втрое снизил плату за разбитое окно, и прихватив с собой задержанного контрабандиста, Ладин отправился к находившемуся за городом тайнику с темпоральным модулятором.

По пути инспектор попытался узнать у клинера, чем его приятель расплатился с Леонардо за картину. К настоящему времени да Винчи был весьма состоятельным человеком, и деньги, предложенные незнакомцем, вряд ли могли настолько заинтересовать художника, чтобы он, не раздумывая, отдал ему свою картину. Покупатель должен был предложить в обмен на нее нечто такое, перед чем Леонардо не смог бы устоять. Но арестованный упрямо молчал. Инспектору в этом молчании виделась скрытая насмешка, что приводило его в бешенство.

Переправив в Департамент задержанного, тубу с золой и мемори-чип со своими очень краткими комментариями по поводу всего произошедшего, инспектор еще раз поблагодарил агентов за службу, после чего отпустил их обоих.

Наверное, ему следовало и самому вернуться в Департамент. Но возвращение стало бы его последним временным переходом. И именно поэтому он не торопился сделать это. К тому же он не мог предстать перед генеральным инспектором Отдела искусств, не приведя в порядок собственные мысли и чувства.