В чужой голове - Анастасия
Кухня была потрясающей: большая, светлая, с кофемашиной будто из кофейни, барной стойкой, за которой уже сидел М. и круглым столом на четверых у стены. Мужчина заметил, как я восхищенно осматриваюсь и самодовольно ухмыльнулся. Вот, что-то больше похожее на М., которого я знал.
— Что вы хотите? — вежливости у него, конечно, не прибавилось.
— Расскажите, пожалуйста, подробнее о ваших отношениях с братом после смерти родителей, — я пытался придумать. как мне выведать у него информацию про В., Лизу, их конфликт, но не смог. Не помешало бы поучиться у Олега вести допросы, но раньше делать этого не приходилось.
— И вы из-за этого заявились ко мне в…десять вечера? — кажется, М. сам был удивлен времени на часах.
— Прошу прощения, но нам надо понять, насколько вы были близки с Владимиром Игоревичем.
— Я уже говорил следователю, что мы с Вовой не особо общались. Он был снобом и жмотом, строящим из себя добрячка.
— Почему?
— Потому что он так и не вернул мне мои деньги! И завещание на меня не написал!
— А оно уже было оглашено?
— Сегодня. И в нем все отходит какому-то приюту! А я? Я же его брат! Да, мы не ладили, но зачем все отдавать чужим людям?
— Может, он знает кого-то из этого приюта?
— Кого? Он же кроме квартиры родителей и школы не ходил никуда. А потом, как отец умер, и про квартиру ту забыл. А ведь именно он должен был заниматься разделом денег.
— Почему именно он?
— Так отец с матерью решили. Скорее всего, даже мать. Она всегда Вовку больше меня любила.
— Может, она так решила, потому что вас в городе не было, а Владимир был?
— И что?
— Он бы быстрее со всем разобрался. вы же сами говорили, что он "святоша" и "добряк".
— Ну, видимо, ошибался: своих денег ведь так и не получил.
— Но ведь в завещании он только именно своим имуществом распоряжается. У Владимира нет права что-то решать относительно вашей доли родительского наследства.
— Да? Тогда где мои деньги?
— Вы говорили с нотариусом?
— Да, и он сказал, что все переводы были совершены, что все чисто-гладко.
— Тогда, может, стоит обратиться в банк?
— Зачем?
— Убедиться, что это действительно так. Может, была какая-то банковская ошибка или задержка?
— Да? Я об этом даже не подумал как-то. Спасибо.
— Не за что. Почему вы так легко поверили, что Владимир присвоил деньги себе?
— Он считал, что я их не достоин, что я — транжира и все промотаю. Как он смотрел на меня, когда узнал, что я из Вегаса приехал! А что в этом такого? Да, я люблю развлечься и что? Деньги ведь есть!
— Понимаю. Непросто вам с таким братом. А были ли какие-то еще претензии с его стороны? Уже когда вы приехали?
— Ой, там он вообще ехать начал кукухой. Я пару раз сказал его соседкам, что они красивые, и я бы с ними посидел, так Вова потом мне такую истерику закатил. будто я их домогался. Он, конечно, сказал, что эти девочки — школьницы, но я же ничего не сделал! Просто сказал красивым молодым женщинам, что они хорошо выглядят. И все. Да, я не знал, что они мелкие еще, но зачем они тогда так одеваются и красятся, что их легко со взрослыми перепутать? К тому же они не были против моего внимания.
— А Владимир превратно понял ваши намерения, так?
— Да, я ж и говорю.
— А вы без вашего брата с этими девушками общались?
— Да, пару раз говорил с одной из них. У которой ноги такие длинные, ровные. Она еще флиртовала постоянно.
— Елизавета?
— Да, точно, Лиза. Вы тоже оценили? Согласитесь, очень раскованная девушка.
— В самом деле. Итак, о чем вы говорили?
— Об отцах, в основном. У нее там какие-то проблемы в семье. Я не особо помню, но она сейчас вообще одна живет.
— Почему?
— Вроде, мать ее в рейсы ходит по несколько месяцев.
— И девочка остается одна?
— Как я понял, за ней директор школы присматривает. Лиза говорила, что он ей отца заменил.
— Девушка очень вам открылась. Видимо, вы — хороший человек.
— Брат так не посчитал. Он сказал, что я совращаю девочку. Вова вообще не видел во мне ничего, кроме бабника и транжиры. Ну, и игрока после Вегаса.
— А вы в нем кого видели?
— Неудачника, — мужчина усмехнулся. — Он, конечно, строил из себя невесть что, но у него ж ничего нет: девушки за ним не бегают, сам он как сыч сидит постоянно дома, что-то там великое учительское ваяет. Дурак он и потому неудачник.
— Владимир Игоревич жаловался вам на свою жизнь? На работу?
— Нет, конечно! Он у нас только возмущается! То школа плохо оборудована, то психолог плохо работает, то учителя мало внимания детям уделяют.
— То есть у Владимира Игоревича были конфликты с коллегами и руководством?
— Да, наверное. Я точно не помню, но он что-то ворчал про какую-то девчонку, которой помочь надо, но никто ей не занимался.
— А как ее звали?
— Я не помню. То ли Вика, то ли Катя…Лиза! Лиза ее звали!
— Соседская девочка?
— Да! Точно, — кажется, М. только сейчас смог в воспоминаниях объединить девушку-ноги и ученицу брата. — И как я так забыл? Ну да ладно. В общем, да, он из-за этой девчонки переживал.
— А вы ее адрес не знаете?
— Так она ж соседка его, нет? Они постоянно втроем ходили: две девчонки и Вовка.
— Вот как, спасибо. Скажите, пожалуйста, а не было ли у Владимира Игоревича отношений?
— Я ж говорил — не было. Он, думаю, даже и не трахался никогда. Все книжки свои читал.
— А не было ли у него интереса к своему полу?
— Нет и быть не могло, — М. брезгливо поморщился. — Отец убил бы брата. А я б добавил.
— Спасибо вам за информацию, — я протянул руку и М. пожал ее.
***
Наконец-то этот уходит. Скоро придет Полиночка, а я
