Руки Орлака - Морис Ренар
– Конечно хочу. До свидания, Милена. Но все-таки… что ты хотела сказать мне – там, у мадам Леско? Ты спросила, не напоминаешь ли ты мне…
– Да я уже и не помню. Просто о чем-то подумала.
Когда Камилла уехала, Милена медленно прошла через вереницу очаровательных и пышных комнат. Следом за ней, потявкивая, семенили несколько пекинесов. Она была в восхитительном и пикантном, как какая-нибудь остро́та, платье – последнем творении модного кутюрье. К ней подошла горничная, вся в шелках и батисте, хорошенькая – как с картинки.
– Какой туалет мадам наденет для обеда?
– Мне все равно. Пусть будет зеленый.
– Какой именно зеленый, мадам? Миндаль, цвета нильской воды или мох? – спросила красавица-служанка с веселой почтительностью.
– Мне все равно. Пусть будет миндаль.
Милена по-прежнему улыбалась – загадочной улыбкой.
– Что у вас? – произнесла она, увидев приближающегося с большим букетом синих чайных роз слугу.
– Мсье распорядился доставить вам эти цветы.
– Отнесите в студию. Там, на рояле, есть подходящих размеров белая ваза.
Она нежно провела рукой по лепесткам роз, сверкнув жемчужинами своих перстней и кораллового цвета ногтями.
Горничная все еще была в комнате.
– Что-то еще? – мягко спросила Милена.
– Мадам говорила, что послезавтра уезжает в Египет. Мне сложить чемоданы?
– Времени еще полно. Оставьте меня.
На миг перед глазами у нее встали элегантные очертания яхты, которая ждала их, ее и Смита Сэмсона, чтобы унести к лазурному морю.
– Хорошо, мадам.
Милена снова осталась одна.
Она поднялась по широкой лестнице, вырезанной из того же каррарского мрамора, что и самые благородные статуи. Белоснежные колонны, утопающие в цветах витражи сменяли друг друга на протяжении всего ее восхождения…
Оказавшись на четвертом этаже, она двинулась вглубь служебного коридора. Из-за закрытых дверей доносилась приглушенная болтовня белошвеек и гладильщиц.
В конце коридора она вошла в небольшую комнатушку и открыла дверцу одного из имевшихся в ней стенных шкафов.
Внутри висели на вешалках платья. Плотно прилегающие одно к одному, пахнущие камфорой, пахнущие прошлым, воспоминаниями, почти иным миром. Этот отдаленный закуток действительно походил на иной мир платьев – мертвых платьев. И в нем, справа, в самом конце ряда, обнаружился старый серый дамский костюм-тройка.
Милена вытащила этот жалкий, дешевый костюм из шкафа и какое-то время удерживала перед собой на вытянутых руках, совсем, как оказалось, не тяжелую юбку из тонкой ткани и потертый жакет. Странное волнение, необычное счастье пылали в ее глазах.
На голой каминной полке стояло зеркало, выглядевшее там более безмолвным, чем любое другое зеркало в мире. Милена проворно сняла свое красноречивое роскошное платье и надела старый костюм-тройку.
За эти два года она похудела, чтобы выглядеть элегантнее, и теперь «готовая одежда» была ей слишком широка. Свободные рукава казались чуть более длинными, чем прежде. Однако же она снова была такой, какой Смит Сэмсон увидел ее впервые и взял на работу в качестве стенографистки – машинально, даже не взглянув на нее. Она снова была прежней, как в ту пору, когда каждый день сидела среди прочих таких же девушек перед печатной машинкой до тех пор, пока, поднакопив деньжат, не смогла позволить себе немного кокетства. Вот тогда-то Смит Сэмсон и заметил ее, вот тогда-то она и стала его личным секретарем. Дальнейшее произошло с молниеносной быстротой.
Милена страстно пожирала глазами образ той нищенки, которой она была во времена лишений и свободы, до сегодняшнего позолоченного рабства. Этот костюм, с его затхлым запахом шерсти, окутывал ее той самой атмосферой, в которую ей так хотелось погрузиться. Она с печальным опьянением наслаждалась очарованием всего того, что потеряла, завоевав Смита Сэмсона и его миллиарды, – всего того, что заключалось в одном-единственном слове – «независимость»!
Любила ли она Смита Сэмсона?
Да нет! Однако же послезавтра должна была последовать за ним на яхту – с пекинесами, чемоданами, камеристками.
* * *
Вот так вот, милейший! – закончил мой прославленный друг окружной комиссар Жером. – Это все. Я допросил Камиллу Тьерс, мадам Леско и горничную – именно от них по большей части я услышал все то, чем только что поделился с вами. Я осмотрел шкаф, где недостает старого костюма-тройки. И вот тогда-то я понял, почему Милена исчезла в час обеда. Она не была похищена, не была убита. Она просто ушла.
1935
Наивный юноша
Проходя по набережной Орфевр, я решил зайти поздороваться с комиссаром Жеромом, которого давно не видел.
Дежурный ажан, взявший мою визитную карточку, почти тотчас же вернулся и попросил меня немного подождать: у комиссара был посетитель, который должен был вот-вот удалиться.
И действительно, всего через несколько минут я увидел, как из кабинета Жерома вышел сгорбленный, с трудом передвигающийся старик, которого комиссар предупредительно довел до двери.
Как только этот старец уважительно и сердечно попрощался с ним, Жером зна́ком предложил мне войти и, пожимая мне руку, проводил взглядом направившегося к кабине лифта посетителя.
– Бедный старик Леонар, – пробормотал он.
– Леонар… – произнес я. – По-моему, эта фамилия мне где-то встречалась.
Жером закрыл дверь, обитую зеленым молескином, который всегда вызывал у меня невольное содрогание.
– Леонар? – переспросил он, указывая мне на кресло. – Это человек, которого я как-то раз видел в ужасном гневе, что теперь даже трудно себе представить.
– Но все же, – настаивал я, – кто он? Я смутно помню, что слышал о каком-то сыщике. Постойте. Все, вспомнил… Как сейчас, вижу рекламу, объявления. А не возглавляет ли он какое-то сыскное агентство, этот ваш Леонар?
– Так и есть. У вас отменная память, так как агентство Леонара закрылось двадцать лет тому назад. Оно, кстати, процветало, но старику надоел этот бизнес, а продолжить его дело никто не рискнул.
– Жером, – сказал я, уже предвкушая какую-нибудь интересную историю, – вы что-то там говорили о гневе…
Комиссар рассмеялся, а затем, не заставляя себя упрашивать, начал:
– Как-то вечером – это было давным-давно – Леонар находился один в своем кабинете, пребывая в отвратительном настроении. Он жутко страдал от подагры и не сидел бы там, вытянув ногу на стул, то и дело чертыхаясь, выкуривая сигару за сигарой, если бы было кому его заменить. Но все его сотрудники работали на улицах города: кто был занят расследованием, кто слежкой, кто еще чем-то. А Леонар даже за все золото мира не допустил бы, чтобы какой-нибудь клиент, явившись в семь вечера в агентство, носящее его имя, не обнаружил там ни единой живой души.
Время шло. Подходил час, когда он мог
