Константин Соловьёв - "Нантская история"

Наверно, если бы я слушала его, то и в самом деле перепугалась бы — его слова, нарочно безразличные, могли нагнать страху. Но сейчас я смотрела только на мертвого Клаудо. Он выглядел таким же беспомощным и жалким, как и при жизни.

— Неужели ты думала, что у тебя есть хоть один шанс? — без очков лицо отца Гидеона выражало презрение не в пример лучше, чем прежде, — Ты всерьез решила, что я заболтавшийся убийца, которому успех настолько вскружил голову, что он вздумал насладиться последним монологом, позабыв про осторожность?.. Боже, до чего же ты глупа! Я бы не стал делать этого, если бы у тебя существовал хоть один шанс, хоть малейшая его часть. Только в дешевых пьесах на сцене главный злодей, забыв про оружие в своей руке, может беседовать с поверженным героем, доверяя ему самые страшные и роковые тайны. Все для того чтобы герой вдруг схватил оружие и покарал негодяя. Или это сделали верные слуги, подоспевшие на помощь. Ты умрешь здесь, и лучше бы тебе понять это. Тогда больше времени останется на молитву. Если, конечно, ты захочешь вручить свою пропащую душу Создателю… Ты — парализованная калека. Твои друзья без чувств и в лучшем случае пришли бы в себя через несколько часов. Твой сервус мертв. Во всем городе про тебя не знает ни одна живая душа.

Он был прав, но спокойное сознание своей правоты, звучащее в его голосе, было невыносимее всего. Поэтому я сказала:

— Тайная гвардия графа знает! И люди епископа…

— Ты все же глупа. Про тебя не знает никто, Альберка. Все, что ты видела, было лишь затейливой игрой твоего не в меру пылкого воображения. Та история, что была у тебя в голове, не имеет ничего общего с тем, что происходило на твоих глазах. Люди, которых ты видела, были не теми, кем ты думала. И вещи, которые ты видела, были не тем, чем кажутся.

— Так расскажите, как было, вместо того чтоб трепать языком, как брехливая собака, — огрызнулась я.

Он заглянул мне в лицо. В его взгляде можно было утонуть, как в застойном болоте. Этот взгляд мог парализовать дыхание. Но я выдержала его — потому что не могла отвернуться.

— Пытаешься тянуть время? Глупо.

— Не пытаюсь. У меня нет подмоги, которая могла придти.

— Умница, — он усмехнулся, — Хоть немного, но поумнела. Здесь только мы с тобой. И ты умрешь тогда, когда я решу. Наверно, я еще не наигрался с тобой. Ты весьма смешное существо. Очень вздорное, очень противоречивое. Не такое, как остальные люди. Впрочем, все калеки обычно отличаются от обычных людей по устройству своего разума… Ладно, я расскажу тебе историю. Так, как видел ее я. Ты не канешь в адские бездны, мучаясь вопросами, которых не можешь разрешить.

Он не лгал, и я понимала это. Я была в полной его власти. В дешевых театрах разыгрывают разные пьесы, в финале которых положение героя кажется совершенно безнадежным, но справедливость все же торжествует перед тем, как закрывается занавес. Умирающий герой вдруг находит в себе силы. Или верный друг спасает его от смерти. Или Император присылает доблестных рыцарей чтобы защитить добродетель.

Ни одному герою не приходится бороться с собственным телом, в котором он заключен, как в темнице.

— Чтобы добраться до графа, нам пришлось сперва заняться отцом Гидеоном. Он был ключом к этой охраняемой двери.

— И паршиво же вы это сделали! — буркнула я, — Едва ли похоже на работу профессионалов. Первые двое посланников погибли без толку. И вы еще называете себя специалистом?

Он усмехнулся.

— Я обещал тебе рассказать свою историю, Альберка. Привыкни к тому, что факты — настоящие факты — выглядели совсем не так, как тебе казалось. С самого начала. Геномер сделал очень ценную работу.

— Он умер на дыбе!

— Но перед этим украл манипул.

— Эту дурацкую тряпку?

— Да, ее. Ведь она была ключом к самому отцу Гидеону. Много дверей, много ключей… Работать в тени, и не оставлять следов, или оставлять те следы, которых ждут твои враги — вот одна из заповедей «Знамения Веры».

— Странно, что вы не выкрали его старый башмак!

— Манипул, много лет прослуживший отцу Гидеону, дал нам образцы его генетического материала. Что, это слово тебе кажется знакомым? Выделения кожи, которые легко впитываются тканью, частицы эпителия… Да, нам нужен был его генетический отпечаток, уникальный, как у всякого человека. И мы получили его. Из этого генома вышел я. Да, я точная копия отца Гидеона. Точное его подобие, если можно так выразиться. Нам мало было простого внешнего сходства, ведь Церковь часто использует для установления личности и допуска в храмы генетические анализаторы, которые так просто не обманешь. Моя кожа по своему составу полностью идентична с кожей отца Гидеона. В нас даже бежит одна и та же кровь. Это была очень сложная операция, но лаборатории Ордена по милости Императора и Папы неплохо снабжаются. Я должен был заменить отца Гидеона, максимально незаметно. Занять его место. У меня это получилось.

Глупая девчонка. Я хотела закусить губу изо всех сил — так, чтоб по подбородку потекла кровь. Но не сделала этого — чтобы не доставить ему удовольствия.

Вещи, которые ты видела, были не тем, чем кажутся — сказал мне убийца с окровавленным кинжалом, облаченный в сутану священника. Или священник, с зажатым в руке оружием убийцы. Иногда, когда видишь перед собой два одинаковых предмета, сложно определить, где оригинал, а где отражение.

Особенно если ты привыкла смотреть только лишь на отражения.

— Но вторая попытка провалилась, — сказала я с мрачным торжеством, — И ваш ублюдочный посыльный сгорел, как забытое на огне мясо.

— Нет, Альберка.

— Что значит нет? — если он хотел сбить меня с толку, у него это получилось, — Он сгорел! От него осталась щепотка пепла! Капитан Ламберт не мог лгать!

— Он и не лгал, — убийца пожал плечами. Вышло у него это точь-в-точь, как у отца Гидеона. Впрочем, это и был отец Гидеон в некотором смысле, — Только вторым посыльным был я сам, а я вполне жив, как вы видишь. Это был пепел самого отца Гидеона.

— Вздор!

— Ничуть не вздор. Я пробрался в его дом и заколол старого священника этим же кинжалом. Кстати, сплоховал, о чем жалею — он успел вскрикнуть перед смертью. Старые солдаты, их них получаются плохие священники… К несчастью, его крик услышал патруль стражи, проходивший под окнами. Мне ничего не оставалось делать, как достать термическую гранату и превратить его мертвое тело в горсть золы. Не бойся, к этому моменту он уже ничего не чувствовал. Ну а капитану Ламберту я сказал, что это останки того сумасшедшего самоубийцы, который проник ко мне. И капитан был достаточно глуп чтобы эта версия его удовлетворила. А я, разумеется, всеми силами старался поддержать его в мысли о том, что это дело рук каких-то умалишенных грабителей. Мне надо было продержаться в образе отца Гидеона каких-то семь дней, до Праздника Тела и Крови Христовых, на котором я оказался бы возле графа, лишенного своей многочисленной охраны. Этот шанс я должен был использовать. Увы, с самого начала произошло некоторое количество недоразумений, которые, наслоившись друг на друга, привели к весьма забавным и даже рискованным для нас последствиям… Во-первых, капитан Ламберт вздумал посоветоваться по поводу странной кражи со своим старым приятелем и наткнулся на вас. Нет, ваш аналитический ум не стоил и ломанного гроша, но ваша манера влезать без спросу и без оглядки куда ни попадя, стоила многих нервов… Во-вторых, старый дурак Гидеон приперся сюда же для душеспасительной беседы. И этого оказалось достаточно чтобы вы заявились с Бальдульфом ко мне домой… простите, домой к покойному отцу Гидеону, — он издал смешок, — И наговорили жуткой ерунды, которая, однако, из-за своей убедительности запала в голову капитану Ламберту. Этот безмозглый сопляк с самого начала был под твоим влиянием. И это было очень плохо, так как он, хоть и не являлся близким доверенным слугой графа, все же имел к нему отношение. А я очень не хотел чтобы Его Сиятельство ощутил хоть малейший сквознячок прежде чем я доберусь до него.