Сергей Жилин - Иоанниты

В итоге он вновь отвёл взгляд, чмокнул губами и наклонился поднять свои грязные во всех смыслах деньги.

- Всего лишь ваза... - сам не веря своему аргументу, чуть слышно брякнул он.

- Тебе артефакт вдруг стал "всего лишь"? Мы по всему Континенту мотались, вырывали их у этих ворюг, чтоб ты карманы свои набивал? Сколько ты уже всего продал?

- Ты за кого меня принимаешь? - топнул ножкой коротышка. - Это был первый и последний раз! За ту работу, что нам находит Франц, платят гроши - мне осточертело жевать хлебные крошки!

- У нас нормальные кров и еда...

- Для тебя, босяк, может быть, - каркнул озверевший Рассел. - Мне осточертело! Я иоаннит, а не нищий из Чудо-города! У меня есть гордость!

У меня ещё много есть чего сказать поганцу, но его контрвыпад вышиб меня из колеи, обвинения застряли в горле. Словно бы на мгновение стало стыдно так набрасываться на товарища. К тому моменту, как ошибочный стыд прошёл, Рассел зашёлся новой тирадой:

- Да, это ошибка, так нельзя... Но сколько ж можно? Не воровать же. И продал-то какую-то бесполезную вазу! Как будто в Ордене кому нужны цветы! Ты видел в Ордене хоть один цветочек, Август?

- При чём тут цветы? Что ты за оправдания себе ищешь? Думаешь, Франц станет разбираться, мелочь ли ты продал?

- Ты собираешься Францу сказать? - по-настоящему испугался Рассел. - Ты с ума сошёл? Франц же помешан на Кодексе и всей той ерунде, что там написано! Он как узнает, что я сделал... ты же прекрасно знаешь, что я для него стану не лучше Тешмара! Вспомни, что с ним сделали.

- Убивать он тебя не станет.

- Кто его знает, он же принципиальный до безумия! Не смей ему говорить! Ты... ты не докажешь! Кого он станет слушать: тебя, никчёмыша, или меня, второго в Ордене?

- А деньги? - скрестил я руки на груди.

- При чём тут деньги? Я их спрячу, и где тогда будут твои аргументы?

- Вот тогда мы все вместе отправимся в тайник и поищем Вазу Флоры.

Коротышка понимает, что загнан в угол. Поначалу это вынудило его давить на меня. После того, как я выстоял, ему ничего не остаётся, как перейти ко второму варианту: резко погрустнев и сжав свой лоб, он принялся уговаривать:

- Слушай, Август, это же глупость. Не надо этим Францу голову морочить.

- Никакая это не глупость.

- Я понимаю, но... слушай, убивать он меня не станет, но мне не нужны неприятности, я не хочу, чтобы моя репутация пострадала, не хочу всех этих сложностей с Францем. Ты понимаешь?

- Хочешь, чтобы я молчал? - вздёрнул я подбородок.

- Не надо никому об этом знать. Я сделал это всего один раз, больше и не собирался. Схожу в нормальный ресторан, поменяю свою сгнившую рубашку и всё, мне многого не надо. В Ордене всё не слава богу, зачем лишние проблемы на пустом месте? Франц же сам себя накрутит, всех запишет в предатели - он и так нервный последнее время.

Я призадумался. Минуту назад я даже и подумать не мог, что войду в положение Рассела. Наверно, слишком мягок, деликатен. Кто-то скажет "великодушен", но в данном случае я своё поведение не готов оценить с положительной точки зрения.

Чёртово трепло этот карлик.

- Если ещё раз...

- Да ты меня за лавочника принимаешь? Я же сказал, что это не повторится!

- Ладно, никто не узнает, - произнёс я и отвернулся, пока вид Рассела не заставил меня передумать или пожалеть.

Тот облегчённо выдохнул, голос его стал мягким, каким я его никогда не слышал:

- Спасибо, Август, я твой должник. Серьёзно, если возникнут трудности, могу помочь. Может, сейчас что нужно?

- Да не нужно мне ничего от тебя.

- Ладно, но ты не забывай - обращайся.

Золотые, чтоб их, слова.

Мы подъехали к гостинице, где остановились Салли и Истер - она оказалась в паре кварталов от объекта-ипсилон, где всё ещё полыхает. Румяное зарево колыхается меж зданий с обманчивой уютностью. Пожарные отчаянно борются с тремя этажами пожара. Темнеет.

Гостиница в пять этажей, скромная, судя по безликому фасаду. Блёклые огни в окнах, вывеска почти незаметна. Хорошее место, надо полагать. Готов спорить, среди посетителей полно преступников, залёгших на дно, нерадивых должников и неверных мужей, приехавших повидаться с любовницами. А ещё здесь постоялец пытался покончить с собой, однако прыжок с четвёртого этажа окончился переломом обеих ног - парень выжил. Чья это была память?

Мы выгрузились на противоположной стороне улицы и собрались в кучу, чтобы обсудить предстоящие дела без посторонних ушей.

- Итак, надо разобраться, где в окрестностях Фанека может быть тот дирижабль, - взяла слово Салли. - В гостинице должна быть карта, можно спокойно посидеть и изучить её.

- Толково, - прохрипел Роде.

- А я всё-таки хотел попробовать добраться до нашей берлоги и посмотреть, что стало с Буревестником, - высказался Адам, всю дорогу от Божьей Иглы прыгавший, как будто на муравейник сел. Вот что его занимало.

- Хочешь пойти туда один? Сейчас? - недоверчиво проронила Виктория.

- Попробую.

- А как же рука?

- Бог с ней, справлюсь и так.

Бестия посмотрела в дали тёмных переулков, пытаясь высмотреть все опасности, которые Адам может встретить по пути. Дней пять назад она бы не просто отпустила его - сама бы приказала идти.

- Ладно, только осторожнее. Увидишь, что кто-то вертится возле убежища - не рискуй, сразу уходи.

- Без проблем.

И Адам ушёл. Спешные шаги чуть не перерастают в бег.

Занялась пауза - все молча провожают бандита взглядом. Нарушила молчание Виктория, в голове которой созрел подобающий план дальнейших действий:

- Так, значит, Салли, Истер, вы займитесь картой. Роде, надо избавиться от экипажа - это ты берёшь на себя. А у меня есть личные дела... Август, составишь мне компанию?

- Да, конечно.

- Хорошо, тогда разделимся пока. Салли, прошу прощения, какой у вас номер?

- Тридцать седьмой, на четвёртом этаже. Думаю, встретимся там.

- Договорились. Ладно, пойдёмте.

Роде влез на козлы и повёз экипаж с глаз долой. Истер устало приобнял Салии, и вместе они пошли в сторону гостиницы. Мы же отправились вверх по улице в направлении догорающего дома на улице Ауруминга. Честно говоря, понятия не имею, что за личные дела появились у Виктории, но, раз она не рассказывает, то спрашивать будет нетактично. Наверное... интересоваться делами дочери, с другой стороны, правильно.

А ещё моя голова занята дирижаблем. В фигуральном смысле занята, в буквальном он в мою голову не поместится, либо это будет очень маленький дирижабль. Кого я пытаюсь рассмешить этим детским юмором? Сам себя, не иначе.