Павел Багряк - «Фирма приключений»

Подумав так, Гард сам себе удивился: как легки мы на выводы, высосанные, можно сказать, из пальца! Как вам нравится: не «кто-то», а уже именно Гауснер организовал оба дела. Шедевр дедукции, который лучше утаить не только от шефа полиции Рэя Воннела, но даже от инспектора Таратуры и сержанта Мартенса, — кстати сказать, пора бы Таратуре уже объявиться со своей щеколдой.

И только подумал об этом комиссар, ожил селектор внутренней связи, и эксперт Кроуль произнес:

— Комиссар Гард? Если вас еще интересует, могу доложить, что обе щеколды, доставленные из квартиры антиквара Мишеля…

— Не тяните, Кроуль, — сказал Гард, — давайте результат.

— … были подвергнуты воздействию очень сильного концентрированного магнитного поля!

— Я ваш должник, Кроуль. Благодарю.

Ну вот, ниточка начинает наматываться на палец, но долго ли ей виться, какова ее длина… Пожалуй, теперь можно приступать к следственному эксперименту.

— Инспектор Таратура, — произнес Гард в микрофон, — где вы там, отзовитесь! Вы на месте?

— Да, господин комиссар, — через паузу ответил инспектор. — Прошу прощения, немного задержался.

— Опять вист?

— Не совсем. Расплачивался.

— Сочувствую. Однако и за дело пора: у Кроуля все подтвердилось. Магнит! Берите щеколды, добывайте аппарат, и к шестнадцати ноль-ноль я жду ответа. Вам все ясно?

— Одна нога здесь, комиссар, другая там!

— Я бы хотел, чтобы там были обе ноги, и как можно быстрее.

Гард, отключившись, подумал, что Таратура, слава Аллаху, относится к тем редким инспекторам полиции, на которых можно положиться. Но это вовсе не значит, что их не следует держать в строгости и постоянном напряжении. Почти каждый человек, получив возможность уцепиться за чей-то палец, испытывает непреодолимое желание оттяпать руку. И если это характерно для гражданских лиц всех калибров (особенно для жен по отношению к мужьям), то это трижды характерно для государственных чиновников, военных, политиков и полицейских, которые не мыслят себе карьеру иначе как с помощью откусывания рук, ног, а затем и голов у своего непосредственного начальства. Ладно, Таратура не такой, — во всяком случае, пока не такой, и уже за одно это спасибо… кому? «Самому себе!» — подумал Гард, вспомнив, как три года назад, впервые познакомившись с рядовым полицейским Таратурой, он сразу отметил у него живость ума, исполнительность, инициативность и полное пренебрежение к материальным компенсациям любых физических и моральных трат, а потому не только приблизил его к себе, но за короткие три года вывел в инспекторы, о чем жалеть пока не приходится. У военных есть такой термин: годен, но не обучен. Это куда лучше, чем обученный, но не годный, и Гард с тоской предвидел то время, когда он, комиссар полиции, этим «негодным» станет, и совершенно искренне белой завистью завидовал Таратуре, который еще три года назад был всего лишь годным, а теперь без его прямой помощи уже превращается в обученного, и сколько же лет у него впереди!..

Пора обедать. Гард набросил пиджак, вышел из кабинета и лифтом поднялся на тридцать второй этаж, где находился «комиссариат», как называли казенный ресторанчик для чинов высокого полицейского ранга. Иногда, демонстрируя начисто отсутствующий в действительности, однако нужный для подчиненных демократизм, в «комиссариат» спускался сам Рэй Воннел. Между прочим, именно «спускался», «снисходил», ибо кабинет министра Воннела был на самом последнем, тридцать третьем, этаже, в то время как все прочие полицейские чины, даже заместители министра, вынуждены были «подниматься» не только до Воннела, но и до «комиссариата» — этой, по сути дела, казенной столовки с казенным запахом, в которой кормили ничуть не лучше, чем в любом городском бистро, — кстати сказать, и не дешевле.

На сей раз в «комиссариате» царило спокойствие. Воннела не было, все столики были пусты, если не считать одного, за которым сидел комиссар Робертсон, хотя наличие его вовсе не означало, что пустота зала хоть чем-то заполнена. Робертсон встретил Гарда милой улыбкой, вежливым приветствием и жестом пригласил к себе за столик. Гард, поблагодарив коллегу, сел тем не менее у окна, сославшись на необходимость «кое о чем» подумать, на что Робертсон абсолютно не обиделся. Он вообще ни на кого никогда не обижался, и все знали, что к людям, провозглашающим желание «подумать», он относился с таким почтительным восхищением, с каким обычно относятся к цирковым магам и фокусникам, поражаясь их фантастической способности творить чудеса.

Громадные часы на ратуше пробили три раза, когда Гард, покончив с едой, отхлебнул два глотка кофе, поморщился — они научатся когда-нибудь варить приличный кофе? — и вышел из «комиссариата», кивнув на прощанье Робертсону, как будто и не собирающемуся покидать заведение.

В кабинете его уже ждал Таратура, не скрывающий своего смущения.

— Не вышло, — констатировал с порога Гард, едва взглянув на инспектора.

— Мы взяли самый большой, какой только возможно, магнит, но щеколда не сдвинулась ни на миллиметр!

— Что говорят эксперты?

— Мощность недостаточна! Эффекта можно достичь лишь с помощью электромагнита, притом очень сильного. Но такой магнит убийца применить не мог!

— Почему?

— Это целая установка, господин комиссар. Ее надо перевозить автомашиной. А чтобы поднять на второй этаж, одного человека мало, как минимум, необходимы трое! Концертный рояль!

— Час от часу не легче! — сказал Гард и сел наконец в кресло. — Садитесь, инспектор. Давайте думать.

— Получается, — предположил Таратура, — что версия с магнитом не проходит.

— Да, получается.

— Но, с другой стороны, обе щеколды подвергались воздействию магнита, это же факт.

— Да, — сказал Гард, — это факт. В том-то и дело.

— Но как же, в таком случае?..

— Таратура, — перебил Гард, — я полагаю, что преступник применил магнитное устройство, о существовании которого и даже о возможности его существования наши эксперты еще не знают. Это устройство, во-первых, мощное и, во-вторых, компактное, и это говорит о том, что на Гауснера работает талантливый изобретатель.

— На Гауснера? — удивился инспектор.

— Или на Фреза. Я тут кое-что посмотрел, вы потом познакомитесь с моими выкладками. Пока что будем исходить из этой гипотезы — в деле замешан талантливый специалист.

— Ну, шеф, если талантливый, — сказал Таратура, — то тем лучше! Талант легче найти, этих людей не так уж много.

— Пожалуй. Наметим такой план: срочно проверьте по нашим каналам, все ли молодчики Гауснера и Фреза на месте. Их, кажется, на прошлый месяц было около тридцати у каждого.