Алекто. Сокровище морганов (СИ) - Львофф Юлия

- Две последние жертвы – из местных: вдова пекаря Мартина и наш управляющий Мадобод, - с готовностью начала отвечать Алекто, воодушевлённая тем, что её слушают и, кажется, верят ей. – А вот первая – незнакомая девушка, прибывшая на остров неизвестно откуда и неизвестно к кому. Хотя она говорит, что желала увидеться со мной, чтобы предупредить об опасности...

- Она так говорит? – изумилась Радегунда. – И когда же она сказала вам об этом?

Только сейчас Алекто поняла, что допустила ошибку; забрать свои слова обратно было поздно, и ей оставалось открыть хотя бы часть правды.

Внимательно выслушав рассказ девушки о её необычном сновидении, в котором ей явилась утонувшая незнакомка, Радегунда побледнела.

- Мадемуазель Алекто, я хочу сделать вам подарок, – неожиданно заявила она и, сняв со своей руки массивный, чеканного золота браслет, протянула его девушке: - Возьмите! Это вам!

Алекто опешила:

- Мне?

- Примите этот браслет как подарок в память о нашей встрече и никогда не снимайте его, - ответила Радегунда; затем, не обращая внимания на растерявшуюся девушку, она сама надела браслет ей на руку и защёлкнула его на её тонком запястье.

Алекто не успела поблагодарить свою новую знакомую. В это время в пиршественном зале раздалась нежная мелодия флейты и вслед за нею протяжные звуки волынки. Гости, сидевшие за уставленными угощением столами, возбуждённо зашумели.

Но вот всё стихло – хозяин замка подал сигнал к началу музыкальных состязаний заезжих менестрелей.

- Увидимся позже, - шепнула Радегунда, склонившись к уху Алекто, и, по-дружески пожав ей руку, торопливым шагом направилась к заждавшемуся её герцогу Ортенау.

Глава 10

Состязания менестрелей на Раденне устраивались не только на потеху гостям, но и на радость самим музыкантам. Ведь не каждый день талант столь щедро поощрялся: наградой победителю было обещано личное покровительство маркграфа. Это значило, что, странствуя по острову, выигравший в состязаниях менестрель получал бесплатный кров и еду в любом доме. Музыкант имел также право выбрать дом по своему желанию и остаться гостить в нём столько, сколько ему будет угодно.

Когда в пиршественном зале прозвучал громкий голос маркграфа: «Музыка!», менестрели, сидевшие во дворе, схватили свои инструменты и побежали в замок. Вслед за ними потянулись и остальные гости; одни вошли внутрь, а другие толпой обступили открытые двери и окна.

Первый участник состязаний, стройный юноша, откинул назад кудрявую голову и затянул незатейливую песенку о любви пастушки и пахаря под аккомпанент такой же незатейливой мелодии.

Окинув взглядом слушателей, Алекто заметила, как Радегунда кивком головы представила её герцогу Ортенау. Герцог пристально взглянул на девушку и что-то сказал Радегунде, небрежно пожав плечами.

Уловив эту небрежность, Алекто так и вспыхнула, а затем, отведя глаза, увидела маркграфа.

Эд де Туар неотлучно находился в зале, уделяя внимание гостям из Лютеции с таким усердием, что весь обливался потом и поминутно утирал платком лоб и затылок. Однако, несмотря на радушие, Алекто показалось, что втайне маркграфа удручает какая-то неотступная мучительная забота. Не менее озабоченным, несмотря на любезную улыбку, не сходившую с его лица, выглядел и Дуан Бальд.

Состязание шло своим чередом. Один странствующий менестрель сменял другого. Лилась музыка, звенели голоса; гости – они же слушатели – вели себя по-разному. Одни слушали внимательно и с удовольствием, другие отпускали непристойные шутки и громко выражали своё мнение. Полыхал огонь в огромном закопченном камине; обильно лился эль, вино же подавали в кувшинах только на тот стол, за которым сидели гости из Лютеции.

И вот, когда уже умолкли дудки, волынки, арфы и свирели, и хозяин замка обратился к судьям из числа почётных гостей с просьбой назвать победителя, объявился ещё один участник.

То был рослый темноволосый юноша с приятным лицом и чёрными жгучими глазами. С его плеч ниспадал широкими складками длинный плащ, на зелёной шляпе, поля которой были загнуты на затылке, трепетало ястребиное перо.

Юноша взял виолу, настроил её и, проведя смычком по струнам, извлёк из неё негромкие звуки; поиграл немного и затем запел. У него был сильный и певучий голос, а слова старинной песни оживали в простых, знакомых каждому образах: скалистый берег, бушующее море, тёмное грозовое небо. Под звуки виолы они создавали историю о любви рыцаря и прекрасной рыбачки, которая, не дождавшись его из далёкого похода, бросилась со скалы в морскую пучину.

Все, кто был в это время в зале, словно зачарованные, не сводили с юного менестреля горевших восхищением взоров.

Последний аккорд – и он закончил. Ещё мгновение смотрел неподвижно вперёд, затем как ни в чём ни бывало отложил виолу и слегка поклонился притихшим слушателям.

Раздался гром рукоплесканий. Было ясно: безвестный певец никого не оставил равнодушным.

- Как твоё имя? Откуда ты? – Отступив на шаг, принялся расспрашивать юношу маркграф, заметно подобревший после обильной еды и хмельного вина.

- Моё имя Обер Видаль. Я странствую по всему миру, а родом я из Дорестада, поэтому меня часто называют просто Дорестадец, - ответил юноша, учтиво сняв шляпу.

- Ты прибыл издалека, Дорестадец, - заметил маркграф. И прибавил: - Ни у кого в этом зале не осталось сомнения, что лавры победителя по праву достались тебе. Ты уже решил, у кого из жителей нашего острова хотел бы погостить?

В ожидании ответа менестреля собравшиеся в замке замерли с одинаковым выражением любопытства на лицах. В наступившей тишине слышно было только слившееся в единый звук тяжёлое дыхание присутствующих, напоминающее шум гигантских мехов. Даже слуги, вносившие блюда, застыли на месте.

- Я счёл бы за честь остановиться в Бруидене да Ре, - наконец раздался звучный голос менестреля.

Тотчас удивлённые взоры разом, как по единому велению, обратились к Алекто.

Но вряд ли кто-либо из собравшихся в доме маркграфа испытывал большее недоумение, чем сама Алекто. Почему странствующий менестрель выбрал именно Дом папоротников? И могло ли относиться к этому человеку, чужаку, предупреждение утопленницы остерегаться новых знакомых?

Но какими бы тревожными ни были мысли и чувства Алекто, она не могла не подчиниться воле маркграфа.

Приближался вечер, и пора было начинать танцы. Свежий вечерний ветерок уже обвевал лица, разгорячённые едой, хмелем, разговорами и смехом.

Оглядев гостей, Эд де Туар – как и подобало хозяину замка – подошёл к одной из дам, прибывших вместе с герцогом Ортенау и пригласил её. А когда та в знак согласия поклонилась ему, маркграф махнул музыкантам и крикнул:

- Эй, музыку!

Зазвучала мелкая барабанная дробь, сопровождаемая мелодией волынки, и долгожданные танцы начались. Взявшись за руки, мужчины и женщины образовали хоровод и принялись ходить по кругу то в одну, то в другую сторону. Движения ускорялись по мере того, как быстрее, веселее и задорнее звучала музыка. Женщины сохраняли всю важность и грацию, свойственную этому танцу, который назывался кароль; мужчины же передвигались широким шагом, иногда вприпрыжку. Время от времени танцующие разрывали цепь и кружились на месте, чтобы затем, снова взявшись за руки, продолжить движение по кругу.

Цепочка заканчивалась танцем пар. Вообще же пары то и дело сменялись и всякий раз подбирались по-иному. Кое-кто из мужчин запасся нитяными перчатками, но у большинства их не было, и перед началом танца руку, в которой должна была покоиться рука дамы, они обматывали куском полотна. По окончании танца все кавалеры отводили своих дам к лавкам или хотя бы к стене, благодарили за удовольствие и учтиво кланялись.

Алекто, которая любила танцевать, едва зазвучала музыка, уже не могла устоять на месте. Тем не менее ей нужно было дождаться, когда её пригласит Данафрид: ведь если бы она начала танцы с другим мужчиной, это дало бы повод для сплетен.