Мой муж – чудовище - Даниэль Брэйн
В печурке заплясал огонь, и я прикрыла дверцу: пусть разгорится, скоро здесь станет тепло. Мокрая доха сковывала движения, но теперь я могла ее снять. Потом я зажгла свечи, одну поставила на окно – если кто-то будет проходить мимо, а может, и проезжать по дороге, заметит, что в домике кто-то есть. Затем я открыла дверь, зачерпнула котелком немного чистого снега, заперлась изнутри и поставила котелок на огонь.
Комнатка была невелика. Печь, небольшой столик, абсолютно пустая полка, деревянный лежак, покрытый куском грубой, замызганной чем-то холстины, на этой холстине мне предстоит спать… неприметная дверь. Туда я сунулась сразу – но там тоже была пустота. Похоже, что это хранилище, подумала я и осветила его получше.
На полу виднелись темные пятна.
«Это охотничий домик».
Этим все объяснялось. Придумывать нечего. Здесь лежали тушки зверей. Пятна – обычное дело. Они и должны быть, разве нет? Но я все равно захлопнула дверь, испытывая омерзение.
И затаенное чувство страха, что такие крупные пятна не остались бы от тушек зайцев и лис.
Я пыталась успокоить себя, что я в безопасности и в тепле, и сейчас это главное. Утром или, может быть, днем я отправлюсь домой, а пока нужно согреться, просохнуть, поискать, есть ли что-нибудь вроде отваров трав и какая-нибудь еда, и лечь спать, когда печка полностью прогорит, и не забыть закрыть заслонку. Даже если кто-то будет бродить неподалеку, он меня здесь не тронет.
Я пошарила рукой по полке. Пусто, совсем ничего, вероятно, те, кто уходил отсюда последним, истратили все припасы.
Или нет. Я припоминала: как обустроены такие домики? Где-то должны быть лекарские снадобья, обязательно, ведь на охоте случается разное. И какая-то еда, но вот где?
Посмеиваясь сама над собой, потому что выглядела я нелепо, я опустилась на колени, полезла под лежак и сразу наткнулась на небольшой сундучок.
Как я и предполагала, там были завернутые в тряпки снадобья, назначений которых я не знала, и что-то, похожее на согревающий сбор с имбирем. Радуясь как ребенок, нашедший долгожданный подарок, я бросила сбор в котелок и с наслаждением вдыхала терпкий запах. Меня уже не знобило, страх прошел, осталась только невероятная гордость. Сказать кому, и никто не поверит, что я смогла избежать верной гибели. Я и сама не верила, словно все это было продуманной кем-то игрой.
Тряпку я продолжала держать в руке и не сразу сообразила, что с ней не так. Она показалась мне знакомой – я уже где-то видела герб, грубо вышитый на ней, видела точно. Он был на моей карете, на рыцарских щитах в нашем доме, и хотя я почти не разбиралась в геральдике, ошибиться я не могла.
В этом не было ничего странного. Клочок, оставшийся от парадной скатерти. Никто ведь не станет пускать на тряпки еще хорошую вещь и выбрасывать вполне пригодную для хранения всякой мелочи ткань. И то, что тряпка из нашего дома, тоже нормально: тот же Алоиз мог завернуть в нее сбор. Я искала подтверждение сама не знала чему.
Домик не выстудило окончательно – это я поняла, когда осмотрела все до последнего закутка. Какими бы плотно пригнанными бревна ни были, как ни был бы слаб ветер, здесь кто-то останавливался не так давно. Даже снег, наваленный на крыльце, не казался мне доказательством – пара метелей, и скрыты следы.
Я медлила, стоя у двери. Выходить на улицу было безумием – не потому, что меня кто-то там поджидал, а потому, что это остудило бы домик. Я сказала себе – перестань, вернулась к печке, подкинула дров, посмотрела, как лижет огонь сухое дерево. Оно не горело бы так легко, если бы печь давно не топили и поленья успели бы отсыреть.
На улице вновь мело. Перед глазами была чернота и мелькали крупные белые хлопья. Мороз отступил, но если бы я не пришла сюда, то лежала бы где-то на обочине тракта уже неживая.
Вот мои же следы. Над крыльцом нависал козырек, их не замело окончательно. Есть ли чьи-то еще? Или нет?
То мне казалось, что я четко вижу, что кто-то до меня заходил в этот дом. То я убеждала себя, что все – иллюзия, но прийти к однозначному выводу никак не могла. Надо было запирать дверь и ждать, пока можно будет лечь спать.
Я услышала не шаги, только треск кустов или веток, вздрогнула, выпрямилась и заметила тень. Та ли самая, по следам которой я пришла сюда, или та, что заманила меня сюда по следам?
Я вскрикнула и метнулась в дом. Пальцы не слушались, я никак не могла запереться и не знала, где тот, кто пришел за мной. Наконец задвижка встала на место, и я с запоздалым ужасом поняла, что в домике не нашла даже ножа.
Я бросилась к сундучку, перевернула его и вытряхнула содержимое на пол. Ничего, лишь снадобья и какие-то записи – наверное, как эти снадобья применять.
У меня есть огонь, вспомнила я и метнулась к печке.
В тот момент, когда пламя, подступившись пару раз, прихватило длинное и тонкое поленце, раздался сильный удар по двери.
И еще один.
И еще.
Глава восьмая
– Миледи! Ваша милость! Откройте! Ради Ясных, вы живы!
На меня накатило опустошение. Вот и все, я спасена. И слабость навалилась такая, что я руки не могла протянуть к задвижке, а Филипп продолжал истошно вопить и колотить по толстому дереву.
Я подошла к печке, сунула в огонь поленце и только потом отворила дверь. Филипп, мокрый, взволнованный, при виде меня всплеснул руками и плюхнулся на колени.
– Миледи! Да благословят вас Ясные! Как же так?! Куда же вы?! Я уж думал!
– Где ты был? – глухо спросила я. Мной овладело полное безразличие ко всему, и к тому, как я оказалась здесь, тоже.
– Так там дерево на дорогу упало, ваша милость, я его углядел, поволок в лес, иначе карете-то никак не проехать, а тут крик…
Крик. Да, кто-то кричал.
– Чей?
– Да я и не разобрал, миледи, испугался, что ваш, да зацепился за что-то, за ветку какую-то, пока выпутался, выскочил, а карета ваша мимо меня пронеслась! И так скоро, я и не разглядел, кто на козлах! Думал, вы служанку отправили править с перепугу. Да мне надо было сказать!
– Встань, – прошептала я.
С Филиппа натекла на пол лужа, снег залетал в комнату и тут же таял, выдувало тепло. Я
