Анна Дашевская - Кастрюлька с неприятностями

Сад кончался метрах в шестистах от дома, дальше был высокая металлическая решетка, а после нее начинался город: там шумела, смеялась и пела Барса.

Хозяйка дома не любила шум, смех и в особенности пение.

Женщина подошла к зеркалу и задумчиво посмотрела на свое отражение. Сейчас, здесь, в собственной спальне, в доме, где до утра не появится никто, она скинула все привычные маски. Сейчас она выглядела так, как должна была бы: очень немолодая, очень ухоженная дама без капли природной красоты. Седые волосы росли редкими кустиками, обвисшие щеки наводили на мысли о бульдогах, а болотно-зеленые глаза под полуприкрытыми веками взирали на окружающий мир без какой-либо приязни.

— Если вдуматься, — сказала она вслух сама себе, и голос прозвучал резко, — если вдуматься, то уже лет триста, как я должна была бы покоиться на Вышеградском кладбище. Рядом с папочкой и мамочкой.

Она вспомнила, как нашла в небольшой отцовской библиотеке тонкую книжку на неизвестном никому языке. Брат тогда посмеялся над ней:

— Мартышка, это книга заклинаний на древнем языке орков! Никто в Праге не умеет на нем говорить и читать!

— Даже пастор Пикарт?

— Даже сам раби Бен Бецалель! А тебе и вовсе незачем это читать, женщины не бывают магами!

Марта тогда страшно разозлилась на брата, и сама себе поклялась, что настанет день, когда она прочтет все заклинания из этой тоненькой книжечки.

И прочла. Услышала, как звучат жутковатые, неровные фразы. Увидела, как от одного движения ее пальца мгновенно превращается в прах и пыль молодой и здоровый человек. Почувствовала, как опьяняет сила.

Врал братец, женщины бывают магами. Она стала магом, еще и посильнее его самого.

Раскрыв сумочку, женщина вытащила из нее несколько конвертов и перебрала их, бросая просмотренное в камин:

— Магнуссен… Нет, дружок, на Христианию мы больше не рассчитываем. Ковальски… Гренель… Бендржих…

С каждым следующим конвертом ее лицо мрачнело. Наконец последний полетел в огонь, сопровождаемый энергичной, но совершенно непристойной фразой.

Слегка успокоившись, хозяйка дома налила себе вина из стоящего рядом с кроватью графина, отпила несколько глотков и сказала, глядя сквозь рубиновую жидкость на огонь:

— Подумать только, даже от братца, оказывается, может быть польза! Если бы не его опыты с эльфами, мне пришлось бы поменять планы! Конечно, это не совсем то… Но, если мои идиоты-помощники не сумеют добыть никого из королевских семейств, я обойдусь и эльфийской кровью. До Имболка еще два месяца, я все успею подготовить. Ах, Лавиния, Лавиния, как же ты мне надоела!

Вино сегодня явственно горчило, и она отставила бокал.

Ну, да, оглядываясь назад, она понимала, что многое стоило бы сделать иначе. Может быть, даже и менее жестоко. Впрочем, перед собой можно не лицемерить: вот уж о чем она никогда не задумывалась, так это о какой-то моральной стороне того, что делала. В конце концов, ощущение собственного могущества пьянит куда сильнее вина, так что о нравственной стороне дела можно уже забыть. Скоро, скоро ее могущество возрастет неизмеримо, осталось несколько шагов.

Надо ложиться спать. Завтра она начнет новый раунд игры, и вот уж его-то она точно выиграет.

Часть 3

Семь гвоздей с золотыми шляпками

Глава 1

Разумеется, Марсиана валялась в моем любимом кресле возле камина.

Никому не известно, почему, но и я, и моя кошка предпочитали то кресло, что стоит правее — хотя слева точно такое же, с такой же гобеленовой обивкой, мягкими подушками и скамеечкой для ног.

— Бакстон!

— Слушаю, мадам! — дворецкий материализовался за моей спиной.

— Бакстон, позовите Марсиану на кухню и налейте ей молока.

— Осмелюсь заметить, мадам, Марсиана предпочитает сливки пятнадцатипроцентной жирности.

Я удивилась. Никогда не замечала за своей кошкой склонности к чревоугодию.

— Марсиана, неужели у тебя так изменились вкусы? — она все-таки повела ухом. Что ж, со стороны кошки это можно считать проявлением уважения.

На низком столике рядом с камином уже был приготовлен поднос с моим ежевечерним набором — графин с aqua vita (шестнадцатилетний островной нектар, напиток богов — если боги могут себе это позволить, конечно), подставка с любимыми трубками и несколько жестянок с табаком.

Ну да, я курю трубку. С тех самых пор, как оставила полевую работу.

Пробовала и сигары, но, честно говоря, трубочный дым мне вкуснее, да и для исследований подходит лучше. Он гуще.

Впереди длинные выходные, bank holidays, я никуда не спешу и никого не жду сегодня.

Камин у меня в малой гостиной, потомки называют ее «бабушкина полосатая комната». Те потомки, которые вообще бывали в моем доме. В тот момент, когда я ее обновляла, мне понравился полосатый шелк из Тариссы, его еще называют «паучий»; так что шторы и подушки как раз и сделаны из этого прекрасного, плотного, совершенно не истирающегося шелка. А поскольку в зимние вечера я курю именно здесь, все прочие члены моей семьи уверяют, что без кислородной маски в эту гостиную не зайдешь.

Бакстон снова возник рядом с моим креслом совершенно незаметно, вот только что была лишь красно-оранжевая загогулина на ковре, и, на тебе — ее попирают черные блестящие ботинки моего дворецкого.

— Могу ли я запирать двери на ночь, мадам?

— Да, Бакстон, запирайте и идите спать, сегодня я никого не жду.

— Благодарю Вас.

Дважды щелкнул замок парадной двери, тихонько звякнули ставни в библиотеке, в столовой, скрипнул ставень французского окна в большой гостиной… Горничные давно разошлись по своим комнатам — только я оставалась у камина в любимом кресле, да Марсиана сидела у огня и щурилась.

Еще пару месяцев назад рядом, в моем кабинете, вздыхала и щелкала клавишами компьютера Марджори, моя компаньонка и секретарша на протяжении последних тридцати лет. Но в конце апреля она поссорилась со мной (да-да, не МЫ поссорились, я вообще практически не принимала участия в этом позорище, только молчала и хлопала глазами). Поссорилась и мгновенно отбыла, не оставив адреса.

Почему позорище?

Ну, а как еще можно назвать сцену, устроенную одной женщиной неопределенного возраста «очень сильно за 80» другой женщине такого же возраста, и, Боже мой, из-за чего? Из-за мужчины!

Должна ли я сознаться, что последний мужчина, из-за которого я готова была беспокоиться, был моим же мужем? Последним. Ну да, третьим, ну и что?

Я вздохнула и посмотрела на фотографию Ласло, стоящую на столике — грех был бы жаловаться, он был хорошим мужем. Хотя и умер невовремя, оставив меня разбираться с кучей неоплаченных счетов, неверных решений, с истеричными женщинами, с нововведениями на семейных предприятиях, которые и так прекрасно работали не первый десяток лет, и прочая, и прочая… И как можно было в пятый раз использовать те же бочки из-под шерри для закладки односолодового aqua vita? Даже моя правнучка Дани, а ей всего восемь, прекрасно знает, что четвертая закладка — последняя!