Лев Гурский - Есть, господин президент!

— Сто миллионов долларе, — хрипло произнес мистер Роршак. — Переводом на любой счет… в любой банк…

— Большой прогресс, — одобрил Ваня, — раньше он вообще хотел заполучить Парацельса на халяву. А когда очнулся у нас, начал с двадцати миллионов. Ты, Яна, благотворно действуешь на него. Только мы-с, мистер Роршак, книгами-с не торгуем, это вы не по адресу. Вам надобно обратиться в магазин «Москва», на Тверской, у них круглосуточно… Шучу. Двигаемся дальше. Вот этот герой с подбитым глазом — герр Макс-Иозеф Кунце, гражданин великого герцогства Кессельштейн… ой, извини, Яна, ошибочка вышла: это товарищ Лаптев с улицы Лубянки. Ты-то сама знала про этот фокус? Меня, например, только мои охранники час назад просветили. Я поражен успехами ФСБ… А ничего, герр

Штирлиц, что я вас так запросто раскрыл? Ну не хмурьтесь, тут все свои, никто не проболтается. Или думаете, ваш генерал Голубев на меня из-за вас обидится? Зря. В последний раз, когда я говорил с ним, он лихо придуривался, что не помнит никакого Лаптева-Шмаптева. А на нет и суда нет. Да и вообще ваш генерал мне сделал большую подлянку, поэтому чихать я хотел на его обиды… Ап-чхи…

— Прости, Яна, я пытался… — пробурчал Макс. Синяк у него под левым глазом уже начал отсвечивать яркой светофорной желтизной. И губа распухала. — У них в ФСО спецподготовка получше…

— О, не сердись на него, Яна. — Голос Вани звучал прямо-таки дружески. — Он старался, честно, без дураков. У двух моих охранников, если хочешь знать, теперь на мордах фингалы и пострашнее… Ну все-все, хватит об одном герое — тут их у нас целый выводок. Вот, пожалуйста, господин бухгалтер из «Черкашинских пирожных», отчаянный дед! По дороге сюда пытался выскочить из мини-вэна, на полном ходу. Жизнью, можно сказать, рисковал, чуть дорожную аварию не устроил… Мерси тебе, благородный старик, а мы с Яной перемещаемся дальше.

— Эх, гад, попался бы ты мне при Эль-Аламейне! — сердито сказал Ване вслед Глеб Евгеньевич. — Я бы тебя, подлеца, в песок закопал и танком переехал… Я бы тебя прямой наводкой…

— А вот эти два чучела, — Ваня подкатил мое кресло поближе к шаманам, — удивительнейшие создания! Знаешь, Яна, почему они в Москве? Ты не поверишь: я сам же их и позвал. Думал, что народная мудрость, от корней, мне для чего-нибудь сгодится. Но вы со своим Штирлицем дурно влияете на детей тундры: вместо мудрости из них поперла одна народная глупость. Нет, кроме шуток. Оба могли бы отсидеться, мы бы их вовсе не заметили. Так нет же! Сами вылезли! И своими бубнами с колотушками попытались затормозить нашу машину… Вот мы и прихватили их, за компанию.

— Напрасно вы, Валера, в самом деле, — попеняла я младшему из камуцинцев. — Ну что за самодеятельность! Мы же вас просили, дорогие, — не лезть на рожон, только наблюдать.

Шаман-стажер наклонился к Халунаю Удхе, пошептал ему в ухо.

— Эмде алгыс эзен, — торжественно объявил Удха, обращаясь к потолку. Потом немного помолчал и добавил, уже глядя куда-то мне за спину: — Хэсе оориг, хэсе нуоральыма булгусса.

— Он говорит, что так пожелали духи, — перевел Валера. — А еще он говорит: тому, кто высоко взлетел, больнее падать.

— Надо же! — рассмеялся Ваня. — Ваши духи как будто у нас работают. Больнее, а то мы не знаем. Потому-то мы и роняем других, но сами предпочитаем не падать… Ну хорошо, едем дальше. — Щебнев снова подтолкнул мое кресло. — Вот это девушка Света. Она, Яна, так тебя защищала, так защищала… и навела меня на одну интересную мысль, за что ей спасибо… Нечего хныкать, я бы и сам додумался. Яна, скажи ей, пусть не разводит сырость…

— Светик, не плачь, — стала успокаивать я продавщицу, — и не обращай внимания, у него такие гадские приколы, плюнь на него.

— Ага, женская солидарность, — заметил, хихикая, Ваня, — правильно, так нас, гнобите, это помогает. Скажи ей еще, что все мужики — сво… Все, двигаемся дальше, я еще не представил тебе двух своих соратников. Знакомься: этот жующий господин — депутат Госдумы, телезвезда, лидер партии «Почва» Тимофей Погодин. Из его офиса вы и забрали тех двух сибирских чучел…

Господин Погодин, очень похожий на себя-пупса, равнодушно махнул мне левой рукой. Правой он цепко держал половинку сэндвича.

— Чопчу мэгэджек те, — сказал Удха, кивнув в сторону Погодина. А Валера сейчас же перевел:

— Ему надо сбросить вес.

— Идите вы в тундру! — отмахнулся депутат.

Он слопал сэндвич и осмотрел пустую ладонь. Слизнул крошки и о чем-то задумался.

— Гляди, Яна, — Щебнев между тем продолжил экскурсию, — ты узнаешь молодого человека? Он, он, наш артист, уже отмылся. Зовут его Органон, это не сценический псевдоним, а настоящее имя. У парня большой талант, а? Так сыграть полутрупа!..

— Ду-у-у-у-ура! — протянул талант. В руке он держал пистолет и дулом почесывал макушку. — Я, Иван Николаевич, чуть не оборжался, когда она меня на себе перла… Изо всех ведь сил!..

— Органон, скотина ты неблагодарная, — мягко упрекнул Щебнев своего молодого соратника. — Мог бы хоть спасибо ей сказать, она тебе, между прочим, жизнь спасала. Ну думала, что спасала… И поосторожней ты, бога ради, с оружием. Тебе его дали для солидности, а не для самоубийства. Вышибешь себе мозги, других от меня не получишь. У нас здесь не Изумрудный город… Ну, продолжаем путь… Стоп, уже приехали. Вот мы и добрались до виновников торжества. Ти-ши-на. Имею честь представить вам Юрия и Антонину Черкашиных, самых гениальных кондитеров Всея Руси. Ну-ка всем дружно радоваться, кому говорю!

Лицо у Антонины было совсем не радостное, а усталое и обиженное. На скуле у мрачного Юрия я заметила свежий кровоподтек.

— Вот ведь какая ерунда получается, — сказал мне Ваня, наклонившись к самому уху. — Когда титанические трудности пройдены, возникают трудности идиотические. Посуди сама: у нас есть все, чтобы сделать лучшее в мире пирожное. Продукты есть, кулинары есть, печка есть, а теперь я и рецептом владею. Вот оригинал. Вот перевод на русский. Забыли — подскажем, устали — поможем. Трудись — не хочу. Чего же нет? Доброй воли. Ты не поверишь, Яна, эти странные люди, твои друзья, отказываются испечь даже одно пирожное. Мне хватит одного для начала… Так ведь нет! Почему? Не желают. У них сомне-е-ения. Одна надежда на тебя, Яна. Ты у них вроде как в авторитете, пообщайся с ними.

— Яночка, мы не хотим… — шепотом призналась Антонина. — Я сама не понимаю, отчего так. Мы раньше их пекли, и все хорошо… А сейчас мне не по себе… Душа не лежит. Что-то скверное тут затевается. Я даже толком объяснить не могу, но чувствую…

— Антоша права, — согласился Юра. — Зрение легче обмануть, чем слух. Ваш голос, господин Щебнев, не вызывает у нас доверия. И рецепт, кстати, не ваш, а Яны. Она его нам достала. Ей решать, не вам. Без ее согласия никто из нас и пальцем не пошевелит.