Переворот.ru (СИ) - Маркеев Олег Георгиевич
— Вы с таким пиететом о нем говорите… Сильное впечатление произвёл при личном общении?
Дубравин улыбкой дал понять, что ловушку он почувствовал, но, так и быть, подыграет.
— Лично не знаком. На контакте с ним был генерал-майор Фролов. Коркин привлекался для дистантной психоаналитической экспертизы, не более того.
— И по её результатам насмерть испугался?
— Если вы намекаете на смерть Коркина, то она произошла абсолютно случайно и по вполне естественным причинам. Труп вам предоставят для экспертизы. Место происшествия укажем.
— Проверим обязательно. — Злобин поставил галочку на листке. — А Фролов погиб тоже от естественных причин?
— Его ликвидировал Махди.
— Уверены?
— Абсолютно. Произошло то, о чем меня предупреждал Коркин. — Дубравин вяло пошевелил пальцами. — Выражусь в заумных терминах Коркина, чтобы не пороть отсебятину. Коркин считал, что Махди — это уникальная, искусственно созданная псиматрица. С собственным паролем развития, намного превосходящим уровень нашей организации. Подготовить сотню «биороботов», закупить снаряжение и сходу захватить Останкинскую башню для Махди — проще простого. Гению все просто. Увы, а он — гений.
— И это все, что вы можете сказать о нем? Бывший офицер российских спецслужб, агент БААС, владелец частной разведконторы. Вы же профессионал, Дубравин. Как можно было доверять человеку, зная о нем так мало? Преступно мало, я бы сказал.
— Больше, увы, узнать не удалось.
— А вы пытались?
— Естественно. Вопреки предупреждению Махди, мы попытались бросить его в разработку. — Дубравин опустил взгляд. — Аналитическая группа, работавшая с архивами и донесениями оперативников, самоликвидировалась. Два эпилептических припадка, попытка суицида с катастрофическими последствиями для здоровья, несчастный случай и бытовое убийство. Все — в течение недели. Последний сотрудник за три дня свалился в остром алкогольном психозе. Оперативная группа… Фотографии их трупов мы получили по почте.
— И, несмотря на это, вы не прервали контакт?
— Мы сами виноваты. Он нас предупреждал: либо человек, либо его досье. Мы же, дураки, по старинке решили иметь досье для самоуспокоения, а не для дела. Вот он нас и щёлкнул по носу. До кровавой юшки.
— И вы утёрлись?
— Дело важнее разбитых носов.
Злобин сделал пометку на листке.
— К этому эпизоду мы ещё вернёмся. Ответьте, почему вы не планировали захват башни?
— В этом не было никакой необходимости. По нашим расчётам, «лимоновой революции» вполне достаточно, чтобы запустить механизм системного кризиса.
— Но это же авантюра! Из этого старого гомика такой же Че Гевара, как из меня Папа Римский, — воскликнул Игорь Дмитриевич.
Дубравин повернулся к нему и с иронией произнёс:
— Лишь с последней частью вашей фразы я готов согласиться целиком и полностью. Вы — не Папа Римский. Хотя со свечкой в храмах появляетесь по христовым праздникам и власть у вас почти абсолютная.
Игорь Дмитриевич вспыхнул, на языке явно крутилось что-то из арго дворовой шпаны, но он с видимым усилием сдержался.
— Не обижайтесь, я не ставлю под сомнение вашу веру, — примирительным тоном продолжил Дубравин. — Прежде всего, потому что она вводит понятие кары за грехи. Кары неминуемой и неумолимой. При жизни и после смерти. А вы, хоть и веруете, сделали все возможное, чтобы при жизни вас даже с должности снять было невозможно, а что будет после вашей смерти — вам плевать.
— Не читайте мне нотаций! Вы… Вы устроили этот бардак, чтобы влезть сюда, да? — Игорь Дмитриевич хлопнул по подлокотникам кресла. — В этом вся причина?
— О, нет, на ваше место я не спешу. Равно как и мои соратники. Причина же бардака в том, что Махди перехватил у нас инициативу, а у вас выбил главный козырь — информационное оружие. В результате сложилась стратегически патовая ситуация. Вы не можете победить, а он не может проиграть. Победа ему не нужна, а для вас недостижима.
— Уточните! — потребовал Игорь Дмитриевич.
— Останкинская башня — единственный объект в городе, который невозможно взять штурмом. Альпинистами вы будете его штурмовать, что ли? Или попробуете высадить десант с дельтапланов? — Дубравин, наверно, по выражению лица Игоря Дмитриевича, угадал, что тому пришло на ум. — Ага, захватите цокольные пять этажей и накачаете газ в башню, как в трубу! Или, что ещё проще, подлетите на вертолётах и НУРСами[81] с химическими боеголовками жахнете по окнам.
— Что-то типа этого. — Игорь Дмитриевич скромно потупился, на его губах играла улыбочка школьного отличника, первым в классе нашедшего верное решение.
— Можете даже не мечтать. Импульсом СВЧ он собьёт любой воздушный объект в радиусе десяти километров. А потом применит СВЧ-генератор по прямому назначению[82]. Я вижу, вы не до конца осознали ситуацию. У вас на господствующей высоте находится противник, имеющий психотронное, биологическое и информационное оружие. Ему нечего терять и некуда отступать.
— Хватит кошмарить! — брезгливо бросил Игорь Дмитриевич.
Злобин метнул в него презрительный взгляд.
«Как достали ваши приблатнённые манеры! Думаешь, это круто, по фене ботать? Эх, шпаной были, шпаной и остались».
Дубравин укоризненно покачал головой.
— Игорь Дмитриевич, вам, наверное, не стали докладывать аналитические записки цэрэушных психолингвистов. Поберегли ваше самолюбие. Видите ли, использование в речи частотного слэнга маргинальных социальных слоёв есть признак патологии мышления и серьёзных психологических комплексов. Ладно перед нашим убогим народом пиариться. А передо мной зачем щеголять своим воровским словарным запасом? — Он повернулся к Злобину. — Есть синоним «кошмарить», употребимый в приличном обществе?
— Угрожать, запугивать, внушать ужас, страхом подавлять волю, — без запинки выдал Злобин.
— Спасибо, Андрей Ильич. Остановимся на «внушать ужас». — Дубравин удовлетворённо кивнул. — Я не пытаюсь внушить ужас, Игорь Дмитриевич, и, уж тем более, не собираюсь подавлять вашу волю. Вам ещё работать и принимать решения. Ведь вас президент оставил «на хозяйстве» на время своего отпуска?
Игорь Дмитриевич вновь принял «позу льва». Глаза при этом, почему-то, сделались, как у кошки, пойманной на воровстве. Полагающаяся по должности солидность давалась ему с трудом.
Злобин углубился в изучение своих пометок, чтобы не выдать себя. Внутри клокотал нервный, злой смех.
— Значит, вам принимать решения в стопроцентно проигрышной обстановке, — продолжил Дубравин. — Не тратьте время на обдумывание сильного хода, способного перевернуть ситуацию в вашу пользу. Вы попытаетесь сохранить или восстановить баланс сил и тайных договорённостей, а он на них плевать хотел. И в этом его главное преимущество. Поверьте, Махди не оставил вам ни единого шанса. Вам у него не выиграть. Да и мы не позволим. Нам тоже терять нечего. Сконцентрируйтесь на том, как достойнее капитулировать.
— Этого не будет никогда! — почти по слогам произнёс Игорь Дмитриевич.
Повисла такая напряжённая пауза, что Злобин отчётливо почувствовал, как густеет воздух в кабинете. Дубравин с непроницаемым лицом смотрел в глаза Игорю Дмитриевичу. А тот, не отводил глаз, смотрел в ответ с явным вызовом.
Злобину показалось, что Дубравин сдался. Вдруг как-то обмяк, на лице проступило выражение, с каким русский мужик берётся за неопрятную, но необходимую работу.
Дубравин из внутреннего кармана достал два конверта. Один придвинул к Игорю Дмитриевичу, другой положил перед Злобиным.
— Вас содержание письма непосредственно не касается, Андрей Ильич. Вручите конверт тому, кому посчитаете нужным. — Дубравин повернулся к Игорю Дмитриевичу. — А вот вас содержание касается самым непосредственным образом.
Злобин открыл не заклеенный конверт. Вытащил открытку из плотного картона.
На листе густым черным шрифтом было напечатано:
