Максим Михайлов - Плач серого неба

— Во ты спросил… — старик изобразил достоверное подобие ехидной усмешки, — может, тебе еще рассказать, кого Наместник в кровать вечерами укладывает? Или, того, сам Хранитель? В душе багром не скребу, кто и кому завод продал. Наше дело маленькое — рыбу ловить и продавать. Рабочие могли сказать, да и то вряд ли. Их же начальство разгоняло, а у того начальства — свое начальство со своим начальством, — он ухитрился произнести эту скороговорку довольно бойко, восшепелявив только один раз, — и хрен пойми, кто наверху отдал главный приказ. Кто закрывал, кто продавал… Знать не знаю и знать не хочу, кто чего кому продает. Я вот продаю рыбу. Остального знать, говорю, не знаю. Идите уже отсюда.

— Идем, идем уже, дед, — тонкий налет вежливости на моем сознании окончательно растворился в смраде товаров старика, и я, старательно зажав нос, с наслаждением выпал в столь знакомую и, как оказалось, не самую отвратительную реальность. Делать внутри было больше нечего: последняя деталь головоломки со щелчком встала на свое место.

— Он все-таки сделал это! — непонятно пояснил я спутникам, которые терпеливо ожидали моего возвращения из мира пахучих кошмаров, — он все-таки купил завод! Бумаги — простая формальность.

— Кто? О чем вы, Брокк? — глухо спросил Хидейк сквозь плотно прижатый к лицу надушенный платок.

— Да, детектив, ты не передышал ли тухлятинкой? — поддержал альва Карл. Ларра молчала, но и в ее глазах читался похожий вопрос.

— Артамаль. Он все-таки купил наш сталеплавильный. Ему не хватало подписи принца, но он все равно купил завод — наверное, торопился. На балу он принес Тродду бумаги, а тот отказался их подписывать и обругал наставника. Все сходится!

— Что сходится? С чего вы вообще взяли, что завод куплен?

— Да вот с того! — Я резко остановился посреди набережной и ткнул пальцем в подсвеченное фонарями небо. Яркое сияние горящего газа здорово мешало, но жирная туча черного дыма, валившего из заводской трубы, была вполне различима.

— Мы так привыкли к постоянному дыму из труб, — выдохнул я, — что совсем забыли о закрытом заводе. А ведь о нем писали во всех газетах. И я точно читал, помню, было что-то такое как раз три года назад. Но даже не подумал ведь… Вот незадача! Каждый день мы смотрим на этот дым, а стоит отвернуться — сразу же забываем. Это ведь как с мухами летом — если жужжит, то больше всего на свете хочется прибить гадину, но вот она сядет, сложит крылышки — и все, о ней уже забыли.

— Невероятно, — только и смог выдавить Хидейк, — невероятно.

Лицо альва раскраснелось, глаза лихорадочно блестели.

Глава 39, в которой всем нам есть, чему удивляться

Сравнивать Вимсберг с исполинскими городами древности — дело, конечно, дурное. Рядом с ними современная Морская столица покажется разве что скромным селением, едва обосновавшимся на незнакомой опасной земле. Конечно, здесь есть все, что было в них — память зовет одушевленных назад, в тот век, когда мир был цельным и твердым, когда ничто не предвещало беды, — но все это — кукольный домик во дворе богатого особняка. Бесконечные аллеи и бульвары, бурлящие вспененным живым потоком, — здесь они лишь намечены, проведены тонким штрихом. Будто художник, зажженный внезапным порывом, отмахнулся карандашом от музы и оставил в альбоме несколько быстрых линий, скопировал былое великолепие — но только мельком, только в общих чертах.

А у нас, живущих после Раскола, есть немудреная поговорка: «Где те города, а где Вимсберг?» Вспоминаешь ее — и уныние куда-то отступает. Ведь древности на этот короткий вопрос ответить нечего — пыль не разговаривает.

Я усердно вдыхал дырявые от дождя струи влажного ветра, что прибежал с океанских просторов и резвился на причале вместе с веселой толпой. Мерзостный смрад понемногу уходил из груди и вел за собой болезненную легкость, охватившую все тело. Когда в глазах окончательно прояснилось, мы уже смешались с волной ночных гуляк, и она, играя, пронесла нас сквозь порт и выбросила с другой его стороны. Я в который раз возблагодарил Порядок за рыболовный сезон — лодочная пристань, что почти вплотную примыкала к заводскому забору, была почти пуста, если не считать совсем уж непотребного вида бродяг и деловитых попрошаек, самозабвенно считавших выручку.

Было холодно, сыро и неуютно. Даже недавний мой союзник ветер — и тот задул резко и порывисто. Теперь он отдавал отнюдь не дружелюбием ночного бриза, но суровым презрением далеких штормов и едким тленом прибрежного мусора.

С каждым нашим шагом завод становился все выше, и вскоре толстенная труба перечеркнула все обозримое небо. Лишь она, да край покатой крыши виднелись теперь из-за кромки нависшего над нами забора, который мне до макушки был построен из грубо сцементированного красного кирпича, а выше переходил в ржавую железную решетку самого непреклонного вида, которая уходила вверх еще метра на три. С внутренней стороны решетка для верности была проложена не менее ржавой сеткой.

— Что будем делать? — я глядел на нелепую конструкцию, и никак не мог придумать способ преодолеть ее тихо и тайно.

— Не порть штаны, детектив, — пропыхтел Карл, нещадно хлопая себя по карманам, — ща все будет. Или не будет, — поскучнел он, когда в одежных закромах ничего подходящего не нашлось. — Ларра, у тебя кусачек нет?

— Нет, — орчанка даже не съязвила. — Взрывать, думаю, не стоит?

— Не стоит, — поспешно заверили ее цвергольд и альв, а я проводил исчезавший в темноте забор взглядом.

— Ну что ж, давайте тогда просто поищем дверь.

Ворота нашлись довольно быстро — вот только на них висел здоровенный замок.

— Ну вот на кой ляд мы набрали с собой столько всякой дряни, если даже проволоку перекусить нечем? — тихо заныл Карл, но вдруг зашипел Шаас. Ящер вытянулся струной и застыл, глаза его сузились, а перепонки над ушами встали дыбом.

— Что стряслось-то? — надсадно зашептал перепуганный цвергольд, но телохранитель молчал. Мгновение спустя он сбросил плащ, присел и стремительно прыгнул на ограду! Я лишь заметил, как резко разогнулись мощные бедра, напряглись мышцы под чешуйчатой шкурой, и словно молния ударила в решетку — рептилия проворно проползла по забору и исчезла в темноте!

Но стоило прозвучать первому изумленному, хотя и нечленораздельному возгласу — кажется, он вырвался из моего горла, — телохранитель вернулся. С непостижимой быстротой он переполз ограду, и мне внезапно представилась шустрая садовая ящерка на стволе дерева. Но стоило Шаасу мягко спрыгнуть и распрямиться во весь немалый рост, сходство исчезло.