Олег Северюхин - Личный поверенный товарища Дзержинского. Книга 2. Враги
У командира батальона я взял себе в проводники нашего ночного снайпера – Дона, а переводчика отправил в группу наших советников сказать, что я буду несколько позже. Командир батальона мне шепнул, что перевес сил у фалангистов большой и вряд ли нам удастся удержать город.
Глава 12
Поздний рассвет застал нас на узких улочках городка Вальдеморо. Открывались окна, слышались голоса женщин, приветствовавших друг друга из соседних домов, пахло дымом, что-то где-то жарилось. Зеленщик на своей тележке тащил на продажу плоды своего труда.
При нашей попытке узнать, где находится гостиница, словоохотливая женщина быстро выяснила у своих подруг, где находится хорошая гостиница и скоро вся улица знала о том, что русский компаньеро ранен в руку и что они остановятся в гостинице у Рикардо Гомеса.
Гостиница Рикардо Гомеса была маленькой. Её смело можно было назвать корчмой, где останавливались приезжающие в город торговцы и, изредка, гранды из дальних провинций, спеша в Мадрид на заседания кортесов.
Номер был двухместный, рассчитанный на семью. Как-то так было принято, что мужчины останавливались в одноместных номерах. Двое мужчин в одном номере было явлением аморальным, но в военное время раненный должен иметь сопровождение, и сопровождающий должен быть рядом.
Я сразу заплатил за трое суток проживания, не обратив внимания на удивлённый взгляд Дона. Я попросил хозяина принести нам выпить чего-нибудь покрепче и хорошо закусить, добавив к оплате аванс на питание.
Поднявшись по деревянной лестнице на второй этаж, мы прошли в угловую комнату с окнами во двор. В углу стоял рукомойник, висело чистенькое полотенце. Я разулся, снял рубашку и пошёл умываться. Очень неудобно, когда правая рука потеряла подвижность.
Я приводил себя в порядок и напряжённо думал, с чего начать разговор, поймёт ли меня Дон, не пошлёт ли он меня в пешеходную прогулку с эротическим уклоном, узнав, кто я такой на самом деле?
Когда всё заранее планируешь, проговариваешь, готовишься, то всегда получается так, как у ковбоя на зелёной лошади. Рассказывать не буду, спросите у знающих людей, они вам расскажут, для чего ковбой покрасил лошадь в зелёный цвет.
Я решил положиться на случай, на авось, как в той песне, которую недавно слышал в компании:
Чемодан мой от водки ломится,Предложил я как полагается,Может, выпьем мы, познакомимся,Поглядим, кто быстрее сломается?Он спросил, – вам куда? До Вологды!Ну, до Вологды – это полбеды…
А тут и хозяин пришёл с угощением. Снова граппа в непочатой бутылке, стаканы, сковорода с яичницей, нарезанная ветчина, ржаной хлеб, разная зелень и четыре больших персика. Вероятно, хозяину уже приходилось иметь дело с военными, поэтому и закуска была соответствующая.
Я разлил граппу по стаканам.
– Со свиданием и боевым крещением, – сказал я и чокнулся со стаканом Дона.
– Со свиданьецем, – сказал Дон и выпил водку, закусывая ее ветчиной. Ветчина тоже неплохо, лучше бы хороший кусок солёного сала, но мы же не у нас дома.
Я налил ещё по полстакана.
– Как говорится, между первой и второй перерывчик небольшой, – предложил я и мы сдвинули стаканы.
– Только перед третьей, – сказал Дон, – перерыв будет намного дольше, и то неизвестно, будет ли эта третья.
– Согласен, – сказал я. Вот оно и наступило начало разговора. – Я полковник Миронов и здесь нахожусь специально, чтобы найти вас. У нас есть дело, которое требует обсуждения и принятия вами решения. Вам нужно объяснять, какую организацию я представляю?
– Не нужно, – сказал Дон, – сначала ответьте мне на несколько вопросов. Первое. Где мои родители? Второе. Где полковник Борисов? Третье? Почему вы хотели убрать меня в Париже? Без ответа на эти вопросы дальнейшие разговоры бесполезны. Кстати, так, на всякий случай, у меня не только винтовка, но если я почувствую опасность, то останавливаться не буду. Вам понятны мои условия?
Я предполагал, что Дон Казанов непростая личность, но передо мной сидел человек, много повидавший на своём веку, потерявший родителей, друзей, повоевавший и который сразу поймёт, что я лгу, если я стану врать про родителей, про его друга полковника, про то, почему погибла его любимая женщина. Ведь всех убила советская власть. Партия большевиков, развязавшая террор против всех, несогласных с ней. Карающий меч партии – органы ВЧК-НКВД. Поймёт ли он то, что я хочу ему сказать? Я совершенно не представляю, как бы я поступил на его месте, но моими чувствами руководствовалась бы ненависть, а не понимание того, что я призываюсь для каких-то высоких целей. Скажу прямо, будет справедливо, если он разрядит в меня свой пистолет со словами:
– За моих родителей! За Марию! За полковника Борисова!
И сразу станет преступником. Пройдут десятки лет, и никто не скажет тем, кто уже лежит в земле, что они преступники, что их тела нужно вырыть из земли и выбросить на свалку. Все будут делать вид, что ничего страшного и не произошло, просто, когда рубят лес, то летят щепки. А лес рубили правильно, если бы не репрессии, то и социализм бы не построили. Всё останется так, как оно и было и не видать нам светлого будущего как своих ушей, потому у нас у всех будут уши партии большевиков и заветы пролетарского писателя товарища Максима Горького – кто не с нами, тот против нас. Как будто мы прокляты кем-то и не придёт к нам волшебный принц, чтобы снять это заклятие.
Глава 13
– Давай, Дон Николаевич, помянем твоих родителей, – сказал я и налил в стаканы водку.
Дон, не чокаясь, выпил водку и сказал:
– Рассказывай всё, как было.
Мы разговаривали один на один. Никто не конспектировал сказанное и не записывал на магнитофон. Тогдашние магнитофоны были огромны и тарахтели как грузовые машины. Правду так правду. Слушай Дон. Буду говорить так, как сам думаю.
– Соседи написали на твоего отца донос, что он отправил своего сына, служившего в Петербурге у самого царя, в Белую Гвардию и вообще ненавидит Советскую власть, – начал рассказывать я. – При обыске нашли наган, принадлежавший одному сотруднику ВЧК, местонахождение которого не установлено и удостоверение особоуполномоченного ВЧК на твое имя за подписью Дзержинского. Посчитали это искусной подделкой. Твоя мать умерла от сердечного приступа на следующий день после ареста твоего отца. На втором допросе при применении мер физического и психологического воздействия твой отец умер от разрыва сердца.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});