Кир Булычев - Предсказатель прошлого (сборник)

Пока Кора так размышляла, она не переставала наблюдать за гонками ассистента за злополучной шляпой, которую тот не успел догнать раньше, чем она коснулась воды. В воде шляпа как-то ловко перевернулась и, превратившись в небольшую лодочку, мирно поплыла прочь от берега, намереваясь по истечении нескольких дней оказаться в море.

Ассистент припрыгивал, семеня за шляпой, Коре захотелось помочь ему, и, как ни странно, этот импульс исходил от ее крыльев, которые сделали большой замах и приподняли ее тяжелое тело. Кора решила рискнуть: если получилось вчера, почему не выйдет сегодня? Она подпрыгнула на краю обрыва, но тут ее намерение разгадал ассистент, который в тот момент поднял взор, намереваясь сообщить Греггу, что его шляпа безнадежно потеряна.

— Ах! — закричал он и тут же начал верещать на непонятном окружающим курином языке. Общий смысл его монолога ускользал от Коры, так что она предпочла игнорировать крики. Тогда ассистент сообразил, что его послание не находит адресата, и перешел на общепонятный язык:

— Нельзя! Подумай о своих детях! — кричал ассистент. — Яйца могут разбиться!

Это ужасное известие заставило Кору замереть на месте.

Господи, еще яиц не хватало! Она тут же представила себе, как неудачно приземляется на берегу и в ее животе образуется яичница-болтунья, гоголь-моголь… О нет! Только не это!

— Будь проклят день, когда эти археологи прилетели в наш поселок! — в сердцах воскликнул Грегг Мертвая голова и, прикрывая руками голову, быстро зашагал прочь.

Кора с врачом остались дожидаться ассистента, который поднялся на обрыв, помогая себе крыльями и когтями. Он запыхался, и перья его были взъерошены.

— Если кто-нибудь кидается своими шляпами, он может сам за ними нырять, — сообщил археолог Коре. — Вы бы ему об этом и сказали, — заметил врач. — Раз Грегг ушел, вам самому придется досказать мне ужасную историю, — попросила Кора.

— Я осмотрел тело погибшего, — сказал местный врач. — Профессор Гальени был убит наверху, на обрыве, затем сброшен вниз, чтобы замести следы.

— Ну уж какие там следы, — возразила Кора. — Достаточно было подойти к обрыву, чтобы его увидеть.

— Но ведь прошло много времени! И преступник мог убежать, скрыться, придумать себе алиби! — сказал ассистент.

— Я полагаю, что тут дело в другом, — сказала Кора, подходя ближе к обрыву и глядя вниз. — Я думаю, что преступник хотел, чтобы профессора нашли как можно позже, когда его уже не оживишь и не перенесешь мозг в другое тело.

— Пожалуй, вы правы, — согласился местный врач. — И преступник своего добился. Утром, когда его нашли…

— Было поздно, — вздохнул ассистент. Кора стояла на обрыве и глядела вниз, на реку. Вот так стоял профессор. Может быть, он представлял себе, как сверкающие корабли его предков медленно и торжественно опускались на берегу реки и из них выходили, разевая клювы от разреженного воздуха, первопроходцы, отважные петухи, сжимающие в когтях тяжелые пистолеты… Что я несу! Откуда у меня такие мысли?

— Здесь есть дикие звери, хищники? — спросила Кора.

— Есть, ниже в долине, — ответил местный врач. — Но сюда они не забираются.

— Чепуха! — пискнул ассистент. — Они сюда отлично забираются. Вы в поселке не знаете планеты, на которой живете. В прошлом месяце мы три раза отгоняли отсюда медведя. То есть не медведя, но зверя пострашнее медведя. Мы обратились тогда к господину Греггу ан-Грогги с просьбой о выдаче пистолетов.

— И он выдал? — В голосе Коры прозвучал интерес. Хоть профессор был убит холодным оружием, существование пистолета создавало на раскопках особую психологическую обстановку.

— Как всегда, господин Грегг отказал нам в простой просьбе и поставил под угрозу наши жизни, — сказал ассистент. — Он сделал вид, что не верит в существование медведей.

— Странно, — доктор с недоверием поглядел на близкие заросли кустарника. — Мы были убеждены, что зверей здесь нет…

Перед тем как возвратиться в больницу, где ей предстояло пожить еще несколько дней под присмотром медиков, Кора Орват заглянула в дом, где обитали археологи.

Дом был привезен ими в сложенном виде и установлен на краю поселка — последним в ряду домов и складов, рядом со свалкой, которая возникает возле любого колониального поселка и против которой выносятся грозные постановления и запреты, но она существует и растет, и пополняется жителями. Однако соседство свалки никак не смущало археологов, и они даже не замечали ее. Может быть, потому что не очень следили за порядком у себя дома? Кора вдруг поняла, что ей обязательно надо будет когда-нибудь побывать на Ксеро. Ведь что ни говори — она провела некий период своей жизни в шкуре ксерянки. Дом был двуличен.

Двуличность заключалась в том, что снаружи он не отличался от прочих домов городка, если не считать куда более широких дверей, чем принято у людей.

Ассистент обогнал их и первым вошел в дом. Кора последовала за ним, мысленно поблагодарив ксерянского архитектора: впервые за эти дни ей не надо было протискиваться в дверь.

Внутри все было приспособлено под куриные нужды. Из овального холла, общего для всех жителей дома, в разные стороны вели овальные арки. Налево, как объяснил ассистент Орсекки, арка вела на кухню: у археологов было общее хозяйство. Направо — в туалетный блок. Когда Кора заглянула туда, ее охватило желание остаться там надолго — все тело ее радостно запело, когда она увидела, как могут быть удобно устроены умывальники и туалетные принадлежности. Но Кора была не одна и потому должна была держать себя в руках.

— Неужели вы не узнаете свой дом? — осторожно спросил ее Орсекки. — Неужели вам изменила память?

— Разумеется, я ничего не узнаю, — ответила Кора. — Я ведь помню дом, в котором я жила на Земле. Каждую половицу в нем.

— А что такое половица? — спросил ассистент. — Вот видите! Этого вы никогда не видели. — И все же мне очень грустно, — признался ассистент. — За несколько дней я потерял единственные близкие мне существа на всей этой планете. И тем более мне нелегко, когда я вижу вас, госпожа Гальени-папа, я же знаю каждое перышко на вашем теле, я же знаю, как вы закатываете ваши черные глазки, как переступаете этими очаровательными когтями, как поднимаете свои изящные крылья… простите, но мне больно!

— Я вас понимаю, — вздохнула Кора. — Я очень хотела бы вам помочь. Но это выше моих сил.

Орсекки провел ее из овальной гостиной вперед и сказал:

— Дверь налево — мой насест. Двери направо — ваши.

И отступил, будучи глубоко убежден, что в своей-то комнате вдова профессора все вспомнит.