Надежда Попова - Пастырь добрый

– Бедолага. Ведь, наверное, усердствовал угодить…

– Первое, Гессе, – оборвал его сердитый голос, и он невольно вытянулся на месте в струнку. – Прекрати врываться ко мне без предупреждения.

– Виноват, Вальтер, простите; я узнал, что у вас агент, и торопился, чтобы…

– Второе, – вновь не дав ему договорить, продолжил Керн. – Сегодня ты что-то слишком много знаешь. Колись, Гессе. Что происходит?

Глава 2

В здании магистрата Курта ожидали – топчущийся у стены человек явно был выставлен в приемную лишь для того, чтобы дождаться появления майстера инквизитора и сопроводить его к бюргермайстеру лично.

Здесь Курт был впервые и, идя следом за своим провожатым, рассматривал окружающее, стараясь не вертеть головой, отмечая, что зданию лет, наверное, столько же, сколько и первой, старой, башне Друденхауса. Выстроено оно было по старым канонам, отчего внутренность aedificii administrationis urbis[10] более напоминала собою родовое гнездо какого-нибудь не особенно богатого наместника в провинции в смеси с некоторыми чертами церковной постройки.

Личная рабочая комната бюргермайстера, судя по ее неправдоподобной аккуратности и вместе с тем пыльности, использовалась для работы нечасто; столь же редко глава магистрата, похоже, вообще переступал порог этой комнаты, и Курт припомнил, что Керна он никогда не видел ни приходящим, ни уходящим, а всегда лишь за своим рабочим столом. Чем майстер обер-инквизитор мог там заниматься при столь редко выпадающих на долю Друденхауса расследованиях, он понятия не имел, однако же был убежден, что именно бюргермайстеру и полагалось бы находиться на своем месте с подобной же регулярностью и исполнительностью.

Бертольд Хальтер ему не понравился с первых же мгновений, лишь только тот шагнул навстречу, приветствуя и хмурясь. Во-первых, для должности управления столь немалым городом он был довольно молод – лет неполных сорока. Невзирая на собственный ранний и в буквальном смысле стремительный cursus honorum[11], Курт подобным личностям не доверял, вполне отдавая себе отчет, однако, что в этом есть некоторая вина академии, наставники которой пребывали в возрасте почтенном, тем самым приучив его воспринимать авторитетно лишь персон, что называется, в солидных годах. Во-вторых, бюргер-майстер поднялся попросту на волне беспорядков, последовавших за восстанием ткачей Кёльна, и попытайся он пройти выборы должным образом, ни одного голоса в свою копилку он бы не получил.

Хальтер выглядел усталым, однако, если усталость в лице главы кёльнского Друденхауса была какой-то привычной и словно сжившейся с ним, то лицо бюргермайстера выражало утомление, каковое испытывать ему доводилось явно нечасто. Отвечая на приветствие, Курт всеми силами старался соблюсти в лице должную уважительность; дабы изгнать из мыслей и ощущений неприязнь к человеку напротив себя, он припомнил множество весьма полезных дел, совершенных при новом бюргермайстере, включая поддерживаемое до сих пор равновесие между буйствующими студентами, добрыми горожанами, торговцами, остатками уличных шаек и нищими, что, по чести сказать, все же требовало некоторых умственных и физических напряжений. Кроме того, когда Друденхаусу потребовалась дополнительная стража, бюргер-майстер прислал людей, не дожидаясь даже просьб – по личной инициативе…

– Нам с вами не доводилось до сей поры беседовать очно, – заметил Хальтер, – и хочу воспользоваться случаем, дабы выразить свое восхищение по поводу преступления, расследованного вами этим летом.

На мгновение Курт стиснул губы, чтобы не улыбнуться невпопад; ему вообразилось мигом то, как было возможно беседовать с ним не очно (перекрикиваться с крыш Друденхауса и ратуши, не видя друг друга?..), и отметилось восхищение преступлением, по поводу которого он проводил дознание. При желании после таких слов еще лет тридцать – тридцать пять назад бюргермайстера можно было бы прихватить за сочувствие к еретикам…

– Моя работа, – отозвался он просто и, не спросив дозволения, уселся на высокий стул напротив совершенно пустого, если не считать одинокой чернильницы, стола. – Вы просили меня явиться незамедлительно; случилось что-то, что должно заинтересовать Конгрегацию?

Хальтер вздохнул, обойдя стол, и тяжело приземлился напротив, упершись в него локтями.

– Не знаю, – ответил он наконец, и, встретив удивленный взгляд своего гостя, кивнул: – Сейчас я все проясню, майстер Гессе. Вам придется набраться терпения и выслушать некую историю, дабы иметь перед собою полную картину событий.

– Я слушаю, – согласился Курт коротко, и бюргермайстер снова вздохнул; в мысли пришло, что слишком много вздохов он слышал за последние сутки, и это не к добру…

– Ведь в Друденхаусе уже известно, что вчерашним днем пропала девочка, верно? – почти без вопросительных интонаций произнес бюргермайстер, и Курт молча кивнул. – Сегодня утром мы намеревались начать поиски; начать думали с опроса знакомых матери и подруг самой девочки – ведь всякое может быть, вы понимаете…

Прав был Райзе, отметил Курт мысленно, снова кивнув – не то соглашаясь с услышанным, не то попросту показав, что слушает внимательно.

– Девочка из хорошей семьи, – продолжал Хальтер, – но и это вы уже наверняка тоже знаете… Ее родители поставляют лед для всего Кёльна; не думайте, что это не Бог весть какое занятие – занятие это сложное, требующее затрат, и в результате прибыльное, и от него зависят многие, кто уже привык слаживать свое дело с поставками льда. Мясники, знаете ли, молочники… Сейчас родители в беспокойстве, я б сказал, – в панике; если это помешает их работе, каковая, скажу вам откровенно, уже несколько сбилась, то убытки понесут многие, а вместе с ними и городская казна… Но, простите, я увлекся, хотя и сказано все это было для того, чтобы пояснить вам, сколь серьезно произошедшее… – Хальтер исподволь бросил взгляд на Курта и, не увидев на его лице раздражения, вновь разразился тяжелым воздыханием. – Итак, нынешним утром мы намеревались начать поиски; и мы их начали. Наши дознаватели уже занялись опросом знакомых, но вдруг произошло непредвиденное – к магистрату явился мусорщик, чтобы дать свидетельские показания.

Кстати, еще и мусорщики, прибавил Курт еще одну заслугу к списку положительных черт бюргермайстера Хальтера; на своем веку городов он повидал всего ничего, однако мог поручиться за то, что в подобной чистоте содержались явно немногие. Разумеется, весной под ногами хлюпала грязь, на улицах чавкали лужи, однако гниющих отбросов, выметаемых жителями из домов и сбрасываемых из окон, не накапливалось: мусорщиков было двое, работали они сравнительно аккуратно, а жители, не желающие блюсти чистоту города, штрафовались с завидной исправностью.