Стан золотой крови - Настасья Дар
Пока что все складывается удачно.
Вслед за Глебом я встала из-за стола, и уже собиралась уйти, как спиной ощутила чей-то тяжелый взгляд. Я тут-же резко обернулась, решив, что это Лейла так недовольна моей персоной, но на удивление встретилась глазами только с Ханом. Парень сразу перевел взгляд в тарелку, а я поежилась, и поспешила уйти из столовой.
Все-таки у этого парня что-то неладное творится с головой. С чего он меня так не переваривает?
Мы с Глебом быстрым шагом добрались до загона с лошадьми, по пути захватив из хозяйственной пристройки все нужное для ухода за животными.
— Заходи, не бойся! Наши лошадки не тронут тебя, — подтолкнул меня Глеб, глядя как я в нерешительности замерла в воротах загона.
Сделав пару осторожных шагов, я вслед за парнем приблизилась к гнедой лошадке с длинной гривой.
— Я могу чем-то помочь?
— А ты хочешь? — удивленно спросил парень.
Я пожала плечами.
— Почему бы и нет. И я без дела стоять не буду, и ты быстрее закончишь работу.
Глеб с благодарностью принял мою помощь, и мы приступили к уходу за лошадками.
— Смотри — это Бони. Она у нас дама с характером, и не особо любит, когда прикасаются к ее гриве, поэтому ты бери жесткую щетку, и займись шкурой, а я сам вычешу ей шевелюру.
Я взялась за щетку, и принялась счищать с боков Бони присохшую грязь.
— Что тебя интересует в первую очередь? — сразу же спросил Глеб, решив не оттягивать начало разговора.
Я на мгновение задумалась, и нахмурившись, выдала:
— Как вы все попали в лагерь?
Не переставая чесать лошадку, периодически раздраженно дергающую ушами, он ответил:
— Дархан забирает детей, у которых умерли родители. Мы все по сути сироты, потому что наш дар — это наше проклятье. У каждого в детстве случился прорыв силы, погубивший наших родных. Кто-то неосознанно устраивает пожар, кто-то потоп. Я соорудил мини торнадо, обрушившее стены гаража, в котором находился отец. После этого Дархан и забрал меня в лагерь.
— Погоди, но разве у тебя больше не осталось других родственников?
— Ну почему же. Остались. Но я ушел с Дарханом, потому что не хотел больше никому причинять вреда, — с волчьей тоской во взгляде, объяснил Глеб.
Было видно, что ему тяжело вспоминать эти события, и я поспешила сменить тему.
— А почему в лагере нет взрослых людей? Ну, кроме Дархана конечно.
— Когда ребенок попадает в лагерь, его сила по сути все еще запечатана в теле. Она растет, периодически прорывается, но не открывается полностью. До семнадцати лет мы учимся управлять своим даром, и общаться с духами. Когда стихии и духи начинают нас принимать как часть своего мира, то это означает, что человек готов к посвящению. Обряд позволяет полностью освободить всю силу, которая есть внутри. После этого ты уже без опаски можешь использовать свой дар, и тебе разрешают вернуться домой. Потому в лагере и нет никого старше двадцати, кроме Хана конечно. К этому возрасту все уже могут контролировать свою силу.
— А что с Ханом? — не поняла я.
— Ему нет смысла куда-то уезжать. Он и так дома. Дархан его отец.
Ну ничего себе! Хотя сейчас, сопоставляя рядом Дархана и его сына, я находила между ними некоторое сходство.
— Хаган по сути вместе с Дарханом учит нас всему, — продолжал Глеб.
— А Дархан, он вообще кто? — поинтересовалась я.
— Он шаман. Родом из Монголии. Не знаю почему он решил создать этот лагерь, но благодаря ему мы можем жить без риска покалечить себя или кого-то еще. И за это ему все здесь благодарны. Большинство учеников считают его почти отцом. Стан золотой крови стал для нас новым домом в минуту отчаяния.
— Кстати об этом. Что за название такое — «Стан золотой крови»?
— Дархан рассказывал, что когда-то давным-давно его предок основал на этом месте воинский лагерь с таким названием. Якобы воины в этом лагере тоже имели особый дар, и в их жилах текла магия — золотая кровь. От того и наш лагерь так называется.
— Понятно…
Следующие несколько минут я просто молча скребла лошадку, собираясь с мыслями. Слишком много шокирующей информации для одного разговора.
Когда мы от Бони перешли к массивному бурому коню — тяжеловозу по кличке Сириус, в мою голову пришел еще один вопрос:
— Скажи, а как мы попали в лагерь? Я же помню, что на этом месте ничего не было, но когда мы прошли сквозь арку…
Глеб понимающе кивнул:
— Это защита лагеря. Дархан привязал к месту духа-хозяина, который и создал вокруг территории купол скрывающий нас всех от посторонних взглядов. Когда мы вешаем между столбами особую веревку из конского волоса, происходит замыкание защитного контура, и появляется сам дух. Он и пропускает нас в лагерь. В благодарность мы делаем хозяину стана подношение, чаще всего вином и молоком. Потом веревка снимается, и снаружи к нам уже никто не может попасть.
— Ничего себе…
Услышанное никак не хотело укладываться в моей голове. Дух-хозяин, защитный купол, магия…
— Наш дар исходит от природы, от духов, которые ей повелевают. Не мы управляем стихиями, а духи, которые предоставляют нам лишь малую часть этой власти. А взамен мы отдаем им свою энергию и подношения.
— Но как так получилось, что у кого-то в крови есть магия, а у кого-то нет?
— А по какому принципу была создана вселенная? Никто не знает. Так же и с магией. Даже нам, имеющим дар, открыто далеко не все…
Больше я не решилась ничего спрашивать, подумав, что на сегодня достаточно и этого.
Вернувшись от лошадей, я отправилась прямиком к Дархану, решив обсудить с ним свое дальнейшее пребывание в стане золотой крови.
Не успела постучать, как дверь сама распахнулась. На пороге стоял Хан. Увидев меня, он удивленно вскинул бровь, но все же посторонился, пропуская внутрь.
Дверь за моей спиной захлопнулась, и я вздрогнула от громкого звука, в нерешительности замерев посередине помещения.
— Ты пришла просто постоять? — раздался язвительный возглас из-за плеча.
Дархан направил на сына гневный взгляд.
— Хан! Будь повежливее. А ты дитя, не стесняйся, проходи!
Я опустилась на колени перед столиком, расположившись напротив хозяина юрты, и прочистив горло, сказала:
— Я хочу остаться у вас и попробовать развить свой дар.
Мужчина удовлетворенно кивнул.
— Ты сделала правильный выбор, тусгай.
— Только мне нужно, чтобы вы ответили на один мой вопрос.
— Спрашивай, дитя.
Перестав кусать в кровь губы, я наконец задала вопрос, который мучал меня всю мою жизнь.
— Я могла сама поджечь себя при
