Я, они и тьма - Анна Зимина
— Проходи, — вдруг с видимым облегчением сказал он, распахивая дверь еще одного кабинета. Запер за нами дверь, как мне показалось, особенно тщательно. — Присаживайся. Кофе?
— Кофе, — согласилась я. С такими событиями без кофе никак.
— Меня зовут Сав, я шеф главного управления соблюдения законов. А ты?
— Ве… Йола, — быстренько исправилась я. Ляпну чего не того — и прощай, внеплановая реинкарнация.
— Ты совсем не знаешь, что с тобой случилось?
Он протянул мне чашку с кофе, сам уселся напротив и выжидательно на меня посмотрел. В его взгляде не было участия, был испуг и, пожалуй, любопытство. Меня это неожиданно задело, и я, не подумав, резко ответила:
— Я не рабыня. Почему?
— Так бывает, когда в человеке открывается дар, — осторожно ответил он.
Ага, дар. Такой, что все вокруг дрожат, убегают, а в голове сами собой возникает шизофренический собеседник.
— И что у меня за дар? Что-то неприятное, верно? Что-то страшное?
Нервы сдавали.
— Тшш, не нервничай, пожалуйста, ничего страшного не случилось. Все в порядке.
Он улыбнулся, а у меня в груди вдруг вспыхнула боль. Ничего страшного? Ничего не случилось?!
— Хозяин хотел меня изнасиловать в четыреста семнадцатый раз. Я считала их все, — вдруг обиженно сказала я, совершенно этого не желая. Глаза само собой защипало от слез.
Я сказала и замерла — на меня снова обрушился шквал чужих эмоций. Невероятный, жуткий, разрушающий. Откат в этот раз был настолько сильным, что потемнело в глазах, зазвенела кофейная чашечка у меня в руках, и я резким движением поставила ее на стол, расплескав половину напитка. А в голове все вставали сцены насилия, одна за другой, одна за другой… Они менялись, но неизменным оставалось чувство чудовищного омерзения, ненависти к себе и ко всему, что было вокруг.
Дрожь пробежала по позвоночнику, опустилась к ногам. Из глаз сами собой хлынули слезы.
— Эй, эй, успокойся… — испуганно пробормотал Сав, но я не могла.
— Эй, тшш, тише… Спокойно, ну, спокойно… Все прошло, все будет хорошо, — бормотал он, — тебя больше никто не обидит, только успокойся. Успокойся, ну…
Я же просто физически не могла сосредоточиться, успокоится, взять себя под контроль. Вокруг меня полыхнуло черным — от кожи, волос, даже ногтей.
Я взвыла еще отчаяннее, испугавшись, и тьма, будто подчиняясь моему настроению, тоже взвилась вверх, распространяясь все дальше. Она росла, как плесень, заполоняя все вокруг.
«Отомстим?» — снова шепнуло в голове, но я была слишком испугана, чтобы хоть что-то соображать.
«Уничтожим их всех? Давай?»
Голос спрашивал с такой простой интонацией, как будто подбивал меня сорвать в чужом саду вишенку. Снова заболело сердце.
— Не надо, — испуганно всхлипнула я, хватаясь за грудь. Руки затряслись. Тьма сочилась из пальцев все обильнее.
Истерика была на подходе.
— Вот …! — Сав вскочил, в два шага подошел ко мне и вдруг положил руку мне на плечо. Тяжелая, теплая ладонь, спокойный, уверенный жест. Это прикосновение притушило боль в груди, и даже темнота унялась.
Я дернулась вбок, всхлипнула, а Сав вдруг привлек меня к себе, гладя по голове, как маленькую дочь — целомудренно, нежно и очень правильно. Именно так утешают плачущих детей. От него пахло пылью улиц, кофе, немного — мылом. Знакомые, такие простые запахи. И я успокоилась окончательно.
Моя тьма окутала и его, облепила его тело и вдруг опала, втянулась назад, будто ее и не было.
— Успокоилась? — спросил он и отпустил меня, смущенно сцепив руки за спиной. Я подняла на него зареванные глаза. Он хмурился, но уже, вроде бы, не боялся. По крайней мере, прикасался ко мне он уверенно, без страха или омерзения.
— Что это было? — прошептала я, все еще вздрагивая после пережитого.
Он тяжело вздохнул.
— Пока сказать тебе я ничего не могу — права не имею. Об одном только прошу — ничего не желай. И не злись.
— То есть, ты знаешь о голосе? — спросила я. Сав недоуменно и немного испуганно на меня посмотрел, и я прикусила язык.
И в этот момент в дверь снова постучали.
Глава 5
— Что делать? Прикончить, да и дело с концом. Стрелка с ядом — и конец вашей проблеме, — хмыкнул изящный тонкокостный блондинчик с ангельской внешностью и глазами давно сдохшей рыбины.
Почти все, находящиеся в комнате, покосились него, как на дурака. Однако никак не прокомментировали — Малек, сынок нынешнего императора, был человеком не самых лучших душевных качеств. Да и лез туда, куда не следовало бы.
Почти все, находящиеся в комнате, промолчали, кроме одного мужчины, который стоял у окна, сцепив руки за спиной. Не оборачиваясь, он тихо приказал:
— Малек, сдаешь лично мне экзамен по истории Тироя. Завтра утром, в первый час после рассвета.
— Э…
— Начиная от пятнадцати ветхоблажных песен и заканчивая событиями Дигоя. Понял?
— Д..да. Ну я же…
— Малек, я сказал. Твои глупости я выслушивать не намерен. Не нравится — пошел вон. Устраивай балы, лапай фавориток.
Повинуясь жесту мужчины, распахнулась входная дверь.
— Я понял. Простите. Все сделаю.
— Так вперед. У тебя на подготовку ночь.
Малек пошел красными пятнами. У белокожих блондинов часто так случается в минуты гнева или смущения. Но, тем не менее, послушно вышел за дверь — готовиться. Попробовал бы он пререкаться. Пусть и сынок императора, и на него управа найдется.
— Другие предложения будут? — все также не оборачиваясь, спросил он.
Пожилой сухопарый мужчина в строгом придворном костюме, один из пятерых, спокойно сказал:
— Никто, кроме вас, не справится.
Мужчина наконец отвернулся от окна. Утренний солнечный луч скользнул по его каштановым, идеально уложенным волосам, по прямой красивой скуле, коснулся ресниц, радужки темно-зеленых глаз. Осветил резкую складку у губ, морщинки и испуганно растаял, поняв, по чьему лицу он сейчас так безрассудно пробежал.
Это было лицо Дерека Ват Йета — человека, возглавляющего магическую и техномагическую безопасность императорского дома и самой империи. Его полномочия были грандиозны, более того, они простирались едва ли не дальше имперской власти. А его знания, умения, магическая одаренность, особая кровь и бог еще весть что делали его чуть ли не первым человеком империи.
В империи Тирой император избирался раз в десять лет. Избирался особым обрядом, который нельзя было подделать. Нельзя было подкупить, пролезть не на свое место — это было попросту невозможно. И это было хорошо — империя давным-давно не сталкивалась с усобицами и бунтами из-за неподходящего правителя.
И так было только потому, что императора избирали не люди. Боги,
