Вера Петрук - Последний Исход
Когда Джаль-Баракат говорил о второй септории – а он упоминал о ней почти в каждой молитве, Арлинг часто думал о том, что означало завершение ритуала в представлении Подобного. Прекратится ли эпидемия в Иштувэга, которую, по слухам, разжигали ивэи, тайные слуги Негуса, чтобы напоить кровью Изгнанного? Перестанут ли керхи, служащие Подобному, грабить караваны и убивать путников? Наступит ли мир во всем мире? Если да, то какой ценой? Арлинг помнил тысячу самых разных церемоний и ритуалов серкетов, которых заставил его запомнить иман, но не верил, что Подобный действительно в них нуждался. Ритуалы служили формой, а содержанием была вера, которой у него никогда не было. Что касалось солукрая, который придавал его носителю такую ценность в глазах Негуса и его слуг, то Арлинг не стал бы утверждать, что странное состояние, которое иногда охватывало его, было следствием полученных от имана знаний, а не его личным безумием. Впрочем, Регарди предпочитал слушать нестройный хор голосов молящихся, а не собственные мысли.
Нарзиды, и те, которые были угнаны из Сикелии, и те, которые пришли из-за Гургарана, во время молитв демонстрировали редкое единодушие, хором повторяя за Джаль-Баракатом. Керхи тоже молились, правда, своим богам, но общее обращение к всевышним силам было единым. В такие минуты Арлингу не хотелось оставаться в одиночестве. В богов он не верил, поэтому присоединяясь к молитве, обращенной в небо, думал о пустыне. Ему было трудно представить что-либо более величественное и могущественное.
В пустынях не было ничего живого, что могло отвлечь от созерцания истины, ничто не росло, не водилась ни одна птица, не заходил никакой зверь. Там властвовал абсолютный покой. Это было место смерти. Регарди любил пустыни за то, что они давали возможность прикоснуться к тому, что было ему недоступно.
Азатхан оказался прав. По сравнению с теми же нарзидами, которые шли пешком, Арлинг путешествовал почти с комфортом – его везли, кормили и поили. Оценив заботу о себе, Регарди решил, что по шкале ценностей его жизнь значилась выше, чем нарзидская. И тем сильнее не давал покоя вопрос, какую цену придется за все это заплатить.
Арлинг ехал на верховом верблюде в кольце воинов – его по-прежнему охраняли, несмотря на то, что сонное зелье шамана Сола должно было превратить его в бесчувственную куклу, которую он старательно изображал. Как спящему с открытыми глазами, ему не полагался «мокрый камень», поэтому его поили из бурдюков, не особенно заботясь о качестве воды. Как-то им пришлось пересекать длинный засушливый участок без колодцев, и вода в бурдюках сильно застоялась, а в некоторых протухла. Когда керх поднес к губам Регарди горлышко бурдюка, он еще не знал о подвохе. Арлинг не пил с самого утра, а нос был забит пылью, почти лишив обоняния. И хотя первый глоток освежил его, от второго Регарди едва не стошнило. Пришлось приложить немало усилий, чтобы не выдать себя. Бесчувственная кукла не могла различить отвратительного вкуса воды, на что, наверное, и рассчитывали керхи, поленившиеся поменять воду у последнего колодца. В результате всю ночь и следующий день Регарди страдал от страшной рези в животе. К счастью, его недомогание заметил Сол, догадавшийся проверить бурдюки, и вместо керхов за ним поставили присматривать чуть более внимательных нарзидов. Впрочем, их внимательность объяснялась простым испугом – Джаль-Баракат пригрозил отрезать каждому пальцы, если Арлинг вдруг заболеет.
Не считая неприятностей с тухлой водой, Регарди неплохо приспособился к путешествию в качестве ценного пленника. Раз в две-три недели Сол варил новое зелье, Арлинг же выпивал его почти с удовольствием, стараясь скорее потушить огонь в горле от заранее прожеванных стручков акации. На всех стоянках на него надевали кандалы, вне зависимости от того пил ли он новое зелье или еще находился под действием старого.
К большому недовольству старика, Арлинга поселили в его палатку. На взгляд Регарди, из них получились отличные соседи. Когда все разбредались по шатрам, шаман наглухо задергивал полог и, отпив моханы из своих неисчерпаемых запасов, засыпал мертвецким сном. Какое-то время Арлинг выжидал, потом аккуратно снимал кандалы и начинал разминать затекшие конечности. Чтобы каждый раз не устраивать мучительную операцию с выкручиванием суставов, он украл запасные ключи от кандалов, которые нашел у Сола, заменив их ключами от одного из сундуков с золотом. Для надежности Арлинг «усыплял» Сола еще и своим способом – нажатием пальцев на нужную точку за правым ухом. После чего устраивал из подушек, кандалов и одеял подобие спящего пленника и осторожно выползал под стенкой шатра в темноту ночи. Потом начиналась игра со стражей. Его охраняли добросовестно, и обычно никто из воинов на посту не засыпал. Арлинг медленно проползал змеей по песку, останавливаясь при каждом движении наемников. Он рисковал, покидая палатку Сола, но надеялся, что громкий храп Сола отпугнет любопытных. Старик не любил, когда его будили.
Со временем он научился убегать из палатки за полчаса. Выкрав плащ у заснувшего керха, Арлинг отправлялся бродить тенью по лагерю – разминать затекшее в седле тело и наслаждаться временной свободой.
После того как Дия помогла ему, прошло много времени, прежде чем они встретились снова. Вероятно, Азатхан приказал девчонке держаться подальше от палатки шамана. Поэтому Арлинг решил навестить ее сам. Ему не нравилось чувство благодарности, которое она ему навязала.
Нарзиды спали, сбившись в кучу между сдвинутыми в круг обозами. Их охраняли, но в отличие от наемников у палатки шамана, эти воины не считали необходимым бодрствовать всю смену. Арлингу не понадобилось много времени, чтобы незаметно пройти мимо. Гораздо дольше он искал саму Дию. Регарди хорошо запомнил ее запах – слегка терпкий с нотками ванильного сахара и яблок. Дия не ела яблок, когда пришла брить его в палатку Сола. Яблочный аромат находился в голове самого Арлинга, ведь именно яблочное вино пролила Дия больше года назад, когда впервые встретилась с Арлингом на пире у Сейфуллаха. С тех пор запах яблок с сахаром навсегда стал ее образом в голове слепого драгана.
Арлинг нашел Дию под самым дальним обозом. Она спала одна, на песке, завернувшись в рваную попону, какие подстилают под верблюжьи седла. Не обнаружив вокруг девчонки даже веревки от скорпионов и змей, Регарди понял, почему нарзидов так часто кусали ночные твари. Когда иман учил его выживать в пустыне, первым правилом, которое он вдолбил в голову слепого ученика, было никогда не спать на голом песке, каким бы заманчиво мягким он не казался. «Даже твой обостренный нюх не сможет учуять нору красного паука под слоем песка, – говорил учитель, разрушая палочкой дом одного из самого ядовитого пауков Сикелии. – И тогда вместо долгожданного отдыха, ты получишь бег наперегонки со смертью». С этими словами иман безжалостно раздавил красного паука, и в воздухе запахло кислым. Арлинг урок запомнил.
Прижав ладонью ко рту нарзидки, Регарди подхватил ее и перенес к телегам с кормом для скота, которые не охранялись и где их не могли услышать. Забравшись под обоз, он бросил на песок украденный у керхов плащ и опустился на него с Дией. За все время пока он ее нес, нарзидка даже не дернулась. Или у нее отсутствовал инстинкт выживания, или, наоборот, был развит слишком хорошо. Понимая, что ее сил не хватит против взрослого незнакомца, она предпочла тактику выжидания.
– Так и знала, что это ты, – радостно прошептала Дия, когда Арлинг откинул капюшон, давая ей разглядеть себя. Он ей не поверил. Девчонка вспотела, и в запахе ее пота отчетливо читались нотки уже уходящего страха.
– Трусишка, – хмыкнул Регарди. – Ну, рассказывай, чем я заслужил твое внимание.
– Я видела, как тебя привезли, когда мы еще стояли у Ясной Реки, – сообщила Дия. – И сразу поняла, что ты тот самый особый слуга господина Сейфуллаха. Ты халруджи, я помню тебя.
Она смущенно замолчала, и Арлинг решил ее не пытать. Помнит, так помнит.
– Ты знаешь, зачем вас ведут в Гургаран?
– Сказали, что там будем жить лучше, – промямлила девчонка и села, уткнувшись макушкой в дно обоза. Регарди себе такого позволить не мог, поэтому растянулся на животе, опершись локтями в песок.
– Твои родители здесь?
Дия покачала головой. По тому как она напряглась, Арлинг понял, что вопрос задавать не стоило.
– А это правда, что города больше нет? Что его песком до самой Алебастровой Башни засыпало? – наконец, спросила она, нарушив молчание.
Арлинг сглотнул. Внутренний голос ехидно подковырнул: вот, мол, расплачивайся за любопытство. Мало тебе собственных ностальгических воспоминаний?
– Он есть, – не сразу ответил Регарди. – Только… в другом месте, понимаешь?
