Юрий Никитин - Возвращение Томаса. Башня-2 (сборник)
Томас спрыгнул с коня, доковылял на подгибающихся ногах, в горле свистит, как в жестяной трубе, в голове стучат молоты.
– …что? – прохрипел он горящим ртом.
– Видишь, – сказал Олег, – обошлись и без драки.
Томас дернулся, посмотрел неверяще на его покрытое кровоподтеками лицо, опустил взгляд на расколотые пластины доспехов, охнул от боли, неосторожно задев локоть.
– Да, – простонал он, – ну совсем без нее, проклятой…
– Разве это драка? – сказал Олег, он все еще смотрел вверх. – Это так… Подумай, что могло произойти, если бы не договорились…
– Договорились?
Олег вздохнул, сказал с сомнением:
– Ладно, давай выбираться.
Глава 17
Томас не решился сдвинуться с места, страшась заблудиться, а Олег куда-то исчез, отсутствовал недолго, затем послышался свист, конский топот, снова свист, стук копыт усилился, из полумрака вынырнул Олег уже на своем гуннском коне.
Томас перевел дух, со страху чего только не померещится, поспешно повернулся к своему коню и, как только Олег поравнялся с ним, ухватился за седло и вздернул себя наверх.
– А теперь куда?
– Туда, – ответил Олег без уверенности.
Звонкий цокот подков разносился во все стороны, отражался от далеких стен и носился по залам, как испуганные мелкие птицы. Они поехали по своему следу обратно, так уверял Олег, хотя Томас не видел никакого следа, и ехали вроде бы по новым местам, но Олег направлял коня между колоннами довольно уверенно. Так миновали три огромных зала, впереди открылась огромная лестница из массивных блоков, Олег пустил коня прямо на ступеньки, Томас с сомнением поглядывал наверх, дальше лестница скрывается в полумраке, хотя в этом зале горит с десяток светильников.
Конь прядал ушами, всхрапывал, но послушно поднимался со ступеньки на ступеньку, а они все тянулись и тянулись. Конь под Томасом захрипел, с морды начали падать клочья пены. Лестница вывела в роскошный зал: пол из мраморных плит, выложенных строгим, но приятным узором, стены из отесанного камня, четыре колонны поддерживают свод. Томас покрутил головой, стараясь увидеть какую-то мебель, чтобы понять, куда попали, но цоканье копыт продолжалось: Олег уехал вдоль колонн дальше и дальше, там высокая арка прохода в другой зал, оттуда в третий, а там…
Томас выругался, почти такая же лестница ведет наверх. Зал освещен тускло, видны только нижние ступени, а что там наверху… Но конь отшельника уже пошел наверх, волхв наклонился к самой конской гриве, что-то нашептывает животному, но это и понятно: язычники сами почти животные, у них нет и не будет души, пока не примут крещения.
Эта лестница вывела в такой же зал, только поменьше, где жаркий воздух обоим напомнил сарацинский зной, когда сами пески плавятся под беспощадным солнцем. И снова Томас тщетно старался отыскать взглядом какую-то мебель или что-то на стенах, чтобы определиться, где они. Конь под ним вздрагивает, пена падает с морды, бока в мыле, голову опустил так, будто уже и уши тяжелые. Во все четыре стороны видны арочные своды, там тоже залы. Томас едва не вывалился из седла, стараясь заглянуть в ближайший.
Олег подождал, пока Томас приблизился, сказал задумчиво:
– Знаешь, христианство развивается настолько хорошо, что это первая вера, которую я… чуть было не принял! Ну, у каждого бывают минуты слабости… За долгие годы исканий я способствовал рождению иных религий, иные создавал напрямую… да, бывали очень… разные. Христианство, изменяясь, стало лучшим инструментом очеловечивания этого хищного животного. Я же могу представить, какой свиньей ты стал бы, не будь таким упорным христианином! И все те соблазны, которые ты отринул с такой легкостью, увы, не сумел бы одолеть никто другой… в смысле друговерный.
Томас буркнул с неприязнью:
– Так что тебе мешает стать? Хочешь, прямо щас окрещу своим мечом…
– Ну, – протянул Олег в великой задумчивости, – как бы это объяснить… В смысле, чтоб ты понял. Как-то я общался с одним милым стариканом, потомственным виноградарем из семейства Периньонов, знатоков этого дела. У него виноградники на половину края, он и сорта винограда создавал, и новые вина… Так вот сам хмельного в рот не берет! Ну разве что крохотный глоток, чтобы понять вкус. А все его соседи – по три-четыре чаши в день. Он признался, что любит вино, но еще больше любит улучшать его, чтобы люди пили и радовались. Ради этого он лишил себя радости пития и всю жизнь смотрит на мир трезвыми глазами.
Томас смотрел туповато, наконец произнес с глубоким уважением в голосе:
– Он просто святой.
– Ага, понимаешь, – сказал Олег с удивлением.
– Но ты при чем? – спросил Томас. – Если сам признал, что вера Христа – самая правильная…
Олег, не слушая, смотрел вперед и вверх, куда уходят ступени. В зеленых глазах причудливо отразилась чернота стен и редкие огоньки факелов. По лицу сбегали струйки пота, Томас ощутил, что уже мокрый насквозь, словно окунулся в горячую воду. В сапогах хлюпает, но во рту сухо, язык царапает небо.
– Жарко, – сказал он озадаченно. – Или мне кажется?
– Кажется, – ответил Олег зловеще. – Ты пощупай стену.
– Зачем?
– Да просто так. Не укусит же.
Томас снял рукавицу, приложил ладонь к шероховатому камню… и с воплем отдернул. Камень настолько горяч, что продержи еще мгновение, ладонь покрылась бы толстым пузырем. И еще дольше – запахло бы жареным мясом.
– Ну и свинья ты, – сказал он в сердцах. – Сказано, язычник. Нет в тебе ни христианского милосердия, ни воинского братства.
– Чего нет, – согласился Олег, – того нет. Но что есть, того не отнимешь.
– А что есть? – спросил Томас все еще рассерженно.
– Ну да, щас тебе все расскажу. Поехали!
Он повернул коня, Томас крикнул в спину просительно:
– Может, отдохнем чуть? У меня конь едва дышит.
– Выдержит, – ответил отшельник хладнокровно. – Там одна лестница.
Томас застонал.
– Говоришь так, будто одна ступенька!
– Ну все же, все же…
– А там наверху вообще пекло?
– Да, – согласился Олег, подумав. – Должно быть, еще жарче. Зато воздух посвежее… должен быть. И попрохладнее.
Томасу почудилось в его словах сомнение, но конь калики уже удалялся, помахивая хвостом, словно и не устал, Томас прошептал молитву Пресвятой Деве пополам с проклятиями в адрес язычника, с неимоверными усилиями заставил себя потащиться следом.
Лестница показалась чуть меньше, во всяком случае ступени – мельче, но Томас понял обреченно, что ему на коне не одолеть, тяжесть рыцарских доспехов вымотала силы и гуннского коня. Он остановился на первой же ступеньке и смотрел, вздрагивая, большими, как у ребенка, испуганными глазами на бесконечную лестницу. Со сдавленными проклятиями Томас слез и потащился со ступеньки на ступеньку, а когда конь начинал упираться, тащил за собой силой.
Все тело ныло и кричало, едкий пот выедал глаза, грыз шею, чудовищно зудело между лопатками, а ноги превратились в чугунные тумбы, которые он с трудом переставлял все выше и выше. Так продолжалось вечность, воздух стал совсем как в адской печи, железо доспехов накалилось, от жара начали лопаться губы, а в груди свистело, как в высушенной тыкве.
Сквозь грохот крови в ушах сверху донесся отвратительно довольный голос:
– Ну вот, я же говорил!
Томас поднимался и поднимался, опираясь уже не на ступеньки, а на рыцарскую стойкость, на доблесть христианина, на гордость и самолюбие, что не может позволить язычнику одержать верх даже в таком соревновании, и… вдруг поднятая нога не ощутила ступеньки. Он обеими руками кое-как снял шлем, мутная пелена пота застила взор, но то, что увидел, повергло в отчаяние.
Шагах в пятидесяти впереди еще одна лестница, уже не такая широкая, но все же массивная, и ведет вверх, вверх, вверх. А сам зал внушает уважение и даже почтение размерами, циклопическими стенами. Даже не разглядеть отдельные глыбы гранита: давление верхних этажей сплавило все в единое целое. Даже пол из гранита, но тщательно выровнен и отшлифован…
Он шатался, готовился упасть, а там пусть хоть смерть, уже отдал все силы, сознание смутно уловило далекий скрип, в лицо пахнуло изумительно свежим прохладным воздухом. Он с трудом повернул голову.
На дальнем конце зала отшельник, уже без коня, распахивает исполинские ворота. Снаружи ударил яркий солнечный свет, а второй порыв воздуха отогнал от Томаса жар, и он, всхлипывая от счастья, заковылял к Олегу. За спиной послышался конский топот, мимо метнулось черное тело, в воротах мелькнул красный хвост и пропал.
За воротами дивный зеленый мир с густой сочной травой. Великолепный строевой лес, между невысоких холмов бежит быстрая река, а оба коня уже щиплют зеленую траву.
Томас дикими глазами оглянулся, чудовищная лестница, что напугала до отчаяния, по-прежнему ведет выше, в верхние этажи. Чувствуется мощь каменного сооружения, которое не что иное, как…
