Роберт Беннетт - Город лестниц
– …что отсек себе правую руку, – говорит Шара, – и правую ногу, выколол правый глаз и отрезал правое яичко.
Волька ухмыляется:
– Странно слышать, как существо, подобное тебе, произносит священные слова! Словно бы птица заговорила…
– Так вы хотите сказать, – продолжает Шара, – что через пытки вы приведете нас к совершенству?
– Я не собираюсь пытать вас. По крайней мере я не замышляю ничего более жестокого, чем то, что я уже сделал с моим младшим братцем. Но да, вы встанете на путь самосовершенствования. Ибо вы познаете стыд. И этот огонек гордыни в твоих глазах погаснет. Ты хотя бы понимаешь, о чем говоришь?
– Готова побиться об заклад: ты считаешь, что Колкан жив, – говорит Шара.
Улыбка Вольки угасает окончательно.
– А где же вы были, господин Вотров? – спрашивает она. – Как вам удалось выжить? Мне сказали, вы погибли.
– А я действительно умер, дитя праха, – говорит Волька. – Умер на горе, на дальнем севере. И был возрожден.
Он раскрывает ладонь – там пляшут отблески свечи, хотя огонька Шара не видит.
– Старые чудеса живы во мне.
И он сжимает ладонь, и невидимое пламя умирает.
– Это было испытание духа. За ним мы и отправились в монастырь Ковашты – хотели испытать себя. Все остальные умерли во время паломничества. Все умерли, хотя были старше и опытнее меня. И сильнее. Они умирали от голода и холода. Заболевали и погибали. И только я шел и шел вперед. Только я был достоин. Только я прорывался сквозь ветер и снег и скальные зубы, чтобы отыскать Ковашту, последний монастырь, забытую обитель Отца нашего Колкана, где во сне ему были явлены святые предписания, что несли миру порядок и устроение. Я почти три десятка лет провел там, один в каменных стенах, питаясь крохами, я пил воду из растопленного снега… и читал. Я много узнал.
И он тянет указательные палец и до чего-то дотрагивается – словно бы дверной проем закрывает стекло, и он ведет пальцем по середине, и побелевший кончик пальца упирается во что-то твердое и скользит по невидимой преграде.
– Колокол Бабочки. Одно из самых древних чудес Колкана. Изначально его использовали, чтобы заставить людей сознаться в грехе, – видишь ли, воздух не может проникнуть туда или оттуда, и только на пороге смерти люди говорят истинную правду… Но не беспокойся. Тебя ждет другая судьба.
И он переводит взгляд на Шару:
– Вы проиграли, вы знаете? Ты и твои люди.
Шара молчит.
– Ты знаешь об этом? Отвечай.
– Нет, – говорит Шара. – Я не понимаю, что ты имеешь в виду.
– Естественно. Куда тебе. Вы слишком примитивны для этого. Ибо там, видишь ли, я нашел… его.
И он опускает руку за ворот и вынимает амулет – весы Колкана.
– Я медитировал годами, но слух мой оставался закрытым. И тогда я принял решение: буду медитировать до тех пор, пока не умру. И тогда я услышал его шепот, ибо смерть представлялась мне худшей участью, чем это горькое молчание… Я едва не умер с голоду. Возможно, я действительно умер от голода. Но я услышал его. Услышал его шепот в Мирграде. Я услышал Отца Колкана! Он не умирал! Он никогда не покидал наш мир! Его не коснулась рука вашего… каджа!
Тут Волька срывается на свирепое рычание – Шара видит желто-коричневые зубы.
– Мне было видение: часть Мирграда – истинного Мирграда, Божественного Города – сохранилась, и вы не сумели до нее добраться! Она скрыта от вас! Она скрыта ото всех! И тогда я узнал, что есть еще надежда для моего народа. Я увидел свет во мраке, спасение, ожидающее святых и бодрствующих. Я мог вернуться, дабы избавить нас от плена. Нужно лишь пробраться к нему. Найти его. И освободить. Нашего Отца. Нашего пропавшего Отца.
– Все как в прежние добрые времена, – бормочет Воханнес. – Чуть что – бегом к папочке…
Блаженная радость разом смывается с лица Вольки.
– Заткнись! – рычит он. – Заткнись! Заткни свою грязную пасть, предатель!
Воханнес молчит.
Волька смотрит на него, дрожа от ярости.
– Твой… твой рот осквернен! Чего касались твои губы, грязное ты отродье? Чьей плоти? Женской? Мужской? А может, детской?
Воханнес закатывает глаза:
– Батюшки, какое дурновкусие…
– Я всегда знал, что ты уродец, – цедил Волька. – Ты всегда им был, маленький Во. Что-то в тебе было неправильное – проглядывало некое несовершенство, которое следовало вырвать с корнем, как дурную траву…
Воханнес с равнодушным видом втягивает сопли и вытирает нос.
– И что же, ты даже не попытаешься оправдаться?
– А нужно? – искренне удивляется Воханнес. – Вообще-то я считаю, что мне оправдываться не в чем.
– Отец согласился со мной. Ты знал это? Однажды он сказал мне, что хотел, чтобы вы с матерью умерли, не пережив родов! Сказал, что это избавило бы его от бремени – от слабовольной жены и слабака-сына!
Воханнес сохраняет бесстрастный вид. Только кадык на шее дергается.
– Это откровение, – говорит он, – нисколько меня не удивляет. Очень в духе батюшки. Он всегда был такой милый и добрый…
– Треплешь грязным своим языком отцовское имя? Хочешь, чтобы я возненавидел тебя сильнее? Так знай – это невозможно!
– Срать я хотел, – четко и раздельно отвечает Воханнес, – на отцовское имя, на род Вотровых, и на вашего Колкана я тоже срать хотел. И я очень рад, что кадж не убил Колкана. Потому что теперь сайпурцы разделаются с ним, как с остальными богами, и у меня будет отличный шанс долезть до его подбородка и насрать прямо ему в рот.
Волько ошеломленно смотрит на него, не в силах выговорить ни слова.
Потом ненавидяще шепчет:
– Не будет у тебя такого шанса. Я оставлю вас в живых, тебя и ее, чтобы Колкан сам судил вас и вынес вам приговор. Ты ведь и подозревать не мог, правда? А ведь он все это время пребывал в Мирграде, взвешивая грехи этого города. Он наблюдал за тобой. Он ждал. Он знает, что ты натворил. Я подниму Престол мира из могилы. И когда он придет, ты познаешь боль, младший братец.
Шара уже сообразила, что это за комната, в которой нет ни мебели, ни штор: она хорошо помнит, как смеялся над ней мховост, и как она ткнула свечкой ему в грудь. И земляные ступени ведущей вниз лестницы она тоже помнит…
«Я знаю, где мы находимся, – думает она, – и где находится Колкан, я тоже знаю».
– Он ведь там, внизу? В зале Престола мира, правда? – громко задает она вопрос.
Волька оборачивается и смотрит, словно бы она только что залепила ему пощечину.
Воханнес хмурится:
– В той древней развалюхе?
– Нет, нет. Под землей скрыт настоящий Престол мира, он в нескольких ярдах под нами.
И она прикрывает глаза. В голове все еще плавает туман хлороформа, но настырная мысль дрыгается и лезет, лезет наружу:
– А еще Божества любили использовать стекло как кладовку… Аханас держала заключенных в оконном стекле, а в маленьком стеклянном шарике у нее была целая загородная усадьба. Жугов упокоил тело Святого Киврея в стеклянной бусине. А когда я оказалась там, внизу, в зале Престола мира, я стала искать знаменитые витражи, о которых столько читала… но все окна были разбиты. Кроме одного-единственного, в атриуме колкастани. И я еще подумала: как интересно, что оно осталось целым, не треснуло, и оно без рисунков.
Шара распахивает глаза:
– Ведь именно там его заточили другие боги, правда? Это стекло стало для Колкана тюрьмой в течение последних трехсот лет. Живой бог, скованный внутри оконного стекла…
* * *– Я не очень понимаю, о чем речь, – живенько заявляет Воханнес, – но, похоже, сейчас начнется самое веселье, да, Волька?
– Как вы собираетесь освободить его? – спрашивает Шара.
Волька меряет ее гневным взглядом, воздух с шумом вырывается у него из ноздрей.
– Хотя… – добавляет она, – это ведь может быть обычное чудо Высвобождения. Известное любому священнику…
– Не любому, – хриплым от ненависти голосом отзывается Волька.
– Значит, более мощное. Возможно, – медленно выговаривает Шара. – Возможно, это что-то из наследия монахов Ковашты? Что-то, что ты вычитал в их книгах?
Волька рычит, словно бы его ударили.
– А ты уверен, братец, – хихикает Воханнес, – что она тебе в чем-то уступает? По мне, так наоборот…
– А Уиклов? – продолжает Шара. – Он будет в этом участвовать? Это ты руководил всеми его действиями, правда? Это ты запер здесь мховоста. Чтобы он сторожил подземный ход…
– То, что случилось с Уикловым, покажется тебе благословением – в сравнении с тем, что ждет тебя, – рявкает в ответ Волька. – Уиклов, он… он был истинно верующим. Настоящим колкастани. Но он привел тебя к Престолу мира, а потом ты сообразила, как я обнаружил Склад украденных вами вещей… словом, я не смог его простить.
– И что ты сделал?
Волька пожимает плечами:
– Мне же нужно было как-то выяснить, как на самом деле работает Колокол Бабочки. Я ведь никогда не видел его в действии. А Уиклов… как раз под руку подвернулся. Я напомнил себе: все мы – лишь инструменты в руках Божеств. А то, что ты гонялась за Уикловым, тоже было мне на руку. Ты даже представить себе не могла, что я здесь, так что у меня было много времени, чтобы все продумать и распланировать до твоего приезда.
