Олеся Шалюкова - Пустыня смерти
Всё было так просто. Всё было так легко. Ничего не изменилось.
Пески шелестели.
«Погоня! Погоня уже рядом! Беги! Беги! Скорее…»
И я бежала. Под бой песчаных барабанов, под вой разгорающейся песчаной бури ящер мчался на восток, туда, где лежала проклятая земля, туда, где я собиралась встретить деда. Туда, где должен был прозвучать какой-то вопрос, который…
Мысли снова обрывались.
Ящер сноровисто бежал вперёд, а вокруг ластились пески, заметая следы, укутывая нас своей восхитительной пеленой, рассказывая обо всём, что успело уже случиться, и что только должно было случиться.
«Мама».
«Моя дорогая».
«Я так устала».
«Я понимаю», — пески укачивали меня в нежной колыбели, уговаривая, что теперь можно расслабиться, можно так не переживать и не сходить с ума, — «но скоро всё закончится».
«Что там происходит?»
«Уже началась паника. Уже нашли мёртвого императора и провозгласили нового. Церемония ещё не прошла, церемонию только назначили. Хан уже окружил брата огромной командой. Старший брат, который строил активно планы, и северная любовница — уже мертвы. Хан постарался».
Пески шумели, покачивались, тянулись, рассказывая тысячи сказок, тысячи историй.
Хан делал всё, чтобы его брат даже не подозревал о том, что происходит вокруг. Выстроились вокруг него защита человеческая, защита шаманов, защита змеиная. Всё слилось воедино, всё стало простым и понятным. Но вместе с тем, всё стало слишком болезненным.
«Грэсс схватил Ремес в охапку, утащил из императорской столицы и сейчас двигается обратно к тому аулу, откуда она родом. А вот Гард не с ними. Он возвращается в тот аул, где твой дед велел ему ждать его. Будет защищать его, как и клялся когда-то».
«А Али?»
«Ему сейчас плохо. Но он понимает, что по-другому быть и не могло. Старуха-могильщица ждала его, сказав, что он имеет право на три желания. Так первым же желанием мальчишка освободил их. Она смеялась так, что начала заикаться. Потом сказала, что вы обязательно встретитесь, но не сразу, тебе сначала нужно в другое место. Место, о котором никто не сможет сказать. Милая…»
«Да?»
«Ведь ты же до сих пор не выбрала?»
«Нет. Я не могу выбрать. Я не могу понять, что происходит, не могу понять, какая я настоящая, какой я должна быть. Танцевать в песках, чтобы развевались шелка, чтобы звучали барабаны или скользить на своём хвосте в глубину пустыни. Просто… Не могу выбрать».
«Тогда пока не выбирай».
«Мама?»
«Пусть всё идёт, как идёт. Мчись туда, куда тебя зовут барабаны. Мчись туда, куда тебя зовёт будущее».
«Мама…»
Пески шептали, укачивали меня.
Впереди было ещё несколько дней пути…
…Они практически не остались в моей памяти. Только песок, только тихий шелест. Рамир вёл ящера, я больше дремала в седле, пытаясь справиться с отчаянной болью. Свиток изменений, который я всегда так легко принимала, в этот раз не пожелал стать моей частью. Дикая боль разрывала меня в клочья, куски свитка слезали с меня, отрезая мне возможность притвориться «Зеоном» ещё хоть на какое-то время.
Почему-то я могла быть теперь только собой и больше никем и ничем другим.
К сожалению, бед я уже натворила, поэтому больше корчилась от боли, чем слушала себя, других или кого-то ещё. Чем пыталась что-то понять или кого-то отыскать. Мне было бесконечно плохо, и я таяла в успокаивающих объятиях пустыни.
А ящер уносил нас всё дальше и дальше. Где-то в стороне мелькнул круг забвения, но ловил в этот раз он совсем не нас. Кого-то за нами? Не знаю. Не знала тогда, не могла уловить. В эти дни и минуты я была больше частью бескрайней пустыни. Так было легче переносить боль. Так было легче осознать, что на самом деле — я это я. Да, я всего лишь песчинка в чужих играх и игрищах, но для огромного политического жернова даже такая мелкая пылинка, как я — могла стать и стала хуже камня, сломав всё…
Моё имя. Плавая в мареве, где не было ничего, кроме песка, я никак не могла уловить ритм жизни, никак не могла собраться с мыслью, чтобы понять, что именно мне действительно важно. И важно ли что-то! Что я. Кто я. Как меня зовут?
У меня были янтарные волосы и янтарные глаза, прошлое неприкаянного ребёнка, детство будущей наложницы-смертницы и юношество змеиного проводника и говорящей со змеями. Я танцевала на песках, говорила со змеями и запросто заходила в гости к королеве песчаных муравьёв. Но где-то между всем этим я совершенно потеряла себя. Даже не так, я и не подумала найти своё место. Словно, с самого начала, когда я пришла к деду с тихим «помогите, мне больше некуда идти», это так и не изменилось.
Мне по-прежнему было некуда идти.
Меня никто не ждал. Были люди, теперь я знала это точно, которые были бы рады меня видеть. И не люди тоже. Но места, того места, о котором я мечтала, того места, которое я искала даже, того места, где я могла быть счастливой, ничего не боясь — не было.
Особенно теперь, когда за мной в скором времени должны были отправить всех убийц Аррахата. Да, на моей стороне всегда будет мама. Я чувствовала, даже когда она занималась другими делами, её поддержку. Её спокойную и оберегающую защиту. Но бегать всю жизнь?
Я уже столько бегала! Я уже так устала. Мне хотелось уюта. Мне хотелось спокойствия. Мне хотелось ощущения того, что я защищена!.. Я ощущала такое только один раз, когда спала в кольцах Тайпана. А сейчас — спит он сам, а я где-то… где-то…
Встряхнувшись, вынырнув из своего болезненного забытья, я тревожно огляделась. Действительно, а где это я?! Что я здесь делаю? И где это «здесь»?
— Рамир?
Привидение, сонно дремлющее у поводьев, встряхнулся и повернулся.
— Зеон! Ты пришла в себя.
— Да, — согласилась я, чуть поморщившись. Мужское имя неожиданно покоробило слух. — Где это мы?
И мой мёртвый напарник, уловив это, торопливо поправился:
— Всего пара часов, и скоро покажутся проклятые земли. Неужели, ты их не ощущаешь, Зеоннала?! Я думал, змеиные проводники ощущают эти земли, как и змеи. Своей кожей.
Я задумалась, прислушалась к себе. Неужели, плавая в мареве боли, я потеряла ощущение опасности?! Нет… Не потеряла. Его по-прежнему не было! Но тогда почему проклятые земли ощущает Рамир?!
— Мёртвое — мёртвым, — прошептал неожиданно Рамир. — Держись крепче!
Крепче? У него снова есть тело?
И зачем он так погнал ящера? Что-то случилось? Что-то может случиться? Что-то, о чём я не знаю?
Я не могла найти ответы на эти вопросы, поэтому крепче обхватила привидение, снова уплывая в марево, где не было боли, где не было громких звуков, где не было странного танцующего ощущения на коже. Такое ощущение у меня было на пике Гроз незадолго до того, как собиралась пролиться на землю небесная влага…
…
Распахнув глаза, я вскинула голову. Небо! Привычное небо моего мира, которое всегда радовало своей чистотой, затягивалось пеленой! Мрачная, тёмно-серая, торжественная, она собиралась в некую массу из разрозненных клочков, соединялась, сплеталась. Словно бы шуршала. Как клубок змей, пока не стала единой плотной массой.
Пески пугливо молчали.
Что?! Что это такое?!
«Мама?!»
«Ш-ш. Дождь. Это называется дождь, моё любимое дитя. Небесная вода проливается сверху».
«Откуда она в пустыне?! В пустыне никогда не было небесной воды!»
«Была. Когда-то. Очень давно. Когда Аррахат не был пустыней. Границы, окружавшие раньше меня стеной, сквозь которую не перейти, не перебраться было, треснули… Это первый гонец, моё дитя… И кто знает, что придёт за ним потом. А пока — поспеши. Ты слишком вымоталась, а дождь лучше переждать там, где тепло. Ты уже очень близко».
Очень близко? Но проклятые земли…
Ящер споткнулся так резко, что я чуть не вылетела из седла. Меня придержало привидение, и очень вовремя. Потому что не будь его — я бы свалилась, руки разжались сами собой. Проклятых земель больше не было.
Было серое спёкшееся поле чего-то крупного, крупнее песка, жирно лоснящегося. Чего-то не очень понятного. Чего-то, что я никогда не видела.
— Скорее! — Рамир, неожиданно схватив меня за руку, снял меня с ящера. — Отпустим его в пески. Пустыня заведёт следы в сторону. Здесь лучше пешком.
— Здесь? — я осторожно попробовала ногой то странное, на что предлагалось встать. Встала твёрдо на две ноги. Под ступнями было что-то непонятное. Не пружинящее, не рассыпающееся, но не твёрдое. Чуть приминающееся. Я ступила ещё шаг и увидела собственный след.
— Это!
— Они исчезнут, — Рамир, удерживая меня в вертикальном положении, ободряюще улыбнулся. — Это называется «земля». В оазисах, например, она есть.
— Там совсем другое!
— Да, — согласился со мной напарник. — Зеоннала, нет времени, идём. Скорее.
Скорее? Идём? Но…
Вялость. Во мне расплывалась вялость. Душная, тяжёлая, подобная смертельному оцепенению. Перед глазами мелькнул алый всплеск гигантской чешуи. Змеяз коснулся ушей, но не оставил понимания. Зато я резким рывком оказалась на поверхности собственного сознания. Больше не было слабости, больше не было боли и вялости. Было только чёткое понимание того, что только что меня защитили. Защитил тот, кто, как я считала, пропал. Тайпан.
