Сергей Юрьев - Нашествие с севера
– Што груштишь? – поинтересовалась старуха, ставя перед ним поднос с гусем, и посмотрела на него так сострадательно, что Плют тут же расчувствовался.
– Лиска… Сука… Не дает… – старательно произнес он, и густая слеза навернулась ему на левый глаз.
Он выпил еще пару кружек и через некоторое время заметил, что, отщипывая куски гусятины, жирными пальцами отправляет их в рот, а напротив сидит старуха и ведет с ним задушевную беседу:
– …а ты теряесся. Ты ее в хату заташши да и сунь што надо куда шледует. А потом ей шамой понравитша. Вот прямо шшас и иди. Я тебе винца с собой дам. Вольешь в ее крушешки две, а ей-то и захорошшеет. Токо ты шебя не жабывай, тоше прикладывайсся… А там тебе всё равно будет, поиметь ее шперва, а потом убить, или шперва убить, а потом поиметь. – Раздались ее сухие смешки, и Плют поддержал старуху громовым хохотом.
Вновь он очнулся уже посреди лесной дороги с винным мехом на плече. До родного селища оставалось еще полдюжины лиг, но он чуял, что Лиски там нет, Лиска, верно, к Веселому ручью скатерки полоскать пошла. И к лучшему – оттуда до Дубравы не слыхать, кричи – не кричи…
Лиска выловила из холодного незамерзающего ручья прополоскавшееся белье и закоченевшими руками свалила его в здоровенную корзину, стоящую на широких полозьях. Оборотни с тех пор, как прошло войско лорда, поблизости не появлялись, да и из иных мест не доходило слухов о встречах с ними. Так что она особо не торопилась успеть домой засветло. Конечно, дед Ясень уже беспокоится, но это с ним бывает всегда, если Лиски нет у него перед глазами, особенно после того, как лешаки пожгли их селище. Она быстренько сложила последнее льняное покрывало, пока оно не успело окаменеть на морозе, и спрятала ладони в огромные меховые рукавицы, которые оставил ей на память сотник Дан.
Теперь можно было возвращаться домой по натоптанной тропе, но вдруг к ней явился солнечный зайчик. Он приходил к ней изредка уже много-много лет, целых пятнадцать. Она помнила еще те времена, когда она качалась в люльке, подвешенной к потолку, а он прыгал над ней, и они весело смеялись. Правда, зайчика, кроме нее, никто не видел и не слышал, но разве это так важно, если при его появлении ей всегда становилось тепло, спокойно и радостно. Впрочем, вряд ли зайчик был солнечным, потому что он появлялся и тогда, когда солнца не было видно, а иногда даже ночью. Он светлым искрящимся мячиком прыгал по сосновым веткам, по синему вечернему снегу, а иногда касался неба… Не облаков, а именно неба – когда оно было совершенно голубым или бархатно-звездным, он всё равно его касался, и это было самым замечательным чудом, которое ей случалось видеть. Иногда он даже с ней говорил. Ну, не совсем говорил, но всё равно было понятно, что он хочет сказать. А порой он исполнял ее желания, правда, она редко чего хотела, кроме того, что есть… А вот селище их из пепла поднять да погибших родичей вернуть зайчик не мог, успокоил ее только, что они, мол, там, где им лучше, а кому хуже стало – так поделом…
А сегодня зайчик был печален. Он возник на дне ручья, но тут же запрыгнул ей на ладошку и стал совсем крохотным.
– Что с тобой такое?
«На севере меченосцев победили».
– Так это ж радость. Значит, сюда не явятся.
«Они-то не явятся, а вот тебе придется у них погостить».
– Мне?
«Без тебя там не справиться. Нечисть только против тебя ничего не может. Ты людей бойся».
– Смешной ты. Зачем? Они мне пока…
– А вот ты где! – раздался сзади осипший надтреснутый голос.
Лиска обернулась и увидела соседа тетки Тинки, Плюта, который целыми днями либо сидел на крыльце своей избы с кружкой ячменного вина, либо спал с таким храпом, что его слышно было в соседних домах. Жил он совсем один, и Лиске было его жалко. Как-то постояла она на его пороге, проговорила с ним о том, как бруснику лучше замачивать, и с тех пор он ей проходу не давал, всё зазывал к себе жить, а как-то даже у Ясеня ее в жены себе выпрашивал, но Лиска-то знала, что дед ее в обиду не даст…
– Может, те подмогнуть санки-то допереть, – предложил Плют заплетающимся языком. – А я тебе винца черничного припас.
Он стянул с плеча мех, в котором что-то булькнуло, и протянул его Лиске, но сам шагнуть не смог, потому что одной рукой держался за березу.
Лиска глянула на свою ладошку и увидела, что зайчик куда-то исчез. Но он был где-то поблизости, Лиска это чувствовала, и поэтому ей не было сильно страшно, хотя Плют был совсем пьяный и уперся в нее мутным злым взглядом.
– Шел бы ты лучше – поспал, – посоветовала ему Лиска и взялась было санки тянуть, но в этот момент Плют отпустил березу.
– А спать мы седня вместе будем, – говорил он, перегородив ей дорогу. – Айда, у меня тут землянка рядышком.
Он начал на нее надвигаться, и тут-то Лиска перепугалась не на шутку. Ей тут же захотелось оказаться где-нибудь подальше отсюда, убежать быстро-быстро, так чтобы ни этот, ни какой другой дурной человек ее не догнал. И вдруг она увидела, как на Плюта набросился комок света, обволакивая его разноцветным сиянием.
– Ведьма! Ведьма! – заорал он, пытаясь сорвать с себя искрящееся покрывало. – Убью!
Он тоже не сильно испугался, посчитав, что прыгающее свечение – это только его пьяный бред, с ним такое порой случалось. Но когда он сбросил с себя видение, оказалось, что Лиски поблизости уже нет. Плют швырнул на снег мешок с остатками вина, вытащил из-за голенища длинный кривой нож, тоже отцово наследство, и бросился в лес, в ту сторону, откуда ему послышались какие-то шорохи.
– Всё равно найду! – рычал он, проваливаясь в снег то по колено, то по пояс. – Не сейчас, так завтра найду! Сама придешь, сука!
Он срубал кинжалом ветки и молодые деревца, оказавшиеся на его пути, ломился прямо через заросли, словно медведь-шатун, выкрикивал, не умолкая, ругательства в адрес неблагодарной девки, в конце концов сделал круг по лесу и вернулся ни тропу. Только тут до него дошло, что никаких следов, кроме его собственных, не уходит в сторону от тропы. Он решил, что девка, верно, прошмыгнула назад, в сторону селища, и бросился за ней, надеясь настигнуть ее перед воротами…
Заснеженные ели покачнулись, в сумрачном небе вспыхнула яркая звездочка и сразу же начала падать прямо на нее. Но Лиска ничуть не испугалась, она лишь успела обрадоваться, что ужасный Плют куда-то исчез, и не так уж важно было, что вместе с ним исчез лес, натоптанная тропа, журчащий ручей и даже корзина с бельем. Зато вокруг нее засияло множество зайчиков, таких же теплых, счастливых и добрых, как тот, что играл с ней с самого младенчества. Она летела куда-то вверх, и ей было легко и хорошо, но немножко грустно, потому что казалось, будто то, что происходит с ней сейчас, похоже на смерть, на ту самую смерть, о которой ей иногда рассказывал зайчик, на ту самую смерть, которой не бывает.
Но она точно знала, что это еще не смерть, а просто странствие, далекое, но, возможно, недолгое… Лиска почему-то была совершенно уверена, что ничего плохого с ней не случилось и не может случиться. И она совсем не испугалась, когда вдруг очутилась в просторной комнате, где вместо потолка клубился искрящийся туман, пол казался мраморным, а стен не было вообще. И еще она обрадовалась, заметив, что зайчик, тот самый, по-прежнему лежит на ее ладошке.
– Где я?
«Это Лейнор».
– Тот самый, о котором поют?
«Да».
– А я вернусь обратно?
«Да».
– А когда?
«После…»
Серебряный туман подернулся частой рябью, и из него выглянуло доброе старческое лицо, а через мгновение старец, одетый в обыкновенную рясу Служителя, стоял перед ней и улыбался.
– Кто ты? – спросила Лиска. – Творец, что ли?
– Ну что ты… – Голос у него был совсем не старческим. – Когда-то меня звали Лист, и я был Первым Святителем Храма, а теперь я умер…
– А я?
– Ты же знаешь, что нет…
– Тогда…
– Ты вернешься. Но ты вернешься не сразу. Просто без тебя у нас не получается спасти тот мир, в котором ты живешь и в котором жил я. Тебе нельзя здесь надолго задерживаться, и поэтому просто послушай меня… Все цепи судеб и событий складываются в путь к спасению, и этот путь проложили сами люди, восставшие против Зла. Но в этой цепи не хватает одного звена, и если его не будет, путь всё равно приведет к цели, но будет слишком долог, труден и горек. Это звено – ты. И ты должна оказаться в нужное время в нужном месте… А потом тебе, возможно, придется проникнуть и в более страшные места… Но ты вернешься. Только тебе, единственной из всех ныне живущих, они не могут ничего сделать. Только тебе…
Старец Лист прочел молчаливое согласие в ее глазах, и зайчик на ладони тревожно похолодел. Серебристый туман поглотил всё вокруг, и вновь начался полет навстречу неизвестности.
Глава 9
Они пришли с юга, как мы когда-то пришли с севера. Они утверждают, что они наследники великого Холма, как и мы – наследники великого Цаора. И мы, и они богаты лишь памятью о могущественных предках.
