Павел Корнев - Мор
Почему? А вот это как раз и оставалось загадкой…
– Госпожа готова вас принять, – подошел к нам давешний привратник. – Прошу за мной.
И тут уж не осталось никаких сомнений – смотрели нам вслед с неприкрытой ненавистью. Ненавистью столь явной, что обратила на нее внимание даже Берта.
– Ничего не понимаю! – прошептала она, когда нас оставили наедине. – Я ведь со всеми на приемах общалась, милейшие люди…
– Тихо!
– Проходите! – раздался вдруг замогильный голос, и двустворчатая дверь бесшумно распахнулась.
Откинув показавшийся невесомым полог, мы прошли в просторную комнату и настороженно уставились на сгустившуюся в дальнем ее конце тень. Полумрак как-то враз рассеялся, и пред нами во всей своей красе предстала гадалка. Высокая, стройная, в облегающем тело подобно второй коже экзотическом наряде.
Я скосил взгляд на Берту, и сравнение вышло не в пользу моей подруги. Бездонные глазища предсказательницы оказались больше, грудь выше, талия уже. А лицо не просто поражало изяществом черт, оно так и манило отблеском лежавшей на нем загадки.
Одновременно с появлением хозяйки особняка помещение наполнили странные ароматы, и виски вновь заломило, в носу засвербело, а на глазах выступили слезы. А вот Берта как завороженная следила за плавной походкой гадалки и, казалось, позабыла обо все остальном.
Предсказательница неожиданно замерла на полушаге и в изумлении приложила ладонь ко рту.
– Как ты посмела сюда явиться?! – прошипела она, поборов удивление. – Немедленно убирайся, ты, меченная Тьмой потаскуха!
– Постойте! – ошарашенно заморгала Берта. – Я не понимаю…
– Вон! – завопила хозяйка особняка, и в лице ее не осталось ни капли привлекательности. Одна лишь животная ненависть.
– Так вы не поможете? – спросил я. Чем больше нас окутывал непонятный аромат, тем невыносимей давило виски и затылок.
– Вон!
Гадалку затрясло, и в комнату проскользнул молодой парень. Крепкий, подтянутый, быстрый.
– Убирайтесь отсюда! – потребовал он, едва сдерживаясь, чтобы не вытолкать нас взашей. – Немедленно!
– Тебе хочется меня ударить? – спокойно поинтересовался я, заглянув в пустые глаза фанатика. – Ты испытываешь раздражение? Злость? Ненависть?
– Уходите. – Парень отступил на шаг назад и указал на дверь. – Или вас выведут.
– Идем, – потянул я за собой Берту.
– Но, Себастьян! – уперлась та и обернулась к гадалке.
Прежде чем девушка успела произнести хоть слово, я до боли стиснул ее плечо и потащил на выход. Выволок в коридор и уже там шепнул:
– Молчи!
Накинув плащи, мы степенно вышли во двор, и девушка потребовала объяснений.
– Ты так это оставишь? – вырвала она руку. – Эта тварь вылила на меня ушат грязи, а ты даже не дал ничего ответить!
– Желание оставить за собой последнее слово – это большой недостаток, – усмехнулся я, подзывая дожидавшийся нас экипаж. – Ты уж поверь, дорогая…
– Я рассчитывала вернуть себе лицо! – со слезами на глазах заявила Берта.
– Не переживай, – улыбнулся я, чувствуя, как потихоньку начинает ослабевать головная боль. – Вернешь, и уже скоро. Теперь эта стерва у нас в руках.
– Но почему?
– Долго объяснять. Скажу только – у меня от нее голова разболелась.
– Ты издеваешься?
– Вовсе нет. – Я запихнул девушку в экипаж и хлопнул по борту: – Езжай!
Кучер взмахнул поводьями, и карета, постепенно набирая ход, покатила по вечернему городу. А я вдохнул студеного воздуха, негромко рассмеялся и зашагал к набережной. Там поймал запоздалого извозчика, сунул ему грош и велел гнать к Змеиному мосту.
Пора было переходить от слов к делу.
Ломбард у Змеиного моста располагался в не самом престижном районе Ольнаса. Настолько в «не самом», что высадивший меня извозчик принялся нахлестывать конягу, лишь бы поскорее оттуда убраться.
Я только усмехнулся, обил с сапог грязный снег и толкнул звякнувшую колокольчиком дверь. Угрюмый охранник поднялся со стоявшей у стены лавки, хлопнул ладонью по прилавку, вызывая хозяина, и посторонился.
Появившийся из задней комнаты мужичок жуликоватой наружности со слегка искривленным носом сразу оценил мой наряд и заискивающе улыбнулся:
– Чего угодно вашей милости?
– Один мой знакомый рекомендовал к вам обратиться.
– И кто же это?
Я перегнулся через прилавок и негромко, но четко произнес:
– Ричард Йорк.
Хозяина разве что удар не хватил. От лица его отхлынула кровь, левое веко задергал нервный тик, и уверен – получи он ножом в живот, и то удивился бы куда меньше.
– Но позвольте… – просипел хозяин.
– Не позволю, – отрезал я. – Ты ведь не хочешь, чтобы о твоих делишках кто-нибудь узнал, а?
– Пройдемте, – поманил меня за прилавок мужичок и резко бросил охраннику: – Дверь закрой.
Я вслед за хозяином прошел в заднюю комнатушку и спокойно прислонился к стене.
– Что ж, почтенный Ильгис, не буду ходить вокруг да около – мне нужна ваша помощь.
– Кто вам рассказал обо мне? – насупился промышлявший скупкой краденого содержатель ломбарда.
– Йорк и рассказал.
Ильгис хотел было что-то ответить, но пересилил себя и промолчал.
– Насколько мне известно, – продолжил я, – у вас было взаимовыгодное сотрудничество. Предлагаю его продолжить.
– Не интересует, – сразу отказался хозяин. – Ясно вам? Не интересует!
Я достал кошель и демонстративно взвесил его в руке.
– Либо ты работаешь за деньги, либо завтра тебя посетит нынешний капитан гвардии. И тогда, поверь, одним только сломанным носом уже не отделаешься.
– Так вы из этих… – обреченно протянул Ильгис. – Понаехали…
– Не имеет значения. – Я бросил кошель и усмехнулся: – Значение имеет лишь звонкая монета.
– Голову на плечах сохранить тоже не помешает, – ворчливо возразил Ильгис, по весу сразу сообразивший, что кошель полон золота. Он развязал тесемку, полюбовался желтым отблеском дукатов и печально вздохнул: – На мокрое ведь дело толкать будете…
– Вовсе нет, – усмехнулся я. – Работа по твоему профилю.
– За простой грабеж столь щедрая плата? В чем подвох?
– Это только аванс. А подвох в том, что, если подведешь, голову на плечах тебе сохранить точно не получится.
– Кто бы сомневался! – Ильгис спрятал кошель и уже совершенно спокойно поинтересовался: – Что надо делать?
– Аптеку на Третьем Валу знаешь?
– Которая у Медового переулка?
– Да.
– Имею представление.
– Узнай на таможне, когда они ждут следующую поставку заграничных товаров. Сроки горят, поэтому тамошние чиновники должны быть уже подмазаны, а документы выправлены.
– Что еще?
– Мне тебя учить, как дела вести? Об одном прошу – людей не из болтливых подбери. Меня интересует товар. Весь. Ясно? Вопросы?
– Нет вопросов, – обреченно махнул рукой Ильгис.
– Вот и замечательно. – Я приоткрыл дверь и предупредил: – И святошам из миссии Изгоняющих об этом маленьком приработке знать вовсе не обязательно. Усек?
В один миг ставший белее прежнего содержатель ломбарда лишь молча кивнул.
Я погрозил ему пальцем и направился на выход.
В поле зрения Тайной службы Стильга вороватый содержатель ломбарда попал сразу после войны. Смену хозяев он воспринял как должное, агентом слыл полезным, и местный резидент без прямого приказа из Акраи и близко бы меня к нему не подпустил. А ждать разрешения нельзя – счет идет на дни, если не на часы.
Дело в том, что витавшие в особняке предсказательницы ароматы оказались прекрасно знакомы. Пахло там «желтой пылью». Той самой отравой, которую уже больше года на корню скупали мои коллеги. Достать этот дурман в чистом виде человеку со стороны было просто нереально – перед дальнейшим распространением он до последней щепотки пережигался и смешивался с опиумом.
И я бы мог грешить на предателей в собственных рядах, но, когда увидел Магду Бланьеж, все стало на свои места. Магда Бланьеж была ведьмой. Скорее всего, той самой, что впервые привезла отраву в Ораж-на-Рее. Рискну предположить, что она до сих пор получает «желтую пыль» напрямую с Дивного по своим не слишком надежным теперь каналам. Не иначе, именно этим и объяснялась нервозная обстановка на приеме.
Старые запасы подошли к концу, новая поставка запаздывает – это ли не повод для беспокойства? Состоятельные мальчики и девочки не привыкли себе ни в чем отказывать, а тут такая незадача! Ну да никто им эту отраву насильно не пихал. Впредь умней будут. Те, кто выживет.
В снятый перед отъездом в Рживи особняк на окраине я добрался уже за полночь. И путь неблизкий, и шагал не торопясь. Скверна так и норовила расплескаться, захлестнув своей мутной волной сознание, приходилось стискивать зубы и терпеть.
