Сергей Самаров - Последний день Славена. След Сокола. Книга вторая. Том первый
Бобрыня пожал широкими плечами, показывая своё неодобрение.
– Вы же дружите с данами.
– Дружба дружбой, а свои интересы каждый блюдёт сам. Даны не захотят из-за нас ввязываться в войну с Карлом. Готфрид просто побоится такой войны, где победитель неизвестен. Ему хочется много власти, но он боится потерять всё.
– Тогда можете просто уйти к данам. Граница рядом.
– Это опять то же самое, что предать веру и предков… Нашу веру даны терпеть не захотят. У них есть свой Один, и чужих богов они вынести рядом не смогут. А кто в действительности лучше, Карл или Готфрид – это неизвестно, хотя один из них союзник, второй – враг. Но союзник добрым нравом и заботливостью даже о своих подданных не отличается, а враг, в противовес ему, о своих людях всегда заботится, какого бы они племени не были. Единственно, он не терпит чужую веру. Нашу веру. А мы не терпим другую – их веру. И это противоречие разрешить сложно, если не сказать, что практически вообще невозможно. Вот для меня лично пойти к франкам в церковь – это то же самое, что пьянствовать и плясать на домовине матери. А посетить священную рощу Одина, куда ходят даны – то же самое, что отправиться в гости к Чернобогу с пожеланием ему удачи и здравствования.
– И что же вы будете делать? – сочувственно вздохнул Бобрыня.
Заруба горько усмехнулся.
– Не сдаваться же. А там посмотрим, что нам Свентовит уготовит. А пока князь Бравлин хочет знать состояние здоровья княжича Гостомысла. Он сам хочет навестить его здесь, как только княжич будет в состоянии разговаривать с ним. Должно быть, Бравлин связывает с этим разговором какие-то надежды. По крайней мере, я так понял серьёзность его тона. Когда нашему князю пожаловать?
– Этого я сказать не могу, хотя всей душой своей надеюсь, что пожаловать ему удастся. Но Рунальд запретил нам входить в избушку самим, и запретил пускать туда посторонних. Придётся ждать, когда он сам выйдет. Он обещал, что пробудет в избушке с княжичем три дня.
Сотник Заруба звучно вздохнул:
– Тогда придётся и мне ждать, когда жалтонес сам выйдет. Надеюсь, это произойдёт вскоре. Через три дня может выйти с вестью о здоровье княжича. А сам может и раньше показаться. Ладно, подождём. Тем более, что я тебе не все ещё вести передал. Напоследок оставил, как и полагается, самую интересную. Специально для тебя и твоих людей.
– Ну-ну… – Бобрыня поправил ножны меча.
– Помнишь, сотник Русалко пошёл проверять стрелы у своих стрельцов.
– Помню.
– Как только началась проверка, из сотни сбежали десятник Парван и стрелец Осмак. Знаешь, небось, таких?
– Нет, не знаю. Это сотня княжича Вадимира. Я из полка княжича Гостомысла.
– Вот. И десятника видели отправляющимся в эту сторону. Осмак вообще неизвестно, куда пропал. Веслав выслал дозоры по всем дорогам, но толку от этих дозоров, сам понимаешь.
– В спину выставляют не дозоры, а погоню.
– Погоню тоже выставляют в ту сторону, которую знают. А если не знают, то… Конечно, послали лёгких конников к переправе. Думали, домой двинет. На переправе такого не видели.
– Но если Парван сюда поехал…
– За десятником-то настоящую погоню послали, только она ни с чем воротилась. Я как раз по пути наших воев встретил. Не нашли или не догнали. А дорога эта, если дальше ехать, может привести только к саксам и франкам или, если свернуть, к данам. То есть, десятник явно не домой собирался возвращаться. Но, что интересно, Русалко говорит, что оба сбежавших наполовину хозары, дети хозарских рабов. Как и известный тебе Семуша.
– Понятно. А с Семушей что?
– Говорит, что в глаза эти стрелы, что в туле в него нашли, не видел. Не было, мол, у него таких. Тут ещё одно. Его десятник подтвердил, что Семуша был в другом крыле, когда в Гостомысла стреляли. Он никак стрелять не мог. Хотя тоже хозарин. Правда, говорят, он со сбежавшими хозарами не дружен был. Не враждовал, но и не дружил. Он вообще, кажется, ни с кем в сотне не дружил, хотя Русалко ему верит, и говорит, что стрелец Семуша отменный, и надёжный, в деле многократно проверенный.
– И что ж теперь?
– Не знаю. Одно сказать могу, если десятник в эту сторону поехал, то он может какими-то путями и до этой избушки добраться, хотя такое не слишком вероятно.
– Как он дорогу найдёт? Он местность знает хуже нас. Гостомысл свои сотни сюда приводил, а Вадимир свои – никогда.
– Мало ли добрых людей!.. Подскажут… Рунальд – человек известный. По дороге вот четверых встретил. Любой подсказать мог. Я бы на твоем месте в эти дни поберёг княжича особо! Очень похоже, что на него охотятся люто, с соблюдением всех охотничьих правил. А если охотник упорный, цепкий, он своего часто добивается.
– Здесь ты прав. Я поберегусь, – с твёрдостью сказал Бобрыня. – И горе охотнику, который мою ловушку не заметит. А я очень постараюсь, чтобы он не заметил…
* * *Уж что-что, а устраивать ловушки сотник Бобрыня умел хорошо. Поднаторел за время войны в Бьярмии, когда возглавлял разведчиков Гостомысла, и выставлял на дорогах засады, чтобы захватить для допроса путешествующих варягов или же гонцов, скачущих от одной части варяжского войска к другому. И потому подготовку провёл тщательную. Главное, сразу выставил двух дружинников в охранение, чтобы за окрестными кустами приглядывали, переходя с места на место. А то заберётся кто в кусты, и его остальные приготовления увидит. Тогда уже ловушка точно не сработает. Охранение выступило, и скоро раздался договорённый сигнал. Можно было и остальное делать.
Сначала Бобрыня отправил спать в большой шалаш сотника Зарубу. Пусть ноги слегка из шалаша торчат так, чтобы показалось, будто сотнику место только с самого края досталось. Значит, все остальные тоже в шалаше залегли, и опасности из леса ждать не стоит. После этого самолично обошёл всю опушку поляны, выискивая места, где лучше стрельцу спрятаться, и откуда стрелять будет наиболее удобно, наверняка. И во все эти места поставил по человеку. Длинноногого Телепеня, несмотря на внешнюю неуклюжесть и несуразность фигуры, воя быстрого и ловкого, выставил к самой дороге, откуда и следовало ждать опасности. Только человек, здешние места хорошо знающий и бывавший здесь многократно, сумел бы приблизиться к избушке прямиком через лес, минуя тропу. И пусть приближается. Телепень, как сотник велел, должен человека пропустить. А вот если тот назад попытается вырваться, здесь его и валить. В том, что сам Телепень сумеет спрятаться так, что останется незаметным, даже если ему на нос наступят, и врага не спугнёт, сотник не сомневался, потому что во всём, пожалуй, полку княжича Гостомысла никто не умел прятаться так, как это делал Телепень, с детства имеющий охотницкую выучку.
После этого осталось только ждать. Всем – на постах, сотнику Зарубе – в шалаше, самому Бобрыне, на поляне. И он, легко переборов уже устойчивую сонливость, на всю ночь занял место у костра, только иногда, когда глаза начинали слипаться слишком сильно, вставал, и подходил к дверям избушки, прислушиваясь и принюхиваясь к происходящему там.
Несколько раз за ночь выбирался из шалаша проснувшийся сотник Заруба, предлагал Бобрыне отдохнуть, пока за него пободрствует вагр, но Бобрыня упорно отказывался.
– Спи пока. Коли до утра никто не покажется, я тогда тебя подниму, а сам отдохну.
– Выспишься тут. Ждёшь каждый миг чего-то. Разве это сон!
Бобрыня словно бы чувствовал, что момент приближается. И он даже предпринял меры по своей защите, не желая подставлять себя под отравленную стрелу. Якобы, от ветра защищаясь, поставил вокруг костра свой щит и щиты дружинников, в засаде им только мешающие, и потому оставленные на месте. Да и отсутствие щитов привлекло бы внимание настороженного и опытного глаза. Дружинники спят в шалаше, а щитов у костра нет? Не в шалаш же они их утащили. Вывод ясен – в шалаше дружинников нет. Бобрыня и это продумал. Он всегда, если кого-то заманивал, ставил себя на место того человека, которого заманивал. И, зная свой собственный богатый опыт, всегда исходил из того, что противник так же опытен или даже опытнее его. Лучше перестрашиться, чем недооценить врага.
Враг появился в самое подходящее для вора время – перед рассветом, когда гаснут на небе звёзды и пропадает с небосвода луна, когда даже у самых бессонных людей глаза начинают сами собой слипаться. Светил только один потухающий костёр едва-едва освещал поляну и избушку. Бобрыня вовремя поднял голову, чтобы увидеть, как за короткий отрезок времени одна за другой вырываются из кустов четыре горящие стрелы, и втыкаются в крышу и стену избушки. Но и Бобрыня правильно определил место, откуда десятник стрельцов будет атаковать. Заранее определил. И сразу же послышался треск кустов с двух сторон. Дружинники тоже увидели горящие стрелы, и бросились к десятнику Парвану, чтобы захватить, и не дать больше ни разу выстрелить.
