Коллин Хоук - Пробужденный
– Мне нужно немного отдохнуть, – буднично сообщил парень и наконец убрал руки. Я с облегчением вывернулась, почуяв свободу. Он отошел на пару метров, чтобы целиком оказаться на солнце, прислонился к стене и закрыл глаза – по-видимому, совершенно уверенный, что я никуда не денусь. Я улыбнулась, поправила лямку рюкзака и приготовилась бежать – как вдруг поняла, что не могу поднять ногу. Что за чертовщина?! Спокойствие, только спокойствие… Я несколько раз глубоко вдохнула и усилием воли запретила себе думать о побеге. Только тогда я смогла двинуться с места.
Следующие несколько минут я изучала длину поводка. Я могла ходить кругами. Сидеть на соседней скамейке. Даже дойти до ближайшей мусорной урны. Однако стоило мне направиться чуть дальше, как ноги становились ватными и я фактически прирастала к месту. Между мной и этим проклятым парнем словно натягивалась невидимая цепь. Ну ты и попала, Лилиана!
Я решила остановить кого-нибудь из прохожих и объяснить, что меня удерживают силой, но даже голос отказался мне подчиняться. Например, я хотела позвать на помощь, а вместо этого попросила ручку. Когда же мимо проходил полицейский, он услышал от меня только: «Отличный денек, офицер!»
Надо бежать. Сейчас же. Хотя нет. Это неправильно. С чего бы мне бежать?.. Я помотала головой, чувствуя, как путаются мысли. Может, мне и правда стоит остаться с ним еще ненадолго? Когда я приближалась к своему тюремщику, мне словно становилось легче дышать, а к рассуждениям возвращалась четкость. В итоге я села на деревянную скамейку и принялась сверлить парня взглядом, раздумывая, что же за таинственная связь между нами образовалась.
Любая моя одноклассница уже заливалась бы слезами, но мою голову наводняли только тучи вопросов. Так я обычно реагировала на стрессовые ситуации. Если в жизни творится что-то неладное, нужно сесть и хорошенько подумать, а решение наверняка найдется само собой.
Как вышло, что человек, попавший в аварию, так быстро излечился от ран? Кто он? Как мной управляет? Чего хочет?.. Я потерла плечо. Очень скоро мне понадобится обезболивающее. Я уже чувствовала, как надвигается из-за горизонта мигрень – затылок начало характерно покалывать. Да что там, все тело ломило, будто меня переехал каток. А ведь я даже не знала имени этого парня!
Несколько минут я молча смотрела, как он подпирает стену. Затем мне это надоело, я вытащила из рюкзака блокнот и занесла карандаш над чистой страницей, не представляя, с чего начать. Парень или не замечал, что его рисуют, или ему было все равно – так что я вдоволь изучила его лицо.
Он был симпатичным, но каким-то… нездешним. Даже когда проплывавшее мимо облако ненадолго накрыло его своей тенью, он продолжал лучиться собственным внутренним светом. Нет, не как неоновая вывеска. Это было скорее теплое сияние, почти незаметное, если не присматриваться. Его силуэт был обведен тонким золотым контуром, словно его подсвечивал скрытый прожектор.
Я прикинула первую линию, на всякий случай еще раз бросила взгляд на своего натурщика – и вздрогнула, потому что два зеленых глаза смотрели на меня в упор.
– Пора идти, Лилия, – спокойно объявил парень.
– Идти куда?
Тот передернул монументальными плечами, выпрямился в полный рост и задумчиво взглянул на окружавшие нас небоскребы. Затем он осмотрел обе стороны улицы, будто прикидывал возможный путь.
– Не знаю. Я никогда раньше не видел таких домов, – и он, склонив голову, поинтересовался: – Далеко ли до Фив?
– Фив? – я нервно хихикнула. – Ну, такой прогулки мои сандалии точно не выдержат.
Я чуть не зажала рукой рот, сообразив, что в точности озвучила свои мысли. Ирония у нас в семье не поощрялась, и я потратила немало времени, прежде чем приучила себя делать несколько вдохов и выдохов перед язвительным ответом, вертящимся на языке. Привычка шутить по любому поводу была моей второй, тайной натурой, только вот в родительском кругу остроумие отнюдь не считалось добродетелью.
Парень внимательно изучил мои сандалии и нахмурился.
– Очень хорошо. Мы найдем другой способ туда добраться.
С этими словами он наконец отклеился от стены, кошачьей походкой приблизился к скамейке и протянул мне руку. Я демонстративно отшатнулась, и этот жест, по-видимому, его обидел.
– Посиди тихо, – велел парень, легко касаясь моей щеки. Подушечки пальцев были теплыми, будто он обмакнул их в горячий мед или расплавленное золото. Когда он провел по моим скулам сверху вниз, их словно огладило закатное солнце. У меня возникло странное впечатление, будто он меня оценивает – но не так, как парни обычно оценивают девчонок.
– Ты ослаблена, – наконец постановил он. – То происшествие лишило нас сил. Нам обоим нужно питание.
– Опять это слово!
Парень склонил голову к плечу.
– Ты предпочла бы другое название?
– Нет, это вполне годится, если я не числюсь в меню, – усмехнулась я.
– Я не употребляю в пищу человеческую плоть. А в вашем городе это принято?
– Гм, нет.
На его лице отразилось облегчение.
– Это хорошо. Мне не хотелось бы голодать.
– Отлично, вычеркну «каннибализм» из списка своих опасений. А то, знаешь ли, я уже прямо видела, как ты нарезаешь меня ломтиками и обжариваешь с перцем.
Парень нахмурился, сосредоточенно о чем-то размышляя, – а потом его губы изогнулись в искренней улыбке, полной такого детского восторга и света, что мне захотелось попросить его улыбаться всегда. Словно небосвод весь день был затянут тучами, а под вечер из них выглянуло солнце – и одарило меня неожиданным, но оттого еще более ценным теплом.
Мое первое впечатление оказалось ошибочным. Он не был моделью, психом или маньяком с топором – и не соответствовал ни одному ярлыку, который я успела на него навесить. Власть, которой были облачены его плечи, проистекала не из состояния или модельной внешности – хотя как минимум в одном из двух ему нельзя было отказать. Нет, самоуверенность этого парня опиралась не на манию величия. Она коренилась гораздо глубже.
– Я об этом подумаю, – наконец произнес он, продолжая улыбаться. – А сейчас скажи мне, какой урожай собирают на полях этого железного города? Я не вижу крестьян, но обоняю повсюду запахи пищи.
На полях?
Не дождавшись ответа, он взял меня за руки и потянул прочь со скамейки.
– Ты поможешь мне их найти, Лилия?
Во мне начало крепнуть подозрение, что от меня потребуется больше, чем просто махнуть в сторону ближайшей забегаловки. Во-первых, парень, очевидно, не понимал, где находится. Во-вторых, несмотря на всю свою царственность, он временами испытывал сомнения и растерянность, которые, похоже, были ему непривычны и приводили в еще большее замешательство. В-третьих, он действительно нуждался в моей помощи. Все прочее в нем оставалось загадкой, но это я видела совершенно отчетливо.
Вероятно, решение лежит на поверхности. Может, когда я куплю ему бургер и карту, этот псевдогипноз спадет, мы мирно распрощаемся, и я наконец-то отправлюсь домой. За неимением более вразумительных вариантов я предположила, что сейчас нас удерживает вместе Провидение и мне нужно предпринять еще какие-то шаги, чтобы освободиться от навязанной роли ангела-хранителя. В противном случае я даже не представляла, куда это все меня заведет.
За свою недолгую жизнь я убедилась, что самое очевидное решение зачастую оказывается самым правильным. Он хочет есть? Хорошо, я его накормлю, а там посмотрим.
– Ну… – я покрутила головой, выглядывая вывески кафе. – В Нью-Йорке есть всего понемножку.
– Этот город называется Нью-Йорк?
– Именно, – подтвердила я, пристально наблюдая за его реакцией. Если он сейчас притворялся, что не понимает, где находится, на Бродвее его оторвали бы с руками.
– Хорошо, – кивнул парень. – Тогда покажи мне… всего понемножку.
Я смерила его «килт» многозначительным взглядом.
– Боюсь, единственное место, где тебя обслужат в таком виде, – это палатка с хот-догами.
– С чем?
– Ну, знаешь, с «жареными собаками».
Парень сморщил нос.
– Вы едите собак? Немногим лучше человеческой плоти!
– Нет! – рассмеялась я. – Слушай, ты и правда не от мира сего. Хот-доги делают из свинины или говядины.
– Гм, понимаю. Тогда я хотел бы попробовать… «жареную собаку».
– И ты ее получишь, Али-Баба.
– Почему ты так меня называешь?
– Ну надо же мне тебя как-то называть, раз ты до сих пор не представился.
Я наконец приметила палатку с сосисками и сделала парню знак не отставать. Тот послушно двинулся за мной к светофору.
– Амон, – сказал он, когда мы остановились на переходе. – Меня зовут Амон.
На самом деле он произнес имя иначе – этаким знойно-тягучим «Ах-моун», которое наверняка вскружило бы голову любой девчонке. Ну, если бы какая-то ненормальная запала на такого же ненормального.
