Павел Корнев - Осквернитель
Ставлю на кон последний грош – на другом ее конце окажется логово Марка.
Почему?
Да просто не стоит множить сущности. Если в городе объявился чернокнижник, логично предположить, что за всю начавшуюся с этого момента бесовщину несет ответственность именно он. А кто еще? Подобными трюками славились именно уроженцы Драгарна…
И значит – в путь!
Нить Скверны легонько подрагивала меж пальцев, я время от времени указывал кормчим направление, и по изрезавшим Акраю каналам мы поплыли куда-то на полночь. Лодка уверенно рассекала темную гладь воды, мужички напряженно сопели, а у меня все силы уходили на то, чтобы не пережать путеводную нить, не оборвать ее, не дернуть, выдав тем самым наше приближение.
Пальцы подрагивали, ладонь налилась свинцовой тяжестью, а в голове медленно-медленно вращались неповоротливые из-за накатившей усталости шестерни раздумий.
Если Марк работает на герцога Арно, то неудивительно, что на меня спустили всех собак. Когда советник по особым вопросам его величества приказывает, остальные исполняют. Непонятно другое – почему этому не воспрепятствовал принц Августин?
Меня ведь подрядил на работу его человек!
Или я чего-то не понимаю?
– Себастьян! – осторожно прикоснулся к плечу Хмурый. – Приплыли.
– Еще нет, – отмахнулся я. Давление дрожавшей меж пальцев Скверны заметно усилилось, но логово бесноватого было еще далеко.
– Мы приплыли, Себастьян, – повторил головорез.
Я оторвался от серебряной шкатулки, огляделся по сторонам и выругался: канал закончился, а меня так и продолжало тянуть на полночь.
– Дальше только посуху, – уверил нас кормчий.
– Просто отлично! – Я раздосадованно сплюнул за борт, перепрыгнул на уходившую вверх каменную лестницу и приказал мужичкам: – Ждите тут.
Сам в сопровождении Хмурого и Джека поднялся на мостовую и по залитым лунным светом улочкам отправился на полуночную окраину. Места здесь были относительно спокойные, и стражники особенно не лютовали, но все же сердце так и екало, когда неподалеку раздавался перестук копыт или прокатывалась меж домами заливистая трель служебного свистка.
Пару раз приходилось выжидать в подворотнях, пока протопают мимо стражники, и тогда пальцы мои сводило судорогой, а ладонь леденела, словно сжимала кусок льда, и с каждой минутой вынужденного ожидания холод поднимался по руке все выше, заставляя трястись в лихорадочном ознобе.
Ко всему прочему, застраивались полуночные районы как Святые на душу положат, и узенькие переулки замысловато петляли между обветшалыми двухэтажными особняками и еще даже более запущенными многоквартирными домами.
– Это где-то здесь, – пробормотал я в очередной раз, смахивая заливавший глаза холодный пот. – Мы уже рядом!
Джек издал короткий смешок и поправил меня:
– Да нет, пришли.
Я с удивлением оторвался от шкатулки, а потом и вовсе закрыл ее и вернул приятелю. Действительно – пришли.
– Это то, что я думаю? – Я разглядывал приземистое каменное строение с покатой крышей, прятавшееся за высоким, утыканным пиками забором. Там ярко горели фонари, узкими прорезями темнели на стенах тени окошек и лениво побрехивали цепные псы. Постройка напоминала старинную крепость, а массивные ворота так и вовсе могли выдержать удар самого настоящего тарана.
– Если ты думаешь, что это тюрьма Пурпурной палаты, – вздохнул Джек, – то это она и есть.
– Бывшая скотобойня? – припомнил я, уловив недобрую ауру этого места.
Точно – скотобойня. Длинный барак расширили и надстроили сверху еще пару этажей, но суть его от этого нисколько не изменилась. Туда и сейчас приводили на убой, только теперь уже не скот, а людей.
– Именно.
– Раз так, там должна быть канализация, – недобро усмехнулся я. – Нанесем им ответный визит вежливости!
– С ума сошел?! – вскинулся Пратт.
– Тише ты! – Я утянул его в подворотню и успокоил: – Не беспокойся. Не сейчас.
– Это безумие! – встряхнул меня Джек. – Чистой воды безумие!
– Когда это его останавливало? – хмыкнул Хмурый.
Я отмахнулся от подручного и попросил:
– Джек, подними планы катакомб, мне надо знать, можно ли пробраться под землей.
Проникнуть на скотобойню через Пустоту нечего было и пытаться. Слишком уж явно веяло оттуда Тьмой. Точно не пробиться.
Рыжий уставился на меня как на умалишенного:
– Зачем тебе это, Себастьян?! Умом тронулся?
– Там Берта.
– О, Святые! – обреченно протянул Пратт. – Ты ведь не отступишься, да?
– Не отступлюсь, – подтвердил я.
– Упертый баран! – с чувством выругался Джек, раздраженно махнул рукой и зашагал прочь. – С утра все будет, – не оборачиваясь, бросил он и скрылся во тьме.
– А ты что думаешь? – спросил я у подручного.
– Самоубийство, – прямо заявил головорез.
– Вовсе нет, если все сделать правильно.
– Без меня, Себастьян, – отрезал Хмурый. – Я это уже проходил. Когда люди вроде нас забываются, дело кончается большой кровью. А я хочу дожить до старости.
– Обеспеченная старость выглядит предпочтительней, не правда ли? – усмехнулся я. – Мне придется покинуть Акраю, но нужен будет надежный человек, чтобы вести дела…
– Нет, Себастьян, даже не искушай, – отказался головорез. – Я свои возможности знаю, первым номером мне не быть.
– Первых номеров будет два. Уверяю, со своей частью работы ты справишься.
– И ради сытого будущего предлагаешь сунуть голову в петлю?
– Ну да, – просто ответил я. – Тебе не впервой, так?
Хмурый помрачнел и нервно хрустнул костяшками пальцев.
– Ты никогда не спрашивал, как так вышло, что я пропустил последнее плаванье «Черной ласточки»…
– Не спрашивал.
– Я сказал капитану, что слишком высок риск! Я уподобился сбежавшей с корабля крысе, но остался жив. Мое чутье меня не подвело.
Я только пожал плечами.
– И что ты хочешь от меня услышать? – спросил потом. – Что в этот раз все будет иначе? Что я обо всем позабочусь? Что никому не придется умереть? Или призвать к твоей совести? Предложить искупить вину? Что ты кривишься? Звучит глупо, да?
– Глупо.
– Так я тебе скажу одно: решай сам. Я справлюсь и без тебя. Вопрос в том, хочешь ли ты сорвать приз или уйдешь в тину с пустыми карманами.
Хмурый долго не колебался.
– Что надо делать? – спросил он.
– Осмотрись, подбери людей. Утром своди сюда Густава Сирлина, интересно его мнение.
– Если он не послушает, мне настаивать?
– Нет, просто скажи, что меня очень разочарует его отказ.
– Хорошо.
– Вот и отлично. Встретимся завтра у канала.
И, хлопнув головореза по плечу, я отправился в обратный путь. Поплутал по узеньким улочкам, вышел к набережной и перебрался на лодку к дожидавшимся меня мужичкам.
– Возвращаемся на Третий канал, – приказал им, сам отпер дорожный сундук и вытащил из него потертый кожаный саквояж. Вновь навесил замок и предупредил: – Оставлю у вас, Хмурый заберет.
Не дело, конечно, проклятые наконечники без присмотра держать, да только по нынешним временам это самое безопасное для них место.
Святые не выдадут, свинья не съест.
– Присмотрим, мастер, – кивнул кормчий и оттолкнулся шестом от каменного парапета.
Некоторое время спустя я сошел на берег неподалеку от ресторации «У третьего канала», но в квартиру над ней по понятным причинам заглядывать не стал, вместо этого постучался в дверь молельного дома. А когда на улицу выглянул донельзя удивленный визитом в неурочное время священник, виновато улыбнулся:
– Святой отец, дело не терпит отлагательств. – И, предупреждая неминуемые расспросы, просто раскрыл кожаный саквояж. – Уж простите великодушно, но вам придется оказать мне услугу…
Часть шестая
Чужое лицо
Месяц Святой Августины Травницы
Год 989-й от Великого Собора
1
Люди могут сколько угодно твердить, будто возьмутся за ум прямо с завтрашнего утра или уже на следующей декаде соберут волю в кулак и позабудут о дурных привычках, но горькая правда заключается в том, что это всего лишь пустые слова.
Никто изо дня в день не трудится над собой с целью стать лучше.
Работный люд совершенствуется в мастерстве, армейские служаки тренируются в обращении с оружием, студиозусы набивают свою голову чужими умными мыслями, монахи штудируют Святые писания, а шулера развивают ловкость пальцев, но духовное самосовершенствование остается прерогативой немногих. Практически одних лишь Святых.
Никто осознанно не меняет самого себя.
Не из-за лени и не в силу ограниченности, просто меняться – страшно, меняться – значит превращаться в кого-то другого. Ничто в этой жизни не дается даром, стать лучше можно, только переступив через собственное «я».
