Диана Ибрагимова - Меняющий лица (Хроники Хэлдвейна)
– На кой ты мне, сопля нежёваная? – удивился Авердо. – Болтать ты горазд, да только я не король, чтоб шутов держать, а на дело тебя не возьмёшь – того гляди ветром по дороге сдует.
– Да где ж ты второго такого бессмертного найдёшь? – возмутился Летфен. – Пригожусь ещё, хоть для споров.
– Уйди ты, щенок, – отмахнулся Авердо. – Дураков нету, один раз проверят, во второй – не поверят.
– Слышал, вы на гронулов через пару дней пойдёте.
– Пойдём. Вот просохнем и пойдём. А тебе-то что?
– Так я бегаю шустро! Приманкой буду, а, главарь?
– И всё-то тебе помереть не терпится, мальчишка! – Авердо громогласно рассмеялся и снова хлопнул Летфена по спине так, что тот согнулся и охнул. – Тебе годков-то сколько? Молоко ещё на губах не обсохло.
– Девятнадцать вёсен. – Летфен опустил ворот шерстяной рубахи и показал чёрное, как смоль, клеймо убийцы. – Не подведу, главарь, так и знай – не подведу.
Авердо прищурился, разглядел надоедливого собеседника с ног до головы и одобрительно хмыкнул.
– Эй, Грун, принеси ему чего пожрать, а то и падаль на такого не поведётся.
Веселье продолжалось до тех пор, пока Авердо не истратил все выигранные в споре деньги. Его громадной туше было мало даже бочки пива, хмель скоро выветрился, и пришла пора отправляться на отдых. Летфен водил пальцем по столу, мысленно проклиная колдуна, лишившего его одной из немногих радостей жизни. Главарь расщедрился, кувшины с вином не успевали опустеть, но голова Летфена оставалась ясной, точно ему в бокал подливали вместо горячительного колодезную воду.
– Места у меня нет. Спать будешь у Ферона, – сказал Авердо после долгой отрыжки, когда они покинули жаркое задымлённое нутро питейной. – Он мой должник, найдёт тебе угол, а завтра утром приходи, надо обговорить работёнку с язычниками.
Снаружи моросил дождь, дул холодный ветер, предрассветную темноту разгоняли тусклые фонари и светочные камни в лампах впереди идущих наёмников.
– Так мне бы кого в провожатые, а, главарь? – Летфен ёжился и кутался в надетую поверх своей видавшую виды куртку мужчины, убитого в питейной. – Прирежут же по дороге, кого потом на гронулов пустите?
– А наглости тебе не занимать! – Авердо сурово глянул на него сверху вниз. – Корми его, на ночлег устраивай, да ещё и охраняй! Не много ли чести для такого сопляка?
– Любую свинью откармливают и берегут, прежде чем заколоть, это всем известно!
– А я, по-твоему, дурак и не знаю? – Авердо рассердился было, но тут же остыл и подозвал кого-то. – Эй, ты, иди с ним к Ферону. Скажи, что от меня.
Угол, выделенный Летфену, был далёк от очага и завален прелыми мешками, но годы скитаний научили видеть удобство везде, где можно сомкнуть глаза и не очнуться с распоротым брюхом. Отвоевав место у тараканов, Летфен подложил под голову скрученное тряпьё и с наслаждением зевнул. День выдался на редкость удачный: желудок сыто урчал, спрятанная от дождя одёжка мало-помалу сохла. Впору было провалиться в сон, и любой другой бродяга на месте Летфена так бы и сделал, но вечные враги отдыха – мысли не желали покидать голову.
Ферон – бородатый торговец табаком с кривым носом и усталым лицом сидел на кресле у камелька и попыхивал трубкой, время от времени поглядывая в сторону нежданного постояльца. Ложиться он явно не собирался и поглаживал висевший на поясе нож, хотя охранять в халупе было нечего.
– Эй, хозяин, а ты откуда родом? – спросил Летфен, повернувшись лицом к огню.
– Лежи да помалкивай, раз место дали.
– Так и в зверя превратишься, если будешь всё время молчать. Оброс ты уже порядком и ходишь косолапо. Слышал историю про дикого старика? Он жил в лесу и на людей кидался, был сильней медведя и любого зайца загонял, а потом умер, испугавшись людской речи. Зверья в округе маловато. На кого ты охотиться будешь, если одичаешь? На гронулов?
– Да помолчи ты! – Ферон вытащил изо рта трубку и сплюнул. – С Роны я.
– С юга, значит? – оживился Летфен, приподнявшись и подложив руку под голову. – Ну, тогда недаром волосатый такой, холодно, поди, на севере, вот шерсть и отращиваешь.
– Ты сам-то откуда, кудрявая башка?
– Я с Нои.
– Не слыхал о такой.
– Деревенька на востоке. Она за горами, про неё мало кто знает.
– И как же ты тут оказался? – Торговец прищурился и сел вполоборота. – Тебе бы впору за мамкин подол цепляться, а ты по Эдосу шастаешь. Не знал, что уж и детей клеймят. Скоро младенцев от титьки отнимать будут и на рудники тащить.
– Как все, так и я. Не от хорошей жизни, – отмахнулся Летфен.
Ему невольно вспомнился покосившийся от времени, вросший в землю дом с облепленными мхом стенами и щелями, забитыми паклей. Крохотные окна, на зиму закрытые ставнями, а летом распахнутые навстречу шумному морю. Запах жареной рыбы и водорослей, аромат сушёных трав на чердаке и тепло натопленной матерью печи.
Память хранила воспоминания о днях, когда отец и старший брат Йозеф брали Летфена в море, учили ставить сети, потрошить и вялить глянцевитых рыбёшек, поддевать моллюсков, чтобы достать спрятанное под панцирем нежное розовое мясо. Казалось, прошла целая вечность с тех пор, как Летфен в последний раз прыгал с камня на камень по гладкой прибрежной гальке и высматривал вдалеке суда. Он старался не вспоминать о той, другой жизни, где семья собиралась за скудным, но весёлым ужином, солёный ветер трепал вывешенное во дворе бельё и бросал в лицо брызги волн, а летнее солнце делало кожу такой тёмной, что пропадали веснушки.
Летфен перестал толком расти лет с тринадцати. Йозеф, которому к тому времени шёл семнадцатый год, не уставал подтрунивать над младшим братом. Он был высок, широк в плечах и очень похож на мать, слывшую по молодости красавицей. Деревенские девушки частенько делали крюк и ходили за водой к дальнему колодцу, только чтобы пройти через рынок и посмотреть на торговавшего рыбой или сетями Йозефа. Приходя домой, брат всегда хвастался если не выручкой, то женским вниманием.
В голодный год нежданным морозом среди лета побило хлебные поля, и отец стал чаще выходить в море. Когда его застиг шторм, не раз латаная лодка перевернулась, и тело рыбака, погребённое под пластом тёмных вод, досталось на съедение рыбам, которыми он всю жизнь питался.
Йозеф так и не женился, взвалив на себя заботы о брате и матери, слёгшей после смерти отца. Несмотря на его старания, денег не хватало, и Летфен вместо починки сетей начал подворовывать. Однажды он умудрился стянуть золотые часы у заезжего торговца и по глупости тут же попытался продать. Часы узнали, а их злосчастного хозяина в тот же день нашли мёртвым. Летфена посчитали убийцей и привлекли к ответу. Он отправился бы на рудник ещё в свою пятнадцатую весну, но Йозеф выгородил брата и выставил виновным себя. Ему прилюдно поставили клеймо и увезли на прииск, а по деревне поползли разные слухи. Одни говорили, что Йозефа забили на руднике или он умер там от чёрной болезни, другие утверждали, будто он сбежал по дороге и с тех пор прячется по лесам в шайке таких же клеймёных, грабит путников и ворует скот.
Матери не стало к следующей весне. С того дня, как забрали брата, и до самой её смерти Летфен ни разу не осмелился взглянуть ей в глаза. Молчание и отрешённый взгляд родительницы передавали укор острее любого слова.
Летфен ушёл из деревни на другой день после похорон. Он пытался отыскать Йозефа, примкнув к шайке клеймёных или попав в их города, о которых знал только со слов странников, смачивавших горло в деревенской питейной, но безрезультатно. Проведя несколько лет среди наёмников и совершенно отчаявшись, Летфен решился, заполучив клеймо, добраться до Северного рудника. Брата не оказалось и там. За каторгой последовал год в тесноте подземного карцера, белое, вечно равнодушное лицо Мертвякова сына и брюзжание колдуна с его колбами и склянками.
– Семья-то у тебя есть? – спросил вдруг Ферон.
– Есть. На том свете.
– Оно и видно. А у меня в Пранте дочка живёт. Редкая красавица.
– Да ты ведь страшила! – удивился Летфен, оборачиваясь. – В кого ей красавицей быть?
Он хотел отпустить едкую шуточку про гулящую жену, но вовремя одумался.
– В мать-покойницу, – задумчиво ответил Ферон, набивая в зажатую меж почерневших зубов трубку очередную порцию табаку. – Слегла от тифа лет пять назад. Всё внуков хотела, да так и не увидела.
– Не горюй, Ферон, – Летфен зевнул и потянулся. – Зато у тебя дочка есть. Дочка – это хорошо, а красивая – в два раза лучше. Будут красивые внуки.
– Уже есть один, – гордо сообщил Ферон. – Ох, и шустрый мальчишка! И тоже рыжий, как ты.
Сон сморил Летфена ближе к рассвету. Он не помнил, сколько проспал, прежде чем хозяин разбудил его настойчивыми пинками.
– Вставай, утро на дворе.
Летфен поднялся, чувствуя ломоту во всём теле и сухую горечь во рту. Ферон протянул ему кружку, от которой шёл пар, и ломоть чёрствого хлеба.
