Ярослав Коваль - Злое наследие
– Ты сильно задержался.
– Прошу прощения. – Бовиас оглянулся на Теийра, как бы из вежливости обозначил его присутствие, усмехнулся. – У меня есть просьба. Можешь дать мне с десяток своих людей? Для охраны.
– Это ещё зачем?
– Демонстрирую доверие.
– Разве у тебя своих мало? – весело удивился Тейир, но ему не ответили. Проигнорировали, как мальчишку, влезшего в серьёзный разговор.
– Нужны прямо сейчас?
– Желательно. Скоро верну.
– Планируешь наводить порядок у себя в хозяйстве? – Аранеф буквально вцепился в брата взглядом. Наверняка рассчитывал прочесть на лице и во взгляде брата, что же за проблемы у него возникли с подчинёнными людьми, и как из этого извлечь выгоду. Бовиас держал равномерно-весёлое выражение, сквозь которое смог бы пробиться лишь самый проницательный человек, а Аранеф сейчас был слишком занят собой и собственными проблемами. На чтение чужой души ему оставалось совсем немного своей собственной, и ничего не получилось.
– Примерно так. Ты ведь хочешь, чтоб мы с тобой в этой кампании против Кавира выступили единым фронтом. Так помоги мне. Сделай это возможным.
– Помогу чем смогу. С удовольствием. Может, ещё кто-то нужен? Штабисты, управленцы? – Старший брат поспешно соображал, кого из своих людей будет полезно подсунуть брату.
– Сам справлюсь. Не беспокойся. Познакомь меня сейчас с командиром отряда, который мне даёшь. Что обсуждаем? Куда твои люди предлагают нанести первый удар?
Теийр посмотрел на них обоих со злобой, которую даже не пытался скрыть. Но и Аранеф, и Бовиас этого не увидели – общались, по сути, только друг с другом. Младшего брата они оба терпели на обсуждении лишь потому, что у него тоже имелся отряд, причём хоть и маленький, но значимый. Это были лучшие лучники и пращники, работавшие при поддержке чародеев. Они могли бить прицельно с огромного расстояния, снимая со стены бойцов и командиров выборочно, стоило тем высунуться из-за зубца буквально на мгновение.
Своё решение Тейир уже принял.
Он распрощался с братьями прямо посреди обсуждения, изобретя более или менее благовидный предлог. Оба старших брата были так поглощены своими делами, что почти не обратили внимания на его уход, так что с предлогом легко согласились. Тейиру же теперь было всё безразлично. Он раздумывал лишь, как бы тихо поднять свой отряд и отвести его, не вызвав подозрений.
Задумайся он как следует, сообразил бы, что увести втихую большую группу военных со своим обозом и всем прочим просто невозможно. Может быть, засомневался бы и даже изменил решение. Поинтересовался бы советом Кавира. Но обдумывать долго не позволил запал. Принц просто скомандовал своим офицерам поднимать отряд, а прислуге – собирать свои вещи. Шум, само собой, поднялся. Но пока окружающие поняли, что происходит какое-то странное перемещение отрядов, и пока информация о действиях одного из принцев была должным образом осмыслена, а потом доложена остальным братьям – прошло много времени.
Уже примерно через час Кавир встречал у ворот своего будущего зятя, защиту от безусловного уничтожения и надежду всё-таки отвоевать у судьбы свой жирный кусок. Примерно тогда же о поступке Тейира узнали Бовиас и Аранеф. Слишком поздно, чтоб что- то изменить.
И удивления тут было намного больше, чем возмущения или гнева. По крайней мере, на первых порах. В голове с трудом укладывалось, что представитель королевской семьи, законный сын покойного государя, законный претендент на трон может зачем- то пойти на союз с наглым выскочкой-торгашом. Зачем?
Следом пришло осмысление. Малоприятная вырисовывалась картина, надо было признать. Одно дело – штурмовать столицу, захваченную бесстыжим плебеем, который вообразил о себе невесть что лишь только потому, что ему удалось пристроить дочку замуж за короля. Совсем другое – делать то же самое, если плебея демонстративно взял под свою руку представитель семьи. Дело становилось семейным – и намного более спорным. У Тейира, получается, намного больше прав захватывать столицу.
И это вызывало такое ожесточение в душах Аранефа и Бовиаса, какое Тейир, конечно, не мог ожидать.
Ианея же пока не знала, что предположения Конгвера и Эшема так внезапно подтвердились. Она, как ни торопилась добраться до Лестницы, всё же заглянула в Ортагрис, чтоб по договорённости с Конгвером оставить там Лару под присмотром её матери, и гонец, даже если бы был отправлен, не догадался бы об этом.
Графиня Ортагриса была женщиной потрясающей красоты – именно на таких покойный король, как правило, и обращал внимание. Почти все его избранницы поражали дарованным природой совершенством лица и тела. Все как одна, матери принцев и принцесс отличались незаурядными внешними данными – такими, что у любующихся ими мужчин перехватывало дыхание. Приобретённое же умение себя держать или особое очарование интересовало государя лишь во вторую очередь.
Разумеется, характер при этом мог быть любым. И спутницы государя, законные или нет, бывали всякими: стервозными и хитрыми, жестокими и смертоносно-умными, глупыми и ограниченными, и бог знает какими ещё. Леди Ортагрис, в отличие от большинства женщин короля, обладала настолько покладистым и тихим нравом, что в своё время даже не попыталась стать правителю законной супругой, хотя прожила в отношениях с ним дольше, чем любая другая. Она могла бы добиться от него и больше, чем крохотное графство, подаренное на рождение сына, и сравнительно скромный титул. Она вообще многое бы могла, если б к её мягкому и ласковому характеру ещё прилагалось хоть чуть-чуть амбициозности.
Наблюдая, как две изумительно похожие друг на друга женщины: Лара и её мать – приветствуют друг друга, Ианея даже на мгновение необдуманно позавидовала им. Они были настолько открыты и чисты, настолько проникнуты глубинной, природной добротой, которую нельзя изобразить, что рядом с ними даже дышалось, кажется, легче, и воздух начинал переливаться богаче и ярче.
Позавидовала – и сразу же осознала, что готова пожалеть их обеих. Если бы судьба и природа добавили к красоте каждой из этих дам хоть чуть-чуть злобы и хватки, которую общество привыкло именовать практичностью, это не только упростило бы обеим жизнь, но и заставило бы их прелесть заиграть новыми, более глубокими красками. В глазах окружающих они стали бы казаться ещё привлекательнее – такова уж жестокая ирония жизни. Доброту ценят, если есть возможность воспользоваться ею, но преклоняются только перед силой. А сила всегда до определённой степени жестока и, значит, несовместима с добротой.
Была б её воля, Ианея б с удовольствием насладилась гостеприимством леди Ортагрис. Но время поджимало, предстояло многое сделать, встретиться со множеством людей, и всё это нужно было делать самой. Конгвер будет защищать их интересы в столице и управлять войсками, а ей остаются дела мирные… Тягомотные и при этом, может быть, не менее опасные, чем война.
Ей предстояли переговоры с торговцами из Опорного и теми, кто торговал в Лучезарном. Встречи с представителями многих знатных семейств, владеющих землями в окрестностях Лестницы. Надзор за тем, как будет организовываться торговля. И, пожалуй, наём ещё какого-нибудь хорошего боевого отряда – они отлично справляются с охраной Лестницы, а также утверждением власти новой госпожи над этим прежде независимым городом.
Для встреч с торговцами она готовилась так же тщательно, как подошла бы и к переговорам с представителями высшей аристократии. Какая, в общем, разница. Достославный Кавир уже доказал, что способен причинить даже больше неприятностей, чем какой-нибудь граф или герцог, а Ианея планировала договориться с поставщиками один раз и надолго – обозначить именно себя как властительницу Лестницы и всех товарных и денежных потоков, проходящих через это место.
Столь сложных задач до сей поры жизнь перед ней не ставила. Даже с братьями было проще, чем с этими людьми, очень вежливыми, чрезвычайно почтительными, но совершенно безжалостными, жёсткими, закалёнными в боях за финансовое выживание, знающими цену себе и собеседнику. Чуть позже девушка сумела понять, что ей помог её полубожественный в глазах выходцев из Опорного мира статус. Даже неуверенность оказалась на руку, поскольку принцесса маскировала её демонстративным соблюдением правил хорошего тона, холодноватой сдержанностью, замкнутостью.
Во всём этом торговцы увидели то, чего в действительности не было – огромную мощь и власть представительницы королевской семьи, её победительную решительность. К тому же им было безразлично, сохраняет ли Лестница формальную независимость, или принадлежит кому-то из Священного семейства. Если всё по-старому, и налоги на ввезённое и проданное не увеличиваются – так какая разница? Договариваться напрямую с принцессой им льстило и в их глазах это служило гарантией надёжности контракта.
