Василий Горъ - Меченый
– У вас все в порядке? – одновременно со мной выдохнул Бездушный и, услышав мой вопрос, покраснел!
Его реакция на мои слова меня не зацепила – я металась вокруг него и тщательно изучала состояние одежды и брони.
Через некоторое время, убедившись, что он не получил ни царапины, я облегченно перевела дух и… изо всех сил стукнула его кулаком в живот. Вернее, в нагрудник. И чуть не вывихнула себе запястье:
– Ты… ты…
Сказать, что я его ненавижу, я не смогла: это было неправдой. Что чуть не умерла со страху – тоже: застеснялась. Что никогда не отпущу его от себя – просто не повернулся язык: я слишком хорошо знала, что через несколько дней расстанусь с ним навсегда.
А он, словно почувствовав все то, что творилось в моей душе, виновато опустил взгляд и… извинился:
– Простите, ваша милость! Я не хотел, чтобы вы переживали…
– Ладно, на этот раз прощаю, – шмыгнув носом, буркнула я. Потом повернулась к мэтру Лауну, ошалело глядящему на нас, и холодно поинтересовалась: – У вас есть место, где мой спутник смог бы умыться и привести себя в порядок?
– Конечно есть, ваша милость! – затараторил портной. – Не извольте беспокоиться!
– Тогда проводите его, пожалуйста.
Кром вернулся ко мне минут через двадцать. Умытый, с мокрыми волосами и во влажной одежде. Придирчиво осмотрев его еще раз, я убедилась, что на нем не осталось ни капельки чужой крови, и вспомнила про стоимость заказанного платья.
Услышав названную мною сумму, Кром нисколько не удивился – молча снял с плеча котомку, достал из нее семь полновесных золотых монет и аккуратно положил на прилавок.
Зато удивился мэтр Лаун – видимо, ему еще не приходилось видеть черного, не только таскающего с собой такие деньги, но и расстающегося с ними настолько спокойно.
– Ваша милость, как я и обещал, платье будет готово завтра к полудню, – пересчитав деньги невесть который раз, пообещал он. И сложился в поясном поклоне.
– Хорошо, – ответила я, повернулась к нему спиной и вышла в предупредительно распахнутую дверь.
Кром пер по улице, как кабан по зарослям камыша – те, кто узнавал в нем Бездушного, разбегались сами, те, кто нет – разлетались в разные стороны. И присоединялись к хору тех, кто находил в себе мужество высказать свое отношение к Богу-Отступнику и его слугам.
Меченый не обращал на их шепот и проклятья никакого внимания. Видимо потому, что был занят: оберегал меня от столкновений, от изредка мелькающих в толпе резаков, предупреждал о неровностях дороги, лужах и кучках мусора и… одновременно слушал. Все то, что я несу: когда я рассказывала о фасоне заказанного платья, он – мужчина (!) – спрашивал, что значит то или иное слово. И, кажется, даже пытался представить. Когда я перечисляла выбранные ткани – интересовался их видом и цветом. А когда я посетовала на то, что так и не разглядела выбранные портным кружева – предложил вернуться.
Естественно, я отказалась: во-первых, за этот бесконечный день насмотрелась на мэтра Лауна на год вперед, а во-вторых, меня мучил зверский голод.
В общем, услышав мой ответ, в котором о лавке портного не было ни слова, Кром виновато вздохнул, извинился за то, что по его вине я не ела целый день, и предложил зайти в ближайшую таверну.
В черном зале «Щуки» – заведения, первым попавшегося нам на пути – умопомрачительно пахло жареной рыбой и прогорклым маслом. Первое меня порадовало. Второе не задело. Совсем – я была слишком голодна, чтобы обращать внимание на такие мелочи.
Публику, собравшуюся в зале, я тоже проигнорировала. Причем с легкостью – мрачные мужики с рожами самого что ни на есть бандитского вида, занимавшие почти все имеющиеся столы, смотрели на Крома, как кролики на волка. И очень старались не привлекать к себе его внимания.
В общем, уже минут через десять после того, как мы уселись за стол, мир вокруг меня сузился до тарелки с наваристой ухой и теплого взгляда сидящего передо мной Бездушного.
Теплого – мягко сказано: утонув в этом взгляде, я перестала слышать и многоголосый рев, и чавканье, и гулкие удары кружек о столы, перестала чувствовать запахи и изредка забывала про еду. Вкуса еды и напитков я тоже не ощущала – ела то, что подавали, и что-то там пила.
Видимо, Кром пребывал в таком же состоянии, так как не сразу заметил, что это самое «что-то» оказалось скарским – дешевым, кислым и не особенно крепким вином, кувшин которого, как потом оказалось, нам принесли вместо закончившейся медовухи. А когда заметил – было уже поздно: вино ударило мне в голову и развязало язык:
– Кро-о-ом?
– Да, ваша милость?
– Я хочу, чтобы ты мне улыбнулся…
Меченый вздрогнул, раздул ноздри, принюхался к содержимому своей кружки и заскрипел зубами.
– Ну что тебе, жалко, что ли? – Я пододвинулась поближе и накрыла своей ладонью его. Конечно же, не всю, а только часть.
Он вздрогнул, посмотрел на меня совершенно безумным взглядом и… все-таки шевельнул уголками губ.
– Нет, не так! – воскликнула я. – Это разве улыбка?
Потом вцепилась в свою кружку, трижды ударила ею по столу, подзывая хозяина, и многообещающе улыбнулась:
– Расплатись: мы идем развлекаться.
Командир патруля, на который мы наткнулись почти сразу после выхода из «Щуки», оказался кладезем нужной информации: он с легкостью перечислил все места, где можно поразвлечься, довольно подробно объяснил, как к ним добраться, а потом отказался брать у меня деньги.
Я сначала обиделась, потом подумала и… протянула ему руку для поцелуя:
– Приятно знать, что в Вейнаре не перевелись настоящие мужчины.
Стражник поблагодарил меня за комплимент, а руку не заметил! Или заметил – но не захотел ее целовать!
Подождав несколько мгновений, я возмущенно фыркнула, схватила Крома за большой палец и поволокла направо – в сторону площади Семи Ветров, на которой, по словам вояки, давала представление труппа маэстро Квентина Рыжего.
Волочь удавалось недолго – буквально через пару минут под ногами начало мешаться такое количество желающих полюбоваться на представление, что мне пришлось уступить место первопроходца Меченому. А самой спрятаться за его широченной спиной.
Он послушно двинулся вперед. И, с легкостью растолкав толпу из мужиков, женщин и детей, нещадно пихающих друг друга локтями, довольно быстро вытолкнул меня к высоченному помосту, по которому, грозно потрясая трехведерными кулачищами, носился обнаженный по пояс здоровяк.
– Ну что, еще желающие есть? – ехидно улыбаясь, поинтересовался разодетый, как придворный шут, парнишка, белкой взлетевший на один из высоченных шестов, непонятно для чего примотанных ко всем четырем углам помоста.
Желающих почему-то не нашлось.
– Молчат, – свесившись вниз, к здоровяку, грустно сказал парнишка. – Видимо, ты для них слишком грозен.
Тот переступил через бессознательное тело, валяющееся в центре помоста, снова вскинул руки над головой и зарычал:
– Эй, аверонцы! Хватит прятаться за женские юбки! Бой душа в душу[161] до первой крови – это еще не смерть!
– Да нет, не пойдут, – сокрушенно вздохнул парнишка: – В Авероне живут одни бабы. Ну, если не считать того, кого ты уже победил.
Я обиделась: не знаю, как аверонцы, а Кром бабой не был. И ни за какие юбки не прятался. Поэтому я не стала дожидаться, пока они закончат измываться над горожанами, а заорала в ответ:
– Мужчины есть. Например, вот этот, который стоит рядом со мной! Хотите, я его уговорю?
Парнишка мгновенно повернулся ко мне, поймал мой взгляд, направленный на Крома, и побледнел.
Через мгновение на мой крик среагировал и здоровяк – грозно нахмурился, напряг мышцы, нарочито медленно повернул голову и… отшатнулся. Видимо, представил себе, чем может закончиться поединок «душа в душу» со слугой Бога-Отступника.
– Слышь, парень! Беги за юбкой – твоему бойцу не за что прятаться, – выждав несколько мгновений, презрительно усмехнулась я. – А еще лучше – валите-ка оба куда подальше: пусть на помост выйдут те, кто может показать нам что-нибудь интересное.
Площадь содрогнулась от многоголосого хохота: здоровяк, вжав голову в плечи, в мгновение ока оказался на земле и скрылся в огромном возке, затянутом ярко-желтым полотном. А парнишка, кувыркнувшись в воздухе и приземлившись на помост, простер руки и, перекрикивая толпу, заорал:
– Уважаемые жители Аверона! Радуйтесь: через пару десятков ударов сердца вы сможете лицезреть невиданное зрелище – бой человека и акрида!!!
Я попятилась: смотреть на поединок с хищником, яд которого, по слухам, мгновенно убивает самого могучего быка, находясь рядом с ничем не огражденным помостом, мне было страшновато. Увы, сплошная стена из зрителей за моей спиной даже не шелохнулась – они горели желанием увидеть смерть! И, в отличие от меня, пытались подобраться поближе!
