Антон Краснов - Наследник. Поход по зову крови
Он произнес:
– Я не должен говорить подобного монарху, но молчать еще преступнее. Вы многого не знаете, сир. Вы просто не успели узнать это многое. Конечно, вы слышали о Столпах Мелькуинна и Покрове?
– Только то, что это строжайшая государственная тайна, вникать в которую не следует, чтобы не потерять голову, – резко ответил Руф. – Конечно, это не касается меня, но я решил не выбиваться из общего ряда. Тем более что я всегда считал, что это этакий забавный анахронизм. Этакая условность, сродни той байке, что король Альгама и Кесаврии умеет исцелять насморк одним прикосновением к переносице… Так что я не верю и не воспринимаю сказки из бабушкиных сундуков.
– А придется, – негромко обронил Астуан. – Сэр Милькхэм, покажи его величеству, что будет, если действие Покрова ослабнет или оборвется вовсе… Покажи, что будет, если жизнетворная сила Столпов обратится в тлен!
Лорд-протектор Охранного корпуса шагнул к желтому котлу, стоявшему у камина.
Он вытянул перед собой руку, словно в раздумье разглядывая длинные, унизанные перстнями пальцы. Крепко сжал челюсти, обнажив два ряда крупных желтоватых зубов, и сунул руку в пустой котел. Раздалось хищное шипение, словно плеснули масла на раскаленный металл – и тотчас плоть начала ворочаться, вздуваться крупными пузырями, как перегретая каша над жарким огнем. Рука сэра Милькхэма Малюддо задрожала… и вдруг большой кусок мяса из предплечья оторвался и упал в котел, открывая большую кровавую рану. Кровь пенилась, она не текла ручьем, а вспухала большими пузырями и падала, увлекая за собой все новые и новые куски плоти. Затрещали кости. Обнажившаяся лучевая кость руки и фаланги кисти потемнели и вдруг стали выгибаться, одновременно удлиняясь.
С губ сэра Милькхэма Малюддо сорвался короткий стон. Астуан кивнул, и тотчас же глава Охранного корпуса вырвал изуродованную руку из чудовищного котла. Деформированные кости стали принимать свои обычные очертания. Буйно нарастала и покрывалась новой кожей плоть.
Через минуту мощная рука сэра Милькхэма приобрела прежнюю форму.
– Унеси меня черный Илу-Март! Что все это значит? – медленно выговорил король Руф. – Но это же невозможно! Иерархия знаний тайных и явных запрещает даже думать, что подобное возможно!
– Ну не королю же!
– Я, конечно, догадываюсь, в чем дело… но…
– Храбрый сэр Милькхэм только что показал вам действие так называемого Котла лжи, выполненного из особого материала, привезенного из Столпов. Внутри этого котла и совсем немного над ним не властно защитное влияние Покрова. Вы понимаете?
– И что же… – тихо, не разжимая скрипнувших зубов, промолвил король. – И что же, скоро вот так же будет… под открытым небом? Только без возможности вернуться к первозданному виду?
– Да, – отозвался Астуан V. – И не иначе. Не забывайте к тому же, государь, что полоска земли, на которой мы находимся, это дивное и тайное место, куда все мы приехали в поисках суровых ответов, именуется Языком Оборотня. Это всего лишь красивое название, но я считаю, что никаких совпадений в нашей жизни не существует и не должно существовать. Герцог Корнельский, мне кажется, что нам действительно пора прибегнуть к силе главного Дара. Что скажете, господа?
На лице сэра Милькхэма появилось едва заметное недоумение. Владетель Корнельский же сухо ответил:
– Мне кажется, сейчас это преждевременно. Нужно выждать. Еще бы несколько лет…
– Нам и так потребуется несколько лет, чтобы осуществить задуманное. Наше счастье, что мне в свое время удалось правильно применить Дар Омута. Не с первого раза, конечно… Сейчас все идет своим чередом, и нельзя резко менять правила этой опасной игры, как справедливо заметил герцог.
– Подождите!.. Постойте! – раскатисто крикнул король, и каждый смог оценить мощь государевой глотки, в том числе и те, кто таился за балюстрадой на пыльных менестрельских хорах. – Не заставляйте меня чувствовать себя дураком! Я должен уяснить, о чем идет речь!
Массивное лицо владетеля Корнельского дрогнуло. Он медленно склонился перед бледным, растрепанным Руфом и осторожно проговорил:
– Мы не можем и помыслить о том, чтобы ставить вас в двусмысленное положение, ваше величество. Мы же не враги ни государству, ни себе…
Он не успел договорить. Маленький брешак, притаившийся на хорах, вдруг почувствовал, что фрагмент старинной балюстрады с балясиной, на которую опирался незваный гость, начинает просаживаться, неотвратимо вываливаясь наружу.
Послышался негромкий треск. В нос подростка шибанула струя рыжей прелой трухи. Он смешно сморщился и, тряся головой и судорожно закрывая лицо руками, все-таки чихнул.
Владетель Корнельский поперхнулся на полуслове – словно и до него достал выброс рыжей трухи, забил глотку, шершаво осел в ноздрях. Он оскалил зубы и вскинул голову к хорам.
Именно в этот момент два пролета балюстрады вместе с переломившимися балясинами рухнули вниз, в зал, где собрались важные персоны. Собрались, как полагали они сами, втайне от всего мира.
Изогнутая лента деревянного пролета криво вспорола покров этой тайны. И обрушилась на темный паркет, разваливаясь на части. Чихая удушающей рыжей, ржавой пылью.
– Что такое? – разом прогремели несколько голосов, а высокий баритон прибавил еще и незамысловатое проклятие.
Сэр Милькхэм вскочил прямо на стол, за которым восседали еще секунду назад его высокопоставленные собеседники. С легким шипением высвободился и сверкнул в его быстрых руках металл. Глава Охранного корпуса выбросил перед собой узкое серебристое дуло «серпантина», и с него сорвалась короткая белая вспышка. Одна, и другая, и третья.
Двумя выстрелами сорвало еще один фрагмент и без того щербатой балюстрады; во все стороны брызнули щепки, и маленький брешак охнул, почувствовав, как кольнуло в правом предплечье и рукав стал темнеть, набухая от крови.
– Бежим!
– Взять!!
Эти два возгласа, один тихий и хриплый, второй с чугунными нотками истового гнева, прозвучали одновременно. Высокий паренек, одним движением смахнув кровь с распоротой щеки, с силой толкнул сначала девочку, а потом брешака. Оба скатились в лаз, через который, собственно, они и пробрались в башню. Сэр Милькхэм выстрелил в четвертый раз. Он был почти уверен, что последний заряд ушел точно в цель: наверху метнулась и, переламываясь, пропала длинная нескладная тень.
Менестрельские хоры опустели.
Король Альгама и Кесаврии, бледный, насупленный, вслед за начальником своей охраны запрыгнул на стол и, задрав голову, взглянул на развороченные хоры. Замешательство во взгляде уже отступило: Руф выглядел сосредоточенным и готовым к отпору.
– Ушли?
– Не уйдут, – коротко ответил сэр Милькхэм. Его массивный корпус качнуло взад-вперед, и он взмыл вверх, туда, где на высоте роста четырех взрослых мужчин покоилась старинная люстра о пятидесяти свечах, кованная в виде многорукого чудовища. Глава Охранного корпуса ухватился за одно из бронзовых щупалец, раскачался и перемахнул на хоры.
Задрожали, запрыгали огоньки в лапах многорукой люстры. Вырвалась одна из свечей и полетела вниз; и тут в древнем потолке, хранящем на себе следы многовековой копоти, что-то хрустнуло. Уже прадеды тех, кто собрался сейчас под огнем бронзового чудища, не знали и знать не могли, что под толстым слоем этой копоти – древняя фреска: голубое, глубокое небо, и парит в этом небе невообразимо изящное перьевое облако. В форме то ли птичьего крыла, то ли изящной дамской прически.
И вот это черное, испакощенное небо – раскололось.
Раскачивающаяся тяжелая люстра сорвалась с блока – а может, попросту разъялось одно из звеньев подвесной цепи. Огни вытянулись светящимися змейками, затрещали свечи, и тяжеленная железная конструкция грянулась оземь.
Она едва не накрыла с головой владетеля Корнельского. Если бы тучный герцог не проявил в последний момент легконогую мальчишескую прыть и не отскочил, как ошпаренный кипятком поваренок, то быть ему пронзенным этими черными, твердыми щупальцами, на конце каждого из которых раскрывался чеканный глаз.
Но получилось еще хуже.
Люстра врезалась в пол и, подпрыгнув, опрокинула и расколола Котел лжи.
Из желтого зева массивной посудины стали медленно, как кольца просыпающегося удава, вытягиваться прихотливые клубы дыма. Нежного, мягко опалесцирующего жемчужного дыма. Когда его увидел владетель Корнельский, у него задрожала челюсть. Зубы выбили судорожную короткую дробь.
Сверху, с хоров, глядел сэр Милькхэм Малюддо. Он видел нежный дым, его маслянистые кремовые переливы и проступающие под ним голые, мучительно вытягивающиеся кости людей…
Первых людей страны.
Трое любопытных убегали, не чуя ног. А в случае с маленьким брешаком – еще и рук: правая кисть онемела и обильно кровоточила, и высокий буквально на бегу перетянул ее обрывком ткани.
