Андрей Мансуров - Конан и Слуга Золота
Еда оказалась превосходной, о чём быстро посоловевший Конан сразу и сказал Пелиасу.
— Я очень рад, что вам нравится. Честное слово, если бы не вы, у меня вряд ли когда-нибудь дошли руки опробовать всё это многообразие: здесь рецепты самых разных народов — от пиктов до кхатайцев! А самым древним — более трёх тысяч лет!
— Вот это да! — энтузиазм Конана был неподдельным, — Если вдруг, когда-нибудь, буду королём, обязательно пришлю к тебе своего повара — на стажировку!
Они непринуждённо рассмеялись. Потом Каринэ посерьёзнела:
— Пелиас!.. Пожалуйста, не сердитесь, что я опять спрашиваю, но… Он больше не появится?
— Нет! Во всяком случае, в ближайшие десять тысяч лет — ни за что. Здесь очень сложное колдовство, и оно, конечно, будет стремиться вновь воссоединить все части, растворённые в моей жидкости… Но притяжение частиц этого сосуда очень мало, и даже если бы все они плавали в океане, то и тогда… Не меньше десяти тысяч лет!
— Порядок, дорогая! — бодро констатировал Конан, словно он каждую неделю убивал по-крайней мере по парочке Полубогов, — Видишь — даже наши правнуки с этим паршивцем не встретятся! Поэтому… предлагаю выпить за то, что мы сделали, столь благополучно спася в очередной раз наш мир! — они с энтузиазмом осушили кубки.
— Да, приключение было то ещё… Но всё хорошо, что хорошо кончается.
— Да, леди моего сердца, ваши слова очень верно рисуют нашу ситуацию… Но!
Она ещё не до конца разрешена. — Пелиас вновь стал серьёзен, — Поговорим теперь о вас, моё юное, но столь много пережившее дитя! Если мне не изменяет память, вы, леди Виталия, вынуждены были бежать из Фогайи около… восемнадцати лет назад?
— Э-э… Кажется, да. Да. Мирта! Сколько же лет уже, оказывается, прошло! Да, нам тогда просто чудом удалось уцелеть. Меня и сестрёнку спасла тогда наша няня, и помогла ей знакомая повариха — нас вывели через винный подвал… Хоть денег было мало, но мы смогли убежать из города, а затем и из страны. Но потом они всё равно…
— Да, я знаю, — мягко перебил Пелиас задрожавший голос, — как знаю и то, что ваш отец был убит во время переворота, а на матери вашей глава заговорщиков, ваш двоюродный дядя, женился против её воли. Ведь трон в маленькой Фогайе передаётся по женской линии! И — чтобы народ не сверг тирана, она должна была быть жива!
— Это правда… Но откуда вы всё это?..
— Ах, есть у меня источники информации, — беззаботно махнул рукой Пелиас, — Но послушайте самое главное!
Cемь дней назад ваш дядя умер. Желудочные колики, знаете… (Крайне болезненные, кстати, не к столу будь сказано!) И — представьте! — детей женского пола у него не было — одни мальчики. И как-то так получилось, что все они, вместе со своим недоброй памяти отцом так… э-э… достали всех: и армию, и гвардию, и народ, и даже приближённых! А бывших союзничков по перевороту тиран устранил сам!
Словом, их… Хоть не хотелось бы вдаваться в кровавые подробности за столом (извините!) — буквально растерзали: разорвали на мелкие кусочки!
И на троне снова ваша мать — справедливость, красота и ум которой хорошо известны. Ну, а то, что она, собственно, направляла и возглавляла заговор, знаю, наверное, один я! И даже вы этого не знаете, и никогда не слышали и не скажете об этом! — он заговорнически подмигнул.
— И вот теперь я должен спросить вас, леди Виталия: не хотели бы вы… вернуться из восемнадцатилетней ссылки, и помочь вашей уставшей от многолетней тяжкой доли и трудной борьбы, и одинокой матери в нелёгком деле восстановления порядка в государстве ваших матерей и бабушек?
Глаза Каринэ во время этого удивительного рассказа как-то подозрительно заблестели, дыхание стало порывистым. Она даже не заметила, как инстинктивно схватила Конана за руку, и стиснула её так, что хрустнули побелевшие суставы.
— Да, да! Конечно! О, Боги!.. Мама! Так она жива?!
— Да, она жива, и сравнительно здорова. Ручаюсь словом мага! Просто она, как бы это сказать… Сильно устала и изнервничалась за последние годы — в основном, за вас — как бы её муж не узнал, где вы находитесь, и ещё, конечно, организуя… Ну, разные дела. Так вы хотите выехать?..
— Немедленно!!!
— Хорошо, как угодно леди моего сердца! Лошади… — щелчок пальцами, — готовы!
— Спасибо! Спасибо за всё, милый Пелиас! Конан! — Каринэ, так и не выпуская его его руки, порывисто обернулась к нему. Похоже, она и плакала и смеялась одновременно, — Ты поедешь со мной туда?!
— О, да, леди Виталия! Я почту за честь проводить Ваше Высочество домой, и в любое другое место — только прикажите вашему верному рабу!
— Свинья! — искорки шутливого гнева обдали варвара, — Ох, как ты заговорил!
Нет уж. Провожать будешь Каринэ, а не леди Виталию!
— Ладно, чего уж. Провожу. Собирайся!
— А ты?
— А я — готов.
— Тогда я сейчас! Конан, Пелиас, я… — слёзы прорвались, наконец, в её голосе громким рыданием, и смущённая этим, маленькая мужественная женщина убежала.
Затянувшееся неловкое молчание первым нарушил Конан.
— Значит, говоришь, колики? А детей — недовольные подданные… сами растерзали?
— Да, именно так! — Пелиас оставался абсолютно невозмутим. На ехидный буравящий его лицо взор киммерийца не реагировал.
— И, значит, как раз семь дней назад?
— Да. Семь. А в чём собственно проблема, Конан?
Конан долго и пристально смотрел в спокойные бездонно-чёрные глаза друга. Потом счёл нужным уточнить:
— И,говоришь, мамочка Каринэ так всё провернула, что никто — совсем никто — не знает, что это дело её рук?..
— Да. Она же — профессионалка! Не первый год на троне. Умело плетёт интриги, знает все ходы-выходы, имеет старые связи. И всё такое…
А что, собственно тебя смущает?
Конан тоже сделал правдивое лицо, и пожав плечами весело улыбнулся:
— Ничего. Ни-че-го!
Оба весело и непринуждённо рассмеялись.
* * *Конан и Каринэ в походной мужской одежде сидели на крепких туранских конях.
Запасных коней они вели в поводу. Оружие и припасы были и на этих крепких и выносливых гирканских жеребцах, и в седельных сумках и в мешках. Путь предстоял неблизкий, и Пелиас щедро снабдил их всем, что могло понадобиться.
Но от эскорта охраны Конан и Каринэ отказались: они и вдвоём сумеют за себя постоять. Ну, в этом-то Пелиас и не сомневался.
О том, что пара влюблённых не хочет, чтобы им мешали, он тоже догадывался.
Поэтому на эскорте и не настаивал. Впрочем, Конан тоже понимал, что совсем без прикрытия его друг их всё равно не оставит. Способов у него достаточно. Но сейчас они остались одни.
Остановившись на невысоком холме, они смотрели на замок чародея в последний раз. Сейчас они спустятся вниз, и он скроется из глаз навсегда.
Сцена прощания, когда Каринэ не сдерживала слёз и слов благодарности, всё ещё словно стояла перед их глазами. Но её прощальный, полный нежности и признательности поцелуй в щёку сразу как-то засмущавшемуся магу, отнюдь не вызывал у киммерийца ревность — скорее, наоборот, словно его спутница прощалась со старшим братом, или отцом… С Конаном же Пелиас просто обнялся, кивнув на прощание, и буркнув: «Заезжай, если что! Я буду рад, если тебе удастся ещё каким-нибудь хитрым способом развеять мою скуку!»
Похоже, он всё ещё был под впечатлением от поцелуя, хотя уже и испытывал этой же щекой благодарность Каринэ пару недель назад….
Таинственные золотые блики на стенах словно подмигивали им, и громада тёмных стен уже не вселяла ужас. Скорее, лёгкую печаль. Печаль расставания.
— Хороший у тебя друг. — задумчиво сказала Каринэ наконец, поворачиваясь спиной к замку и трогая коня.
— Да. — подтвердил спокойно Конан, — Надёжный. Как и подруга. Была.
— Почему — была?
— Потому, что я — реалист. Приземлённый, и живущий настоящим моментом, варвар. Ты теперь — знатная дама. А скоро станешь и королевой. В твоих руках будут тысячи жизней и людских судеб. Тебе придётся жить не для себя, а так, как того будут требовать интересы Государства.
А я — простой авантюрист. Наёмник. Вор. Искатель приключений и денег. Я не подвластен никому. И мне — не место рядом с тобой! Я могу… скомпрометировать тебя.
— Ах, Конан! Когда ты так говоришь, у меня замирает сердце, и всё сжимается внутри! Неужели ты больше не любишь меня?!
— Люблю, конечно!
— Тогда какого… Ох! Я хотела сказать — в чём же тогда дело? Будь моим мужем и Королём!
Конан задумчиво покачал головой.
— Нет, любовь моя. Нет, моя Леди! У каждого в жизни свой путь, и своя судьба. Я не могу принять корону из чьих-то, пусть даже самых прекрасных в Мире, рук! Ведь я — мужчина! Я должен добыть её сам! И я знаю, чувствую сердцем — когда-нибудь так и будет!
— А если… Если я скажу, что сама готова отказаться…
