Нана Блик - Лилиан
Это приключение явно пошло нам на пользу. Во-первых, благотворно повлияло на нас, расширив наш кругозор, а во-вторых, просто сблизило нас настолько, что превратило в самую настоящую семью. И пусть после всего того, что приключилось с нами в Йемене, мы всё же смогли найти в себе силы и полюбить жизнь такой, какой она у нас была. В конечном счёте, не всё так уж и плохо. И если смотреть правде в глаза, то всё даже гораздо лучше, чем предполагалось изначально. Просмотр фото мы закончили уже далеко за полночь. Видео обзор мы решили отложить на следующие выходные, чтобы не нарушать пелену памяти, всплывшую у нас перед глазами от многочисленных фотографий.
Первые дни следующей недели было решено потратить на накопление сил и могущества. Сэм и я запланировали посетить ещё раз хоспис, психиатрическую больницу и Центральную больницу скорой помощи. Для события, ожидающего меня в пятницу, мне потребуется много сил как физических, так и душевных. Несмотря на то, что я принимала необходимость всей процедуры прореживания наших рядов, меня почему-то мучили попутные щемящие сердце ощущения, словно что-то было не так или будет не так в скором времени.
Рано утром ещё потемну, оставив Эрика и Майкла хозяйничать дома, я и Сэм на моём роскошном «Ламборджини» мчались по дороге в направлении хосписа, разрезая прохладный воздух и опережая рассвет. Для меня теперь ничего не было дороже и ценнее, чем избавление людей от непосильных страданий и мук, особенно когда это касалось детей, чьё сердце и душа белы и чисты, как только что выпавший снег. Хотя желание спасать в данный момент при сложившихся именно таким образом обстоятельствах у меня напрочь отсутствовало, наверное, в большей степени из-за того, что душевная рана после прощания со Стейси была слишком глубока и ещё не успела затянуться, отчего временами кровоточила. Зато просто освобождать людей от страданий я была готова в полной мере. Лишь плетёный медальон грел оледеневшее сердце, не давая полностью заморозить и без того мою холодную душу.
Когда мы подъехали к хоспису, то солнце было уже высоко над горизонтом, полностью освещая белоснежное здание. Количество потенциальных жертв просто зашкаливало за предел моего понимания. Где ещё можно было найти столько людей, просто мечтающих о смерти. Несокрушимым по силе желанием было пропитано здесь всё: и воздух, и стены, и люди, особенно те, которые не могли равнодушно смотреть на жуткие картины мук своих близких. Сегодня мне было гораздо проще дарить свой холодный поцелуй за отсутствием таких, как Стейси: жадно желающих жить и показывающих свою улыбку, несмотря на ужасную боль внутри, и рисующих солнце, когда в душе уже давно льёт дождь.
Я провела, блуждая по палатам хосписа, около трёх часов, освобождая лишь тех, кто слишком устал жить. Несколько стариков, которые приняли смерть с улыбкой, видимо осознавая своё освобождение, кажется, даже благодарили меня, явно не догадываясь о том, что их душа, освобождаясь таким именно образом, перестаёт существовать в любых измерениях, умирая как для мира живых, так и для мира мёртвых. Она просто исчезает, растворяясь во мне. Сэм же бродил по хоспису вдали от меня, он почему-то с недавних пор любил уединение в этом деле, и я, если честно, тоже. Окончив с хосписом первой, я терпеливо ждала Сэма в машине. Уже был вечер, а наше появление в психиатрической клинике мы запланировали на ночь, так что было немного времени на передышку и отдых. Сэм подошёл к машине спустя час. Он был грустным и подавленным.
– Что с тобой? – я, не отрываясь, смотрела в его мутные от боли глаза. – Ты сам не свой и места себе не находишь?
– Я переживаю из-за пятницы. – Сэм сел в машину и взял меня за обе руки. – Если бы тогда я не забрёл к Архонтам, тебе бы не пришлось соглашаться на их предложение.
– Сэм, хоть Архонты мне и не нравятся, но я поддерживаю их стремление к поддержанию хрупкого равновесия и проведение «зачистки» в наших рядах. – Я крепко сжала его ладони. – Понимаешь, очень трудно контролировать поведение стаи хищников, если ты сам боишься быть хищником, невозможно приучать их к дисциплине, не прибегая к карательным мерам. Лишь стальные оковы, страх и поклонение способны держать в узде бесовское племя. Так уж мы устроены.
– Я боюсь за тебя. – Сэм закрыл глаза и, кажется, представил себе самую ужасную в его понимании картину, потому что он сморщился и начал ёрзать на сидении.
– Они не причинят мне вреда. – Я улыбнулась, стараясь подбодрить Сэма. – Они просто не могут.
– Я боюсь, что ты потеряешь себя и превратишься, – Сэм резко замолчал, а потом тихо продолжил, – в их подобие.
Я вздохнула со стоном. Среди многочисленных обстоятельств и нюансов, которых следовало бы опасаться, он лишь боялся того, что я стану монстром, для которого не существует ни доброты, ни воли, ни веры, а главное, не существует любви. Как он мог так думать? Разве я за столько бесконечных минут, проведённых рядом с ним, не доказала ему, что моя природа с ними различна. Я никогда не буду такой. Просто не смогу. И он, как никто другой, должен был это знать.
– Как ты, Сэм, смеешь во мне сомневаться? – Мой голос отливал металлическим блеском. – Разве я когда-нибудь давала тебе повод усомниться во мне?
Я, конечно, оставляла его, чтобы побыть просто человеком, но не монстром же. Вырвав свои руки из его крепко сжимающих меня ладоней, я обхватила ими свои колени, а потом, вздохнув от изнеможения и беспомощности, положила голову на руль, обхватывая её руками и стараясь зажать уши так, чтобы ничего не слышать вокруг. Мне гораздо легче было вынести его боязнь моей смерти, чем боязнь лишится меня, если я вдруг стану монстром.
– Лили, я всю свою долгую жизнь старался быть с тобой честным и открытым. – Сэм судорожно сглатывал накапливающуюся от волнения слюну и останавливался почти на каждом слове. – Просто я не хочу тебя потерять. – Сэм словно читал мои мысли. – Я согласился на тот договор от злости, я хотел доказать тебе, что тебе нравились люди, что ты сама была бы не прочь быть такой, как они. – Сэм замолчал. Он поднял мою голову с руля, заставляя смотреть ему прямо в глаза. – Я сделал это не из прихоти. Когда я говорил, что не могу без тебя, я не шутил. Я фактически умирал, поддерживая тебя и себя. Но это была моя последняя попытка, последний шанс зажечь угасающую искру света в твоём почерневшем сердце. – Вот и вылилась правда! Значит, всё-таки игра стоила свеч, и все мучения с его стороны были отнюдь не напрасны.
– Сэмюэль Томпсон, – я улыбнулась с силой натянутой на лицо улыбкой, – на этот счёт вы можете больше не беспокоиться, – и, погладив его по щеке, добавила, слегка цыкнув, – я давно уже не та девочка из сарая.
Поцеловав его в уголок слегка покосившегося от напряжения рта и, сев прямо, я завела двигатель, резкий шум которого заставил Сэма опомниться и он, вздрогнув, моментально выпрямился на своём сидении. Я же хотела просто начать двигаться, мне нужно было освободиться от этих навязчивых мыслей. Мы ехали так быстро, словно разрезая слои воздуха, а острый холодный ветер, как лезвие ножа, вырезал из меня плохие эмоции. Солнце садилось за горизонт, словно убегая и прячась от нас. Сейчас я больше предпочитала луну с её слабым холодным светом, а не тёплые, по-доброму обжигающие лучи солнца. Я даже на долю секунды позволила себе захотеть одиночества, но потом быстро избавилась от этой дурной затеи, вспомнив своё жалкое прежнее существование. У меня теперь есть семья, и я её люблю. Нет ничего плохого в том, что мои родные чего-то бояться или опасаются, в конечном счёте, они делают это потому, что любят меня. Я ещё раз взглянула на Сэма, который не поднимал своих глаз, все ещё боясь встретиться с моими. Я включила сигнал поворота и остановилась, съехав с трассы.
– Сэм, прошу тебя, посмотри на меня. – Я взяла его за подбородок и притянула к себе поближе. Его растерянные глаза наконец-то встретились с моими. – Я никогда не забуду, кто я. Никогда не забуду свою природу, свою сущность и своё естество. Я знаю, что я могу и что должна. – Я покачала головой из стороны в сторону, всё ещё не понимая, как он может во мне сомневаться. – И я больше никогда тебя не предам. Я клянусь тебе. Сэм, я хочу, чтобы ты верил мне, верил несмотря ни на что.
– Я всегда верил в тебя, Лилиан, слышишь, всегда. Я лишь хочу, чтобы и ты всегда верила в себя, даже тогда, когда, кажется, что вера совсем умерла, я хочу, чтобы ты находила её или возрождала, я хочу, чтобы она жила в тебе, сгорала и возрождалась из пепла, как огненная птица Феникс. Обещай мне!
– Обещаю. – Я бросилась к нему на шею. – Ох, Сэм, я обещаю тебе, что всегда буду помнить об этом. – Я целовала его нежно, ласково и самозабвенно, стараясь вселить в него всю ту уверенность, которой я обладала.
Вот так и устроен наш мир. На любую проказу всегда найдётся своя панацея. Сэм всегда говорил, что не сможет без меня. Я для него как глоток воздуха, капля воды или кроха хлеба вместе взятые. Но это не совсем так, ведь он значит для меня гораздо больше. Умереть – это ещё полбеды, а вот умирать, постепенно убивая и не давая себе не единого шанса на надежду и лучик света – это намного хуже. Сэм и был для меня тем, кто вселял эту надежду. Мой маяк в море воли и безволья, разума и одержимости, жизни и смерти.
