Наталья Тутова - Вампир демону не эльф
Что было потом, запомнилось Миару чуть лучше. Кажется, вампир вцепился ему в воротник, навис, оскалил клыки… А затем, не причинив парнишке никакого вреда, вдруг просто отшвырнул безвольное тело и вышел из храма.
Находящегося без сознания Римхара нашли только на рассвете. Отнесли в келью, уложили на твердую кровать… После той ночи Миар долго болел, не вставал с постели… А потом начали приходить сны.
Сны бывают разные. Веселые и грустные. Милые и страшные. Добрые и злые… А что делать, если в своих снах ты видишь чужие? Если когда ты закрываешь глаза, то зришь то, что случилось с другими существами, живущими за много земель от тебя? Или того хуже – обитающими в соседнем доме? И кто его знает, что тебе приснилось? То ли чье-то видение, то ли чье-то воспоминание.
В первые дни инкуб считал все, что он видит, игрой воображения. Но потом, через несколько дней после того, как ему приснился разговор Ромуна – такого же служки – с девицей из квартала красных фонарей, а потом внезапно стало известно, что Ромун действительно посещал ее, это заставило Римхара задуматься.
Дальше – больше. Каждую ночь, хотел того инкуб или не хотел, к нему приходили отрывки чужих жизней, чужих воспоминаний, чужих снов, и сделать с этим юноша ничего не мог. Миар до поры до времени скрывал от знакомых свой странный дар, а потом в один день, точнее, в одну ночь, когда ему было уже около шестнадцати лет, все рухнуло.
Одинокий огонек свечи едва разгонял мрак. Хозяин кабинета морщился, пытаясь рассмотреть лицо собеседника, но тот, как назло, прятал его под полями шляпы.
– Я не уверен, – робко протянул хозяин комнаты, осторожно нащупывая на столе образок Влюбленных, – что это хорошая идея.
Гость хрипло рассмеялся:
– Святой отец, оставьте эти россказни для верующих. Вы ведь понимаете, что я знаю о вас все. И то, что вы не храните целибат, и то, что под видом пера из крыльев Влюбленного продаете куриный пух, и даже то, кем вам приходится милая девица Локейн, раз в месяц приходящая на причастие. Да, кстати, прекратите шарить по столу! Вы ведь прекрасно знаете, что мы такие же создания Влюбленных, как и вы. И даже если вы сейчас осените меня их знаком, я не исчезну в языках пламени, как вам того хотелось бы.
– Я… Я… – слабо выдохнул верховный иерофант Влюбленных – главный священник во всем Ире. – Я позову охрану!
– Боюсь, – осклабился ночной гость, – к тому моменту, как они сюда прибегут, здесь обнаружится только ваш труп!
Старейший жрец судорожно задергал рукой, пытаясь осенить себя знаком Влюбленных, и его собеседник сменил тон, чувствуя, что и так напугал его:
– Святой отец, ну подумайте сами, я ведь не угрожать вам пришел, а сделать предложение. Подумайте, насколько плохо вам будет, если вы от него откажетесь? И насколько хорошо, если согласитесь? – И зловещий гость медленно положил на стол глухо звякнувший мешочек.
А затем обернулся летучей мышью и вылетел в окно, распахнутое по случаю летней жары.
Отец Кельвиг дрожащими руками развязал узелки, и в тусклом свете луны блеснули, покатившись по столешнице, тяжелые золотые монеты…
Этот сон Миар не собирался рассказывать никому. Он слишком хорошо понимал, что, о чем бы ни просил неизвестный вампир священника, нежданные свидетели никому не нужны. Инкуб старался держать язык за зубами, а встретившись взглядом с отправляющим службу отцом Кельвигом, поспешно отводил глаза, боясь, что они выдадут его.
Увы, но это не помогло.
Отец Кельвиг уже и думать забыл о странном госте и сейчас сидел, перебирая бумаги. Ночь была безлунная, по небу летели обрывки облаков, и редкое подмигивание звезд казалось насмешкой над почтенным священником.
– Вы подумали над моим предложением? – вкрадчиво поинтересовался знакомый голос за спиной.
Священник резко повернулся, судорожно вцепившись костлявой рукой в висевший на шее образок:
– Это… Это вы?! Но как?! Я ведь не разрешал сейчас?!
– Мне достаточно предыдущего приглашения, – сладко улыбнулся гость. – И все-таки, что вы решили?
Полученное золото жгло руки. Но отдать его иерофант уже не мог – все ушло на побрякушки для ненасытной Локейн, а с каждым днем девушка требовала все больше и больше.
– Согласен, демоны вас раздери!
– Чудесно! – ухмыльнулся вампир. – Тогда через неделю я жду первую партию покойников.
Крошечная летучая мышь вылетела из комнаты, священник рванулся за ней, пытаясь захлопнуть окно…
Миар автоматически дернулся вместе с ним… почувствовал, что куда-то летит… И рухнул на пол в келье отца Кельвига.
Прийти в себя и проснуться ему удалось лишь через пару минут. Примерно столько же времени понадобилось иерофанту для того, чтобы зажечь свечу и разглядеть, что в комнате появился третий лишний. Третий – потому что, когда Римхар наконец сообразил оглянуться по сторонам, он обнаружил, что на кровати рядом с главным священником сидит, натягивая до глаз одеяло, симпатичная блондиночка…
– Простите меня, святой отец, ибо я согрешил, – только и смог выдохнуть потрясенный инкуб.
Естественно, прощать нежданное вторжение ему никто не собирался. Главный священник позвал парочку дюжих монахов с кулаками поболее, чем голова у Миара, девица как-то очень быстро спряталась, и несчастного инкуба протащили в одну из многочисленных камер под храмом, служивших для наказания монахов – ну там, посидеть на хлебе и воде, остыть немного… Хорошо хоть, одежду какую-никакую выдали, а то инкуб как заснул нагишом, так и оказался в келье у главного священника.
Несколько дней его продержали на хлебе и воде. Никто его не посещал, ничего от него не требовал. Лишь изредка, примерно раз в день – определить было трудно, потому что камеры находились под землей и никакого света туда не проникало – появлялся молчаливый тюремщик Корбек – поговаривали, ему отрезали язык еще в детстве, – оставлял две плошки и уходил.
Примерно на четвертый день несчастного служку посетил иерофант. Зашел в камеру, знаком отпустил тюремщика.
– Как ты оказался в моей спальне?
Еще несколько дней назад Миар трепетал перед этим мужчиной. Преклонялся перед ним, боготворил, готов был жизнь отдать. А теперь… Теперь он просто не знал, что ему делать. Зря ему зря дали время обдумать увиденное. Поняв, что священник заключил какой-то договор с вампиром, да еще и обязался доставлять ему трупы, он почувствовал к нему презрение. Ну и конечно, к этому добавилось то, что он увидел в келье у отца Кельвига. Нет, Римхар, конечно, понимал, что все грешны… Но ведь он-то сам, даже будучи инкубом, пытался хранить обет, а тут! В общем, в религии юноша разочаровался.
– Не знаю, – пожал плечами юноша. – Я просто заснул, а проснулся уже там, – о том, что он увидел чужой то ли сон, то ли воспоминание, Миар благоразумно промолчал.
– Лунатик, что ли?
Вместо ответа служка только плечами пожал. У него самого уже сложилось подозрение, как это могло получиться, но было оно настолько бредовым, что высказывать его вслух или опробовать он пока не решался.
Впрочем, самого отца Кельвига интересовало нечто совсем иное:
– Ты… что-нибудь видел в моей келье?..
– Вы о той девушке? – спросил инкуб и тут же прикусил губу, сообразив, что ляпнул что-то лишнее.
И похоже, именно этими словами он и предопределил свою судьбу.
Худое, изможденное морщинами лицо верховного иерофанта перекосилось, он распахнул дверь и рявкнул:
– Корбек!
Услужливый храмовый тюремщик вырос как из-под земли. Рядом с ним предусмотрительно околачивались еще двое мужчин.
Главный священник бросил короткий взгляд на сидевшего на полу Миара и обронил:
– Этот несчастный погряз в нечестивости.
У инкуба и сердце упало.
Храм сам решал судьбу своих монахов и священников, не обращаясь к светскому суду, и иерофант был главным судьей. Давным-давно Римхар, тогда еще только пришедший под своды храма, услышал эти страшные слова, произнесенные в адрес какого-то преступившего закон монаха. И означали они только одно: пожизненное заточение в темнице храма.
…На третью ночь он сбежал. Выбрал какой-то сон поспокойнее – молоденький рыбак сидел с удочкой у реки, – отчаянно рванулся вперед и выпал в спальне у какого-то буржуа. Пока лупоглазый хозяин озадаченно хлопал очами, юноша одернул рясу, выданную ему в тюрьме, и, раскланявшись, удалился через окно. Благо комната находилась на первом этаже.
Так началась вольная жизнь инкуба.
Первое время он скрывался от всех и вся, опасаясь, что его будут разыскивать посланники великого иерофанта. А года через три, окончательно убедившись, что он никому не нужен – может, посланники храма потеряли всякую надежду его найти, а может, тюремщики заявили, что он умер в камере – успокоился и стал думать, как же ему жить дальше.
