Тим Скоренко - Ода абсолютной жестокости
Какой-то доходяга подходит ко мне и просит:
– Дай монетку, господин хороший…
Он не видел, что произошло.
Я разрубаю ему череп. И иду догонять обоз.
* * *Мы на месте. Это и есть пустырь.
– На местных постоялых дворах останавливаться нельзя. Обдерут как липку, – говорит Виркас. – Поэтому становимся тут и занимаем круговую оборону.
При последних словах он улыбается.
Это самая окраина. Дома тут редкие, полузаброшенные, покосившиеся. Люди ходят с отрешённым видом, пошатываясь.
– Под кариком, – поясняет Виркас.
Принимать наркотик и не быть зависимым. По крайней мере, физически. Это рай для идиотов.
Мы торгуем удовольствием, которым сами не пользуемся.
В этот момент появляется тип с лисьей физиономией. Возникает из ниоткуда.
Он что-то шепчет на ухо Лиуку. Лиук кивает. «Лис» исчезает.
– Что он сказал? – спрашиваю я.
– Карлифа устраивают условия. Он будет через час.
Я выхожу из круга повозок. Бродяги собираются тут. Они принюхиваются, трогают повозки руками.
– Они знают, что это трогать нельзя, – говорит Виркас. – Это Карлифа.
– Он не может просто напасть и отобрать груз?
– Ему нужны регулярные поставки.
Я – прямой человек. Мне проще пробить дорогу мечом, чем словом. Меня тошнит от этих вывертов и недоговорок. Все знают, что обозы из дальних провинций возят наркотические средства. Все знают, что они нарушают закон. Не потому что наркотики запрещены. Нет, конечно, они разрешены.
Но если платить налог с продажи наркотиков, их будет невыгодно продавать. Налог огромный. И цена высока. Проще дать на лапу стражникам и продать товар на чёрном рынке.
– Тебе противно всё это, – говорит Марфа.
Она кладёт руку мне на плечо.
– Да.
– Это видно по твоему лицу. Сдержи себя, Риггер. Скоро ты найдёшь себе дело.
Убивать.
Во мне борются два чувства. Ненависть к этим людям – за их двуличие. За второе дно. И ответственность. Потому что я дал им обещание.
Какой вес имеет слово Риггера?
Я смотрю на темнеющее небо.
* * *Карлиф появляется через несколько часов, когда над городом уже царит ночь. Его несут в паланкине, чёрном, без всяких эмблем на пузатых боках. Впереди и позади – телохранители с факелами.
Он выходит из паланкина, отвратительный толстяк с кошачьей физиономией. Лиук подаётся навстречу. Справа от Лиука – Виркас, слева – я.
– Я смотрю, у тебя новый человек, Лиук, – говорит Карлиф.
– Да, – отвечает тот. – А ещё у меня есть товар.
– Десять мер, – говорит Карлиф.
Лиук хмурится.
– Десять – мало. Всегда было двенадцать.
– Ты не в курсе ситуации на рынке. Карик стремительно дешевеет. Десять.
– Мы потеряли две повозки. Осталось всего тринадцать. Если продавать по десять мер, то ста тридцати мер нам не хватит до следующего урожая.
Карлиф лениво улыбается.
– Вы сами выбрали такую жизнь. Растите картошку, как все остальные крестьяне. Пеките хлеб. Держите гусей и поросят. Кариком не насытишься.
– Карлиф, мы не первый год тебе поставляем. Всегда было двенадцать. Мы рассчитывали на двенадцать.
– Десять и не мерой больше.
Тогда я делаю три шага вперёд. Раз-два-три.
Один из громил-телохранителей делает шаг ко мне и падает с пронзённым горлом. Второй – тоже. Третий и четвёртый успевают достать мечи, но мой меч быстрее: схватка не занимает и десяти секунд.
Телохранители сыплются, как из ведра. Половина нищих, ошивающихся близ пустыря, оказываются вдруг моими врагами. Это просто избиение. Для того, чтобы превратить их в фарш, мне не нужно становиться огненным вихрем. Не нужно закрывать глаза и бить вслепую. Не нужно опережать время. Я просто мерно рублю направо и налево, и уже через несколько минут напротив меня только один человек – жирный Карлиф.
– Ты поплатишься за это! – говорит Карлиф. – Ты знаешь, на кого ты поднял руку?
Я подхожу к нему в упор и говорю:
– Знаешь, урод… Если я тебя сейчас убью, ты проснёшься вмурованным в камень где-нибудь на глубине двадцати метров в ближайшем водоёме. И в твоих лёгких не будет ни капли воздуха. И так будет каждый день. Завтра. Послезавтра. Через неделю.
Я не говорю, а шиплю, как змея.
– Меня наняли для того, чтобы я поддерживал порядок. Чтобы такая мразь, как ты, не обирала собственных поставщиков. Так какая цена повозки?
У него заплетается язык.
– Д-двенадцать.
– Неправильно.
Понимает.
– Т-т-тринадцать.
– Всё ещё неправильно.
– Ч-четырнадцать.
– Вот теперь правильно. Куда мне прийти, чтобы забрать деньги?
– Они с-с-собой…
– Все?
– Н-нет. Т-только с-сто мер.
– А должен ты нам четырнадцать на тринадцать… Сколько будет?
– С-сто восемьдесят два…
– Молодец.
Я думаю, что он не врёт. Я могу и пересчитать, но не хочется.
– Тогда сейчас я заберу то, что у тебя с собой. А завтра я приду и возьму то, что нам ещё причитается. Груз ты тоже заберёшь завтра. По получении всех денег.
Он кивает.
Я отхожу назад.
– Ты свободен.
Он вскакивает и исчезает в темноте. Я не думал, что подобный толстяк может так быстро бегать.
Сто золотых мер и в самом деле находятся – в сумках позади паланкина.
Мы стаскиваем в кучу тела людей Карлифа.
Я стою рядом с Лиуком.
– Что ты наделал… – качает тот головой. – Теперь-то ты с нами, а дальше… В следующий раз он не просто не будет торговать. Он нас закопает.
– Завтра я поговорю с ним ещё разок. Он будет всегда торговать с вами. По лучшей цене.
Лиук отворачивается и бредёт к повозкам.
Через два часа рассвет. Люди Карлифа будут оживать. Мне они живыми не нужны.
– Надо сторожить. Как только кто-то просыпается, резать глотку.
Микта кивает. По-моему, я становлюсь кумиром.
– Мне нужен проводник, который доведёт меня до дома этого Карлифа.
Вперёд выходит Стервятник.
– Я доведу.
Я иду прочь. Стервятник семенит следом.
* * *– У тебя к нему счёты?
– Да, – в голосе Стервятника неподдельная злость.
– Секрет?
– Не то чтобы секрет, но если можно не говорить, то я предпочту промолчать.
– Молчи.
Мы подходим к городской стене. Внешний город уже закончился. Оказывается, вовне есть не только трущобы, но и вполне пристойные кварталы.
– Ночью ворота закрыты. Пойдём через систему водостоков.
– Для меня ворота открыты. Я не привык купаться в дерьме.
Ворота возвышаются метрах в ста справа.
Стервятник вяло пытается возражать.
– Эти ворота нам подходят? – спрашиваю я.
– Да, – отвечает он неохотно.
– Вот и отлично.
Ворота забраны решёткой, через такую не просочишься. Узкий боковой проход ведёт в комнату стражи. С другой стороны эта комната тоже имеет выход. Наружной стражи не видно.
Дверь закрыта. Стучу.
На стук открывается окошко в двери. Хмурая физиономия стражника.
– Что надо?
– С начальником поговорить.
Мне нужно, чтобы он открыл дверь. И всё.
– Чего тебе от начальника-то надо? – стражник не спешит звать командира.
– По поводу найма.
– Это не к нему.
Как ты мне надоел, урод.
– Позови начальника, говорю. Тебе же хуже будет, если не позовёшь. От начальника и получишь.
Стражник колеблется. Потом его лицо исчезает.
Стервятник притаился слева от двери. Стражники должны думать, что я один.
Окошечко снова приоткрывается. Другие глаза. Более серьёзные. Более злые.
– Кто такие?
– Ты начальник?
– Я.
– В полусотне метров от твоих ворот открыто торгуют незаконным кариком, а ты сидишь в своей конуре.
Взгляд застывает.
– Что?
– Повторяю для тупых…
– Что???
Он орёт, но окошечка мало, чтобы развернуться во всю мощь. Он отодвигает тяжёлую щеколду. Это его последнее действие.
Дверь открывается наружу. Я дёргаю её на себя и вбиваю нож начальнику в глаз. Второй стражник в этой комнате получает тот же нож в живот. Пока он корчится, зажимая вываливающиеся кишки, я прохожу в дальнюю комнату. Там трое стражников. Они играли в какую-то азартную игру, но теперь готовы к бою. В руках – мечи.
– Меня зовут Риггер, – говорю я.
И отправляю нож в полёт. Один из стражников падает с ножом в глазнице. Второй пытается ударить меня мечом. Меч проходит мимо. Я отрубаю ему ногу чуть ниже бедра. Последний тоже пытается напасть. Ломаю ему горло ударом ладони. Тридцать секунд, пять трупов.
Ногой открываю дверь, ведущую в город. Передо мной – ещё один стражник. Через секунду он захлёбывается собственной кровью у моих ног.
За спиной появляется Стервятник.
– Надо поторопиться. Скоро начнёт светать.
Он обгоняет меня. Мы идём по мощёным улочкам. В темноте трудно оценить красоту города. Стервятник ориентируется легко. Он ведёт меня полупотайными тропами, иногда мы вынуждены забираться по лестницам на крыши и идти поверху.
В центре города возвышается шпиль.
– Что это?
– Башня Императора. Он живёт не там, но, кажется, иногда поднимается, чтобы посмотреть на свой город.
