Павел Корнев - Мор
– Ну и стоила ли игра свеч?
– Да что ты понимаешь! – возмутился Гуго.
– Стяжательство – грех, – подлил я масла в огонь.
– Мне просто нравится пересчитывать деньги! – принялся оправдываться фокусник. – Кто-то не пропускает ни одной юбки, кто-то не может обойтись без стаканчика крепленого вина, а я просто люблю пересчитывать монеты! Что в этом плохого?
– Ага, как же! Просто пересчитывать! – не поверил ни единому слову Валентин. – А без жульничества в карты никак обойтись нельзя было? Смотри, продолжишь в том же духе, точно канделябрами побьют.
– Я не шулер, я артист! – хлебнув пива, гордо выдал Гуго. – И не жульничаю, а устраиваю представления! Престидижитации, если вам известно значение этого слова! Поймать за руку можно жулика, художника – никогда! А что деньги? Деньги – тлен, просто плата за выступление.
– Да прям!
– Точно! Хотите знать, почему никогда не устраиваю представлений для незнакомых людей? Я вначале изучаю, прикидываю, подбираю варианты. Необходимо знать, с кем имеешь дело. Один забудет обо всем на свете при виде случайно вывалившейся из лифа груди подавальщицы, а другой даже глазом не поведет, хоть танцуй она голышом на столе. Надо вникнуть в ситуацию, выяснить слабости. Игроки опасаются облавы? Падение кувшина на пол или стук в дверь сработают просто идеально! А если почувствовал напряженность, злость, старые обиды, остается только стравить картежников меж собой. Это искусство, господа! Настоящее искусство!
– Твои бы способности да в нужное русло, – усмехнулся я.
– А что? Разве не справляюсь?
– Есть! – встрепенулся вдруг Дрозд и поспешно выдернул из стола наваху. – Пошла.
– Точно она? – уточнил я, глянув в окно.
– Описание совпадает.
– Ладно, ходу.
Валентин рассчитался за пиво, мы вышли из пивной и перебежали через дорогу. Заскочили в парадное и, морщась из-за целого сонма отвратительных запахов, поднялись по скрипучей лестнице на третий этаж.
– Тут, – указал Дрозд на дверь с бурым пятном, оставшимся от выплеснутого вина.
Я кивнул, и усач пару раз несильно стукнул по хлипким доскам кулаком.
– Кто там еще? – послышалось недовольное бурчание. – Зои, ты? Вали работать, тупая корова!
Дверь только начала приоткрываться, когда Валентин, поднажав плечом, распахнул ее настежь, и с ходу врезал заспанному жулику в челюсть. Пока тот оседал, добавил с ноги, и вылетевший из руки Мышонка длинный узкий нож зазвенел на полу.
– Вяжите его! – Я последним шагнул через порог и прислушался.
Порядок. Не тишина, разумеется, но все как обычно: где-то плачет ребенок, где-то разгорается пьяная свара. Непонятный стук наверху, размеренный скрип кровати в соседней квартире.
Перегородки в доме тонкие – каждый шорох слышно; с допросом особо не развернешься. Заблажит жулик, когда шкуру сдирать начнем, и пиши пропало.
Я убедился, что Мышонок спеленут по рукам и ногам, а в рот ему уже сунули грязную тряпку, брезгливо оглядел тесную комнатушку и, сдернув простыню на пол, уселся на кровать.
– Господа, требуется творческий подход.
– Сейчас прикинем, – задумался Гуго и с отрешенным видом принялся мурлыкать себе под нос какой-то незнакомый мотивчик.
– Да чего тут думать-то? – фыркнул Валентин, закинул оглушенному жулику на шею удавку и слегка ее затянул. Потом ослабил давление и ухмыльнулся: – Вот он, творческий подход, а свои престидижитации можешь засунуть глубоко…
– Да что ты понимаешь в искусстве?! – всплеснул руками фокусник.
– Тихо, – остановил я подельников и присел рядом с Мышонком. – Ты меня слышишь? – Жулик на вопрос никак не отреагировал, и пришлось кольнуть его ножом.
Выпучивший от боли глаза Демис что-то неразборчиво промычал, и я легонько похлопал его по щеке:
– Не волнуйся так. Все хорошо. Сейчас я вытащу кляп, и мы с тобой побеседуем. Вздумаешь поднять крик, пожалеешь. Все понял?
Мышонок кивнул. Я выдернул из его рта обслюнявленную тряпку, жулик пару раз судорожно вздохнул и заголосил. Точнее – попытался. Валентин рывком затянул удавку, и Демис сумел выдавить из себя лишь невнятный сип. В следующий миг Гуго врезал парню под ребра, повалил на пол и добавил еще, но, лишь когда лицо прохиндея налилось кровью, а выпученные глаза стали вываливаться из орбит, Дрозд ослабил петлю.
Я вернул кляп на место и уселся на кровать в ожидании, когда Мышонок окончательно придет в себя. А пока коротышкой занялся Валентин. Ухватив пленника за волосы, он заставил посмотреть на себя и оттянул ворот рубахи.
– Видишь? – указал усач на перечертивший шею шрам. – Я виселицу на собственной шкуре прочувствовал. Уж поверь, тебе это не понравится.
– Думаю, нам требуется еще более творческий подход, – вздохнул я и опустился на корточки. – Помнишь меня?
Мышонок отрицательно помотал головой.
– Не помнишь? А если добавить клетчатый жакет и кепку?
От лица жулика враз отхлынула кровь, он побледнел как полотно и даже попытался отползти.
– На твое счастье, мы пришли не сводить счеты. Нам просто нужна информация. А в качестве подтверждения серьезности намерений… – Я ухватил Мышонка за левую руку, взялся на мизинец и одним резким движением сломал его, выгнув в обратную сторону.
Демис забился в судорогах, и Гуго навалился на него сверху, удерживая на месте. Я плюхнулся на кровать и дал знак Валентину выдернуть изо рта жулика кляп.
– Пикнешь – придушу, – предупредил тот пленника и вытащил тряпку.
– Какого беса вам надо? – прохрипел Мышонок.
– Что случилось сегодня ночью у вас на хазе?
– Не знаю. Кто-то вломился в дверь, я подумал, что облава, и сразу удрал. А что?
– Это была не облава. Кто-то покрошил твоих подельников на куски.
– Да ну?
– Точно.
– Ничего об этом не знаю. Сразу убежал. Сразу.
– Ладно, поверю, – кивнул я. – Тогда у меня к тебе вопрос: кто стоит за поставками «желтой пыли»?
– Какой еще пыли?! – Мышонок повысил голос, и Валентин немедленно затянул петлю.
– Кляп, – потребовал я, а когда Гуго выполнил распоряжение, без колебаний сломал жулику безымянный палец. Дождался, пока тот придет в себя, и пояснил: – Продолжишь запираться, и мы тебя натурально выпотрошим. Ясно?
Гуго выдернул кляп, и подвывавший от боли Демис выплюнул из себя:
– Ясно.
– Кто стоит за поставками «желтой пыли»?
– Не знаю.
– Да ну?
– Стойте! Это правда! Об этом знают только Костас и Кир! Не такая мелкая сошка, как я! Поговорите с Костасом!
Я усмехнулся и покачал головой:
– Скажи лучше, где нам найти Кира.
– Его же убили? – вывернув голову, глянул на меня Мышонок.
– Допустим, нет. Где его логово?
– Я не знаю!
– И почему мне кажется, что ты лжешь?
– Нет! – завопил Мышонок, но Валентин уже затянул на его горле удавку. Гуго запихал кляп и надавил жулику коленом меж лопаток; я взялся за средний палец и резко отогнул назад. Сустав с мерзким хрустом сломался, но пройдоха лишь продолжал бестолково мотать головой.
Тогда я не стал тратить время попусту и присовокупил к трем братцам еще и указательный палец. Теперь кисть жулика напоминала жутковатое деревце, с торчащими в разные стороны надломленными ветками.
Жестоко? Не без этого. Но иногда цель оправдывает средства. К тому же не так давно эта сволочь пырнул меня ножом. До сих пор в поясницу так и стреляет.
– Думаешь, полному калеке больше подавать начнут? – ухватил я жулика за правую руку. – Ошибаешься, когда мы закончим, от тебя мало что останется.
И тут Мышонок сдался. Он принялся биться лбом об пол, а стоило Гуго выдернуть кляп, прохрипел:
– У Кира виноградник за городом. Он точно там.
– Как туда добраться?
Жулик принялся что-то путано объяснить, но Валентин внимательно слушал его и не перебивал.
– Ага, ясно, – наконец кивнул он и велел фокуснику вернуть кляп на место. – Понял, где это. Понадобится повозка.
– Гуго, останешься здесь. А ты, – я легонько пнул пленника под ребра, – если надул нас, готовься подыхать долго и мучительно.
– Идем, командир, – поторопил меня азартно потиравший руки Дрозд. – Надо поторапливаться.
– Идем.
Коляску мы в итоге раздобыли через какого-то знакомого Валентина. Заплатили пиастр, клятвенно заверили подвыпившего дядьку, обрадовавшегося тяжелой восьмигранной монете, будто ребенок сахарному петушку, что вернем повозку утром, и покатили за город.
Вскоре окраины остались позади, коляску начало нещадно раскачивать на кочках, а откуда-то с моря повеяло влажным теплым воздухом. Валентин то и дело подгонял лошаденку, но лишь до тех пор, пока впереди не замаячил темный силуэт горы и дорога не превратилась в узкий извилистый серпантин. Справа – обрыв, слева – почти отвесная каменная стена. Стоит сорваться – и костей не соберешь.