Мила Коротич - Терракотовые сестры
На стоянке его ждала только старшая, Мэй. Он вспомнил ее. Точнее, ее мать, маленькую запуганную китаянку, работавшую горничной в мюнхенском отеле в тот олимпийский год. Зачем он соблазнил ее, не понял сам. Какой-то особой необходимости в этом не было. Да вообще не было необходимости. Никакой. Все и так прекрасно ладилось, а эффект от организованного расстрела спортсменов превзошел все ожидания. Он, как тайный идейный вдохновитель, остался неизвестным даже спруту мстительного «Моссада». Маленькая китайская горничная стала приятным бонусом. Чем она тогда зацепила? Тем, что говорила по-немецки практически без акцента, даже характерное местное «р» у нее прекрасно получалось? Или тем, что каким-то образом за железным занавесом оказалась настоящая китаянка, не дочка эмигрантов, а женщина, сбежавшая в поисках свободы, другой, не той, что заставляют любить? От постылого вечно уставшего мужа-партаппаратчика, не заплакавшего даже, когда она потеряла своих детей-близнецов, от цитатников Мао и хождения строем в светлое будущее босиком по осколкам. Здесь, на Западе, женщину не приняли в китайскую общину, боясь, что она шпионка, а европейцы относились брезгливо-опасливо, потому что китаянка. А коварный восточный соблазнитель забывал все, что она изливала ему на плече. Как только закрывал за ней дверь. Просто ему нравилось, что она, эта маленькая милая азиатка, вот так же болтается на грани миров, как и он. И что она – несчастна. Одна, как он, как Мириам, как Кали. У дочери – тот же неприкаянный взгляд и овал лица сердечком. И сила противостоять его магии.
Но почему Мэй одна? Где Маша?
– Дальше мы пойдем вдвоем, Асит. Или как там тебя правильно называть? Кайно? Моя сестра возвращается к давснам. – Приветствие не было теплым. Такого холодного голоса у ее матери никогда не было.
Но Кайно вздрогнул еще и от звука собственного имени.
– Я не сразу признала в тебе дэва, вошедшего в тело умирающего. Он ведь умер, тот благородный Асит, которого я нашла в степи? – Звон стали в ее голосе сменился робкой надеждой на собственную неправоту. Но лишь на мгновение. – Он потерял слишком много крови.
Мэй говорила что-то еще, объясняла, как распознала инкуба, стараясь сохранять ровные интонации, но то и дело сбивалась. Волнение, страх, вызов в голосе. У Кайно же земля уходила из под ног:
– Что ты наделала, девочка?! – только и смог он выговорить. – Ты отправила свою сестру на смерть! Ей не устоять против мангуса!
Он скрежетал зубами с такой силой, что чужая плоть не выдерживала: лицо начало деформироваться, и Мэй сначала неясно, на затем все четче и четче в нарастающих сумерках стала различать холодное беловато-синее свечение от мужской фигуры.
– Я отдала Маше нефритовый меч, с ней ничего не случится. – Мэй по-прежнему старалась хотя бы казаться спокойной.
– И себя ты оставила без защиты! – ужаснулся Кайно. – Тысячи лет я жил без родных, видя лишь в матери свою кровь, свою семью. Даже любовь не заменила ее мне до конца. Но моя мать, она сама, своими руками лишила меня жизни там, на Терре. Но, видно, не отпустила до конца. Узы крови нашли меня здесь, в магическом мире Альтерры. «Мой второй шанс жить!» – подумал я, когда встретил вас, дочери. И вот я должен снова вас потерять? Повторить путь матери? Нет! Я не хочу!
Кайно вскочил на своего страшного коня-мертвеца, и тот словно получил заряд силы! Весь охваченный сиянием хозяина, он встрепенулся, забил копытом и обрел огненное дыхание: вместо смрада и паразитов голубое пламя извергали теперь его ноздри. Уже ничто не напоминало в этом могучем мистическом звере ту оголодавшую загнанную коренастую лошадку, умершую утром от разрыва сердца. Да и всадник ей был под стать. Кайно больше не прятался за личиной степняка. Призрачный свет пронзил уже ненужную плоть, призрак сидел на коне, сотканный из холодного огня. И как огонь постоянно меняет форму, так и он мерцал. С первого взгляда Мэй стало ясно, что человеческий образ легко изменится в другой, любой, какой нужно будет хозяину.
– Мэй, дочь моя, тут недалеко кочевая юрта ведьмы шулмас. Она спала, когда я уходил, но может уже проснуться. И отправится мстить. Я видел тебя в бою и думаю, что ты легко с ней справишься, но сейчас… должен спасти, попытаться спасти твою младшую сестру. Не позволь ведьме лизнуть тебя! Помни, у шулмас слабое место – ее ослиный хвост! – крикнул Кайно, пришпоривая скакуна.
Он помчался назад, к подножию горы Богдо. Издалека могло казаться, что это грозовое облако несется по вечерней степи. Провожая всадника взглядом, Мэй видела, как круглой язвой разгорается у него на спине слева, все больше прожигая истаивающую плоть, круглое клеймо из восьми стрел. Отец? Ее отец? Не может быть! Где ж ты раньше был, папа? Нужен ли ты мне сейчас, когда половина моей земной жизни уже прошла? Если быть до конца честной с собой, то…
– Я слишком много медитирую над призраками прошлого, – сказала сама себе Мэй. Она решила просто подумать, что делать дальше. Обратить свой поток мыслей в будущее. Уже совсем стемнело. Крупные звезды высыпались на небосвод. Но особой прохлады ночной ветер еще не принес. Луна своими лучами делала степь серебряной. И особая легкость наполняла Мэй, ведь тяжелый каменный меч не оттягивал плечи своим весом и положением. В голове уже почти полностью сложилось представление об окружающем мире Альтерры. А заявления Кайно лишь подтвердили, дополнили его. – Надо отдохнуть и поспать. Раз уж это не бардо и мне здесь жить еще некоторое время.
Что-то черное и бесформенное бросилось на женщину из темноты. Щупальца обвились сгустком плотной тьмы вокруг шеи и рук Мэй, заламывая тело назад. Удар по ногам, и вот она уже повалена на мокрую росистую землю. Враг, черный и мягкий, как кошка, но гладкий и плотный, прижал китаянку к себе, так, что она почти задохнулась. Не встретив сопротивления, нападавший чуть ослабил хватку, видимо, решив, что уже победил. Мэй затаилась, задержав дыхание насколько возможно. Неопознанное существо же заворчало утробно и стало обретать узнаваемые формы. Из упругого сгустка тьмы проявилось подобие человеческой фигуры, только большое, выше любого из живых. Окутанное черными волосками сверху донизу, оно сливалось со степью и с ночью. Женщина, придавленная к боку существа где-то на уровне печени, тем не менее не могла понять до конца, кто напал на нее. Но самое мерзкое было еще впереди. Черное нечто вдруг разинуло пасть, полную мелких, белеющих даже в ночи зубов, и вывалило огромный красный язык. Смрадная слизь капнула Мэй на рукав. Тут же ткань зашевелилась и замахрилась, распавшись на торчащие в разные стороны волокна.
«Шулмас, женщина-демон, поедающая печень!» – поняла женщина. А создание ночи облизало своим языком морду, или что там было, вокруг рта. Терпеть Мэй уже не могла, глубоко вздохнула и, вцепившись в мех из темноты, кувыркнулась через неприятеля, как на брусьях, вывернулась из цепких объятий, оказавшись у зверя за спиной, и резко ударила в ту область, где предположительно должны находиться колени.
Черный враг рухнул, подкошенный, а женщина вскочила ему на спину, задом наперед. Почувствовав седока, черная ведьма завертелась волчком, а Мэй шарила во мраке руками, пытаясь найти тот чертов хвост, про который говорил новоявленный отец. Но ничего похожего на волосатом крестце не росло. О, как сейчас китаянка затосковала по тяжести нефритового меча в руке! Удар каменного лезвия – и все было бы кончено, но младшая сестрица где-то в степи с сияющим оружием на полпути к свободе и дому. Хоть бы дошла, а то все напрасно…
Ведьма не дремала. Резко встав на ноги, она перевернулась в воздухе и упала навзничь, придавив непокорную жертву. Тут уже без пощады, без иллюзий, просто, жестко, с единственным желанием: раздавить в лепешку, подмять, уничтожить! На миг в глазах у Мэй поплыли круги и жуткая боль пронзила все тело, но ведьма, как оказалось, не так уж и сильна была, не так уж и тяжела. Что-то жесткое и зловонное хлестнуло по лицу. Женщине удалось выпростать руку из обвивавших ее черных патлов и ухватить за это что-то, похожее на веревку, потянуть в сторону. Туша неожиданно легко поддалась и откатилась в сторону. Мэй снова оказалась наверху, на чудище. Так катались они несколько раз. То Мэй, то черная туша оказывалась наверху. Никто не мог победить. Силы, похоже, покидали обеих, и китаянка выпустила веревку из рук. Резво подпрыгнула шулмас, тут же получив второе дыхание.
Но Мэй тут же поняла свою ошибку и уподобилась теперь дикой кошке, стремясь уже точно вцепиться в волосы врагу. Там, там, на затылке у твари из шевелящегося мрака его рычаг управления, ослиный хвост. Четкое осознание цели придало женщине силы.
Когтистые лапы и слюнявый язык чудища изрядно потрепали ее одежду, но не решимость. Запах свежей крови пьянил демоницу, но на стороне китаянки – ее маленький рост и врожденное проворство. Клацнули зубы, и Мэй взвыла от боли в плече, но это была последняя победа ведьмы: стерпев, женщина дотянулась до заветной добычи и намотала ее себе на руку. Шулмас сразу обмякла и покорно припала к земле.
