Олег Фомин - Льдом и мечом
Толпа редеет, беглецы прыгают на землю, но от этого не легче.
Демонов — как термитов. Если бы каждый был ростком пшеницы, Старг кормился бы хлебом год.
Черный луч испепеляет жреца.
Был — и нет.
На троицу смотрит сотня парящих архимагов, Эгорд угнетенно обозревает ряд качающихся рогатых шлемов, сгустки тьмы набухают, чтобы скрестить лучи на докучливых гостях.
— Вот и все, — опускает Тиморис косу.
Демоны и архимаги замирают, шеи выкручивают головы к воротам.
Скалоподобные створы ползут, вспахивают каменную твердь в щебень, плиты размыкают толщу, словно открывается громадная книга… Между «страницами» полоса мрака дышит чем-то едким, так и хочется зажать нос, кромешная тьма расширяется, воздух приходит в движение, засасывается пустотой. Ветер и дрожь валят часть демонов, Тиморис держится за Эгорда, на смену жаре — холод, глаза Милиты выцветают такой же чернотой, немертвая шипит как василиск.
Плиты останавливаются, у их подножий дымится пыль.
Долгая немая тишина…
Скользкое шипение:
— Не трогать людишек!
Земля опять трясется — тяжелой дробью, как под молотами, от удара к удару сильнее.
Из тьмы лезет скорпион величиной с дракона. В бурых острых пластинах, они шевелятся как жабры, между ними вылетают струйки зеленых испарений. Хвост длиннее тела в разы, извивается в сложном танце, свистит как металлическая лента. Три пары мощных лап сминают пласт минералов в мозаику из тысяч кусочков. Четвертая пара — передняя — пронзает камень как бумагу, похожа на драконьи крылья без перепонок, насадки блестят лезвиями.
— Они мои-и-и! — шипит скорпион.
Морда без глаз, носа и ушей. Пасть всегда открыта, развернута на сто восемьдесят. Зубы как арсенал сабель. А между ними — сеть зеленых языков, несколько толстых как канаты, от каждого ветвятся еще несколько, размерами чуть меньше, а от этих еще, и так по цепочке… Ядовитый корень плавает в воздухе как роща водорослей, колонии длинных нитей неустанно колышутся, гипнотизируют на пару с хвостом…
Зарах!
Глава 23
— Все проч-ч-чь! — шипит демон.
Каша слуг торопливо растекается по стенам, архимаги гасят в ладонях тьму, с поклонами отлетают.
Троица посреди каменной пустыни, от Зараха отделяет лишь венец трещин — след эпического падения.
Наконец-то!
Прежние страдания, страхи, бури, — исчезают, уступают легкости. Эгорд лишь сейчас осознает, как много пройдено, вспоминает, зачем вообще сюда явился, зачем убил на пути стольких врагов и обманул не одну смерть. Захлестывает стыд — как мог забыть! — и какое-то безумное счастье.
Витор! Сестренка Милита, Камалия, Наяда… Вы будете отмщены!
Эгорд не увидит неба, архимаги все равно сожгут.
Но неважно.
Главное — убить Зараха! Нанести смертельный удар, услышать его мольбы, вырезать на безглазой морде глаза, чтобы в них заглянуть…
Зарах точит друг о друга насадки недокрыльев, облизывает — словно обвязывает нитками, на клинках остаются зеленые мазки яда.
— Это и есть ваш Зарах? — спрашивает Тиморис.
— Не наш, — дрожат губы Милиты. — Мой! Только мой!
— Тиморис, не вмешивайся, — говорит Эгорд, не отрывая взгляд от зелени языков.
— Размечтался, — бурчит Тиморис. — Столько перлись к этому чучелу, а теперь стой в сторонке? Вы ж без меня пропадете!
— Подстраховывай, — осаждает Эгорд, — но в бой не лезь. Пожалуйста.
— …Ладно.
Зарах взмывает ввысь как кузнечик, все трое отпрыгивают кто куда, скорпионье тело падает, брюшные шипы крошат породу на мелкие ромбики.
— Я вас помню-ю-ю, — шипит Зарах, эхо течет в уши одуряющим ядом.
Жало бросается на отползающего Тимориса. Эгорд выкрикивает, пальцы рассекают воздух снизу вверх, из земли вылезают пять ледяных сталагмитов разной длины, бьют по пластинам хвоста. Глухой звон, хвост отскакивает, Тиморис брезгливо оттирает попавшую на сапог каплю зеленой отравы.
— Ты-ы-ы… — Зарах поворачивается к Эгорду.
Челюсти твари щелкают, от каждого удара дикая головная боль. Эгорд держится за виски, остужает снежной пленкой…
— Помниш-ш-шь, как умирал твой дружок-к-к? — Голос Зараха всегда меняется, то бас, то писк, перепады интонаций издеваются, дразнят, пугают, провоцируют. — А ты смотрел как дурачок-к-к, с открытым ртом, как я жую его хрустящие сочные ножк-к-ки, и не пытался помоч-ч-чь…
— Ах ты… — Эгорда трясет, жилы как раскаленная проволока, ледяные колючки на руках испаряются.
Языки начинают приковывающий внимание танец, гифы захлестываются в сложные узоры, Эгорд узнает в зеленом ажуре лицо Витора… Брови, скулы, линии носа и подбородка, — невероятное сходство!
— Эгорд, почему ты меня не спас? — стонут плетеные губы голосом Витора, глаза жалобно округляются. — Ты же мой друг, я столько для тебя сделал, столько раз вырывал у смерти!
Воин-маг беспомощно опускает меч, ноги ватные.
— Я… не… — Моргает, дыхание шелестит. — Витор, прости! Я не…
— Струсил!
— Нет, Витор, нет! — Эгорда несет в пасть Зараха, не видит ничего, кроме обиженного лица друга.
«Знаешь, Эгорд, — шептал Витор, умирая в постели без ног и части живота. — Я лишь жалею, что мы с Милитой не успели завести мальчика… или девочку… Странно, да? Пережил столько приключений, а перед смертью мечтаю о простом… Глупо как-то вышло… Ты восхищался мной, подражал, а ведь я, красивый могучий герой, за всю жизнь так ничего и не создал — только бродил по свету, развлекался и размахивал мечом налево-направо…»
«Ты сделал меня и Милиту сильными!»
«Да… это единственное, чем горжусь… — Смех сквозь кашель. — Но так и не отучил тебя бояться скорпионов, чудо ты в перьях…»
«Витор, не уходи!»
«Моя вина… Думал, мелочь, а вышло…»
С ног сбивает Тиморис, оба отлетают, опустевшее место пронзает хвост.
— Не слушай его! — Тиморис бьет Эгорда по щекам, поднимает.
Эгорд трясет головой.
— Ты ведь тоже была т-т-там? — Языки смотрят уже на Милиту. — Видела, как-к-к убиваю твоего любимог-г-г-о…
— Разорву, тварь! — Милита как факел, верхней части лица не видно из-за слепящего сияния глаз, зубы крупнеют, капает слюна, ногти разрастаются до когтей.
— А что не разорвала тогда? — гнусно говорит Зарах. — Ах, ты же была слабенькая девочка, испугалась, что и тебя так же, на мясо…
Милита рычит, лук искрится, копит страшную силу.
— Ведь клялась, что любишь! — имитирует демон голос Витора. — Но страх сильнее любви? Так испугалась, что продала душу за то, чтобы никогда не испытывать боль! И вот… ты нежить. И как, нравится? Не больно, не страшно, зато можно пугать и мучить ничтожных смертных. Уже вошла во вкус…
— Заткнись!!!
Милита рвет тетиву, лук выплевывает череду колец во главе с клыкастой пастью. Здоровенная змея лилово-белой энергии спружинивается, петля летит задушить, вонзить клыки.
Зарах смыкает хвост в круг, полость круга заливает гудящая черная воронка, демон прыгает в живой мрак, хвост разматывается, ускользает во тьму вслед за хозяином, портал исчезает…
…появляется далеко за спиной Милиты. Зарах вылетает, торжествующе кружит, будто играющий с хвостом пес.
Тварь бесконечно телепортируется с места на место, раз — далеко у стены, два — перед носом, бьет запечатанным в сталь недокрылом, три — рядом с Милитой, пытается откусить голову, четыре… Солнечный щит успевает спасти Эгорда столько же, сколько за все путешествие, Милиту лапы Зараха пронзают уже который раз, ядовитые пары из-под пластин окутывают как науськанные, но раны Милиты зарастают черной пылью, а дышать ей все равно чем. Магические змеи немертвой гоняются за демоном по всей арене, но тот рвет на мерцающие хлопья, ныряет в порталы. Лед и лук слишком медлительные, Зарах либо отбивает, либо исчезает… Эгорду начинает казаться, что неуязвимый монстр тянет время, забавляется, мог бы расправиться сразу…
Дно завалено энергетическим «снегом» — останки змей — и осколками льда.
Эгорд и Милита прячутся за ледяным обелиском.
— Вот же слепень! — Воин-маг осушает третью бутылочку противоядия, помутнение и тошнота отступают.
— Убью эту мокрицу! — Милита заглядывает за угол, тут же назад, край ледяного убежища выбивается ударом хвоста.
По ту сторону сахарное кряканье:
— Куда подевалис-с-сь мои шаловливые детк-к-ки? Опять, бесстыдник-к-ки, спрятались, играют-т-т в папу с мамой. Ух-х, всыпать бы плетк-к-кой да за волос-с-сы!
Эгорд пытается отдышаться, Милита с суровым лицом заряжает лук.
Из-под обломков льда выкапывается голова Тимориса.
— А ты что здесь забыл? — спрашивает Эгорд, усталость прогоняется удивлением.
— Ребята, этот урод часто прыгает в одно место… — Тиморис по-заячьи стреляет глазами, нет ли рядом этого самого урода. — Нет, не туда, куда подумали, хотя там ему как раз место и вход похожий. Я про центр, где трещины.
