Тим Скоренко - Ода абсолютной жестокости
– Следующий.
И тут тройка похожих бросается на меня. Желтокожий человечек остаётся позади.
Они сговорились: уже бывали такие случаи. Тогда я поступаю просто. Они не представляют устройства моей кобуры.
Не вынимая дробовик, я стреляю прямо с бедра: кобура держится на шарнире. Дыра в груди первого размером с бильярдный шар. Второму выстрел разносит ногу, он падает. Третий застывает на месте.
– Я буду драться, – говорит он.
– Поздно.
Я вынимаю дробовик, передёргиваю затвор и сношу ему голову.
Желтокожий смотрит на меня молча. Я убираю дробовик. Второй брат отползает в сторону, за ним тянется кровавый шлейф.
Человечек опасливо подходит.
– Ну что же ты?
Я улыбаюсь. Он бросается на меня и получает страшный удар в живот. Скрючившись, он лежит на земле. Я нагибаюсь и чётким ударом в висок добиваю его.
– Ещё, – спрашивает Пантера?
– Позже. Я хочу потолковать с тем узкоглазым.
– Только не называй его так.
– И как мне его называть?
– Он просил называть себя Киронага-сан.
– Ну, хрен с ним. Пусть будет так.
Ловлю на себе восхищённый взгляд Катины.
Выхожу из загона. Снова всё та же картина: тренировки, возведение препятствий и декораций, только теперь я вижу всё это двумя глазами. Где-то раздаётся львиный рык.
Останавливаю гладиатора по имени Тень, тонкого, почти хрупкого, но очень ловкого.
– Где найти Киронагу?
– Он сегодня не появлялся. Наверное, в деревне.
– Точнее.
– Спросите там, господин Риггер, я не знаю.
Иду к выходу. Слышны крики Пантеры: он кого-то отчитывает.
На выходе снова стоит Монгол.
– Слушай, Монгол, – говорю я, – почему ты всё время ни хрена не делаешь?
– Должен же кто-то охранять ворота, – спокойно отвечает он.
Подхожу в упор и смотрю в его чёрные глаза.
– Никто не должен охранять ворота, Монгол. У тебя есть определённые обязанности, за которые ты получаешь свои деньги. В эти обязанности входит обучение неопытных гладиаторов обращению с алебардой. Я уже полторы недели не видел тебя за работой. Если завтра это повторится, я отрежу тебе член и заставлю его сожрать. И так каждый день. Понял?
Монгол спокоен, как всегда.
– Да, господин Риггер.
Иду прочь.
Деревушка вокруг амфитеатра совсем маленькая. Через неделю, когда начнутся игры, она вырастет: появятся торговые ряды; кто-то из деревенских уже пристраивает к своим домам дополнительные комнаты, чтобы их сдавать.
Я останавливаю женщину с кувшином на голове. Она некрасивая, очень худая.
– Не знаешь, где живёт узкоглазый?
– У Марьяны. Это вон там, – она показывает на один из домов.
Иду к дому.
Обычный деревянный дом, на широкой террасе – море цветов. Поднимаюсь по ступенькам, захожу внутрь. В передней пусто и темновато: окна увиты плющом.
Прохожу дальше. Никого. В третьей комнате – тоже. Слышу звуки на заднем дворе. Нахожу дверь, оказываюсь снаружи.
Посреди двора стоит Киронага. У него в руке – катана. Вторая катана – в руках у светловолосой женщины. Киронага учит её правильно обороняться.
– Киронага-сан! – говорю я.
Они оборачиваются. У женщины в глазах испуг. Я пару раз спал с ней. Один раз я затолкал её голову в печь, когда у меня было плохое настроение.
– Господин Риггер! – Киронага изящно кланяется.
– Нам нужно потолковать.
– Не спорю, – говорит Киронага. – Я за этим и приехал, потолковать с вами, а вы на меня просто набросились, не дав и слова сказать.
Я так и знал, что он не наниматься приехал. Уж слишком благородные у него манеры и одежда изысканная. Слишком хорошо он фехтует.
– Марьяна, мы продолжим чуть позже, – обращается он к женщине. – Нам с господином Риггером есть о чём поговорить наедине.
Марьяна кивает, отдаёт ему катану и идёт мимо меня в дом. Я подбадриваю её смачным шлепком по заднице.
Жестом Киронага приглашает присесть на лавочку в дальнем конце двора. Идём туда.
Киронага садится, его одежды задираются, и я вижу, что у него двое ножен – справа и слева. Он аккуратно вставляет вторую катану в левые ножны.
– Я слушаю вас, – говорю я.
Если Киронага приехал сюда, чтобы поговорить со мной, пусть говорит первым.
– Господин Риггер, я сразу перейду к делу. Я состою на службе Императора.
Я так и знал.
– Но суть не в этом. Суть в том, что вы – великий боец. Вы из тех, кого называют берсерками.
– Как?
– Это слово пришло с севера. Берсерки непобедимы. Они не боятся боли, это совершенные воины, любой из них в одиночку может разметать целую армию. Берсерком нельзя стать. Нужно им быть.
– И что?
– Вы сильнее всех в провинции Санлон.
Я нечасто употребляю настоящее имя Жирного, поэтому не сразу даже понимаю, что речь идёт о моей провинции.
– Берсерков очень мало, – продолжает он. – Один на несколько тысяч воинов. И один берсерк стоит тысячи.
– Вы хотите предложить мне работу? – спрашиваю я.
Киронага усмехается.
– Можно сказать и так. Я знаю, что вы вольны покинуть наместника Санлона в любой момент, и он не сможет вас удержать. Так вот, Император собирает войско, чтобы идти войной на Империю Фаолан.
Империя Фаолан вдвое больше нашей империи. Если не втрое. Она просто задавит нас количеством. Войны в условиях бессмертия долгими не бывают.
– Это глупо.
– Это мудро, – возражает Киронага. – Фаолан не готова к войне, а населению провинций безразлично, под чьим началом жить – будь то наш Император или их. Они соберут войско больше нашего – но наш Император мудр. Он уже несколько лет создаёт организованный отряд берсерков. Отряд, который стоит всей армии Фаолана.
– И сколько берсерков он набрал?
– Двадцать четыре.
– Какова численность армии Фаолана?
– Приблизительно шесть тысяч человек.
– А нашей?
– Около трёх тысяч.
Я смеюсь.
– Хорошо, – говорю я. – А если у Фаолана тоже есть берсерки…
– Нет, – отвечает Киронага. – Даже если и есть, они не организованы, и их гораздо меньше. Император борется за каждого берсерка в своей армии. Вы, господин Риггер, наверняка один из лучших.
– Проверим это, – я встаю.
Киронага также поднимается. Он достаёт обе катаны, протягивает одну мне. Я отстёгиваю кобуру, аккуратно кладу её на скамью. Мы выходим в центр двора. Из окна дома смотрит Марьяна.
Я знаю, что сказать.
– Если ты меня побеждаешь, я иду с тобой.
– Хорошо.
В его глазах – лёд. Почему-то мне кажется, что он сильнее меня. Я отгоняю эту мысль: я никогда себе такого не позволял.
И тут Киронага бросается в атаку. Он раздваивается, растраивается, становится расплывчатым и невидимым. Его меч мелькает со всех сторон: кажется, что у него тысяча рук, и в каждом по катане. Я едва успеваю отбивать его атаки, не говоря уже о каком-либо нападении. Постепенно я привыкаю к ритму Киронаги и начинаю искать лазейку в его движениях. Я ловлю его на том, что при верхнем ударе справа он на долю секунды оставляет открытой ногу, и сразу после парирования я могу ударить его по бедру. Я выдерживаю время, а потом осуществляю манёвр.
Мой меч проходит мимо. Киронага увёртывается и бьёт меня ногой в пах, я сгибаюсь, и к моей шее прижимается меч.
– Нет, Риггер, ты слабее. Сейчас ты слабее. У тебя – дар. Но этот дар нужно развивать на более сильных противниках, чем твои гладиаторы.
Он прав.
– Убери меч. Я признаю поражение.
– Мы едем завтра утром. Будь готов.
Я разгибаюсь.
– Только мы?
– Только мы, Риггер. У берсерка не может быть привязанностей.
Вот в этом он ошибается. Эта ошибка может стоить ему жизни – но позже.
Я смотрю в его раскосые глаза, потом беру кобуру, разворачиваюсь и ухожу. Марьяна стоит у окна. Уже сегодня все будут знать, что Риггер проиграл бой. Поэтому, зайдя в дом, я направляюсь к ней. Катана Киронаги у меня в руке. Марьяна пытается защититься руками, но я перерубаю тонкие запястья и рассекаю ей череп. Теперь о моём позоре узнают только завтра – уже после моего отъезда.
* * *Во дворе усадьбы всё как обычно. Снуёт быдло, Болт сидит у колодца, Мормышка носится туда-сюда по мелким поручениям. Тяжело быть лилипутом.
Я зол. Я сейчас очень зол. По мне это видно. Болт, заметив меня, тут же куда-то исчезает. Партизан принимает коня, потупив глаза. Пузан скрывается в недрах кухни. Быдло расступается передо мной. На моём пути оказывается Голова-с-Плеч. Он худой и невысокий, но зато профессионал высокого класса. Никто так не разбирается в пытках, как он. Я его ненавижу.
Он оборачивается слишком поздно. Я бью его в живот кулаком, а потом достаю из-за пояса прут с рукоятью. Из всех щелей на меня смотрят дворовые. Голова-с-Плеч с трудом разгибается, и тут я наношу удар прутом по его голени. Нога подламывается, он с воплем падает. Я начинаю методично дробить ему кости: одну за другой, не трогая только голову. Он орёт. Он весь в крови – кровью пропиталась его красная накидка, его штаны. Один из ударов превращает его челюсть в кучу осколков. Я устаю. Оглядываюсь. Глаза – повсюду глаза.
