Антон Корнилов - Урожденный дворянин. Защитники людей
А дверь медленно, очень медленно отворилась, пустив в комнату багровое сияние, тяжелое и гудящее сияние, настолько пугающе неестественное, словно бы за порогом комнаты был самый настоящий ад.
И в полосу лунного света, струящуюся по полу комнаты, как мертвый ручей, бесшумно ступило огромное сгорбленное существо, походящее на человека. Оно подняло узкую ящеричью голову, чтобы оглядеться, – и тут стало видно, что лица у этого существа нет. Только беспросветно черное пятно…
Проводница поезда № 17 «Саратов – Москва» Кристинка Удалова, вскрикнув, захлопнула крышку ноутбука.
И сразу все стало как всегда. За окошком служебного купе бежала непрерывная темная волна лесопосадок, мелькали столбы, казавшиеся подвешенными к бесконечной воздушной дороге проводов, приглушенно гремели под полом колеса.
Кристинка несколько раз смазанно перекрестилась, шепотом матеря балбеса-мужа, который вечно вместо хороших фильмов, под которые можно всласть поплакать, записывает всякую муть…
Мельком взглянула на наручные часы – и как раз в этот момент секундная стрелка указала на самый верх циферблата, ставши одним целым с двумя другими стрелками, минутной и часовой.
Что-то самопроизвольно щелкнуло в горле проводницы.
И тогда в дверь ее купе постучали. Негромко и коротко: раз-два-три…
Кристинка, мгновенно обмякнув от страха, зажала себе рот ладонью, бездумно повторив жест девочки из фильма.
В дверь постучали снова – уже сильнее. И близкая к обмороку проводница поезда № 17 «Саратов – Москва» Кристинка Удалова услышала из-за двери сдавленный шепот:
– Открывай, коза драная! Спишь, что ли, на посту?..
У Кристинки тут же отлегло от сердца. Здраво рассудив, что посланник преисподней вряд ли будет так выражаться, она поднялась с полки и отперла дверь, откатила ее в сторону, открывая проход…
И немедленно прянула назад, грянувшись монументальной задницей на полку, с которой только что встала.
Из задверного погромыхивающего сумрака неслышно скользнуло в пространство яви громадное существо, вместо лица которого было черное пятно…
– Мама! – взвизгнула проводница.
– Не ори! – строго вымолвило существо. – Родительница нам твоя совершенно ни к чему. Вставай, пошли со мной.
– В ад?.. – хотела спросить Кристинка, но из перехваченного ее горла вырвался лишь корявый скрип.
– Чего? В третье купе пошли, говорю!..
И от этих слов лопнула пелена ужаса; проводница увидела, что существо – это никакое не чудовище, а обыкновенный мужик (правда, здоровенный) в черной форменной одежде и с черной же маской на лице. И с автоматом, косо висящим на груди, дулом книзу.
– Проснулась, что ли?.. – спросил он уже не столько строго, сколько озабоченно. – Давай, быстрее…
Следом за мужиком она вышла в коридор вагона, еще более тесный из-за того, что у окон стояли такие же черные в масках и с автоматами, протиснулась к третьему купе. Один из черных, кстати, тут же нырнул в освободившееся служебное купе. Кристинка Удалова, заметив это, протестовать не решилась.
Открыто было третье купе. У двери, в коридоре, громоздились вытащенные оттуда тюки матрасов. Проводница, повинуясь знаку приведшего ее сюда мужика, робко заглянула в купе.
На единственной занятой полке, нижней, лежала до подбородка укрытая простыней полуживая бабулька с распущенными седыми волосами. Состояние бабульки легко объяснялось тем, что ее держал на мушке автомата один из черных, занимавший большим своим телом почти все пространство купе.
– Где пассажиры? – вопросил Кристинку все тот же мужик (видно, он был у этих черных за главного).
– Так… вот… – ответила проводница, указывая на бабульку.
– Остальные пассажиры где?! – повысил голос мужик.
– Нету… – констатировала очевидное Кристинка.
– А куда они подевались? – наступал мужик.
– Да кто?! – со слезали уже вскрикнула проводница Удалова.
– Те трое, которые тут ехали!
Кристинка зашарила взглядом по пустым полкам, по столику, на котором стоял термос и подрагивала, звякая, чайная ложка.
– Никто тут не ехал, – ответила она почему-то неуверенно.
– Как это – никто не ехал? Ты что, девка? Вспомни!..
Проводница Удалова послушно попыталась припомнить момент отправления из Саратова: как она предупреждала провожающих о необходимости покинуть вагон, как закрывала двери, как проверяла билеты… Третье купе… Ну да, бабулька была – еще самая первая из всего вагона стала чай требовать, – а больше никто в купе места не занимал…
– Никто тут… – пролепетала проводница.
Мужику передали тонкую стопку билетных корешков. Тот схватил, жадно вперился блеснувшими в прорези маски глазами…
– Да вот же! – воскликнул он. – Вот они! Девятое место – Трегрей Олег Морисович. Десятое – Игорь Анатольевич Анохин. Одиннадцатое – Евгений Борисович Сомик… Место отбытия: Саратов, место прибытия: Москва, Павелецкий вокзал… Вот же их билеты! – он потряс бумажками перед лицом обомлевшей Кристинки. – Как ты не помнишь их?
– Не помню…
У мужика затрещала рация, укрепленная на нагрудном кармане. Забулькали в этом треске неразборчивые фразы.
– В ресторане?.. – переспросил в динамик мужик. – Нет?.. Приступайте к общей проверке документов…
Тот, кто передал ему корешки, негромко проговорил:
– Факт – нейролингвистическое программирование, товарищ полковник. И старушенция уверена, что одна ехала. Узнать бы, где они сошли…
– Где они сошли?! – рявкнул на Удалову оказавшийся аж полковником мужик.
– Кто?..
– Эти трое! Сомик, Анохин и Трегрей! Где сошли? В Балаково? В Разинске? Где?
– Да не знаю я никаких трегреев!.. – не удержалась и пустила слезу Кристинка.
– А билеты откуда взялись?!
– Подбросили… – ляпнула первое, что пришло на ум, проводница и зарыдала уже в голос.
– Тьфу ты!.. – топнул ногой полковник. – Иди к себе, успокойся. Потом поговорим.
Кристинка дважды себя просить не заставила.
– Сынок!.. – прошамкала вдруг бабулька. – Скажи, пусть ружжо уберет этот… Мне в уборную надо, сынок милый! Отпусти бабушку… ирод ты безжалостный…
Полковник неприязненно посмотрел на бабульку, буркнул державшему ее на мушке:
– Отставить… – и отошел от двери купе.
К нему приблизился боец, отыскавший корешки билетов бесследно исчезнувшей троицы.
– Все, товарищ полковник, – тихо произнес он. – Не достанем мы их уже. Проверка документов ведется, но… нутром чую, ничего она не даст. Что это за типы вообще такие? Кто они? В приказе информации о них нет. Серьезные ребята, по всей видимости…
– Нет информации – значит, и не надо. А что серьезные – это сразу было понятно, – ответил полковник, припомнив текст приказа: «В случае малейшей попытки к сопротивлению открывать огонь на поражение…»
* * *Перрон железнодорожной станции городка Разинск остался далеко позади. Трое прошли через негустой лесок по извилистой тропинке, остановились на опушке, неподалеку от перекрестка двух загородных трасс. Сбросили с плеч дорожные сумки, уселись на них.
Когда они сошли с поезда, только-только занимался рассвет; теперь же наступил тот особый, таинственный и тишайший момент безвременья, когда на западе еще величественно высилась стена могучей тьмы, а на востоке полновластно царствовал разлитый по горизонту солнечный свет.
Довольно долго молчали все трое, поеживаясь от пронзительного утреннего холода. Лишь когда принялась истаивать тьма, освобождая небо для света, они заговорили. Женя Сомик первым подал голос:
– А я ведь и вправду подумал тогда, Олег, что ты… бежать собрался.
Тот, кому предназначалось это высказывание, промолчал. Улыбнулся только, не отрывая взгляда от ало пылающего востока.
– Нет, не потому что струсил! А – просто решил, что пришла пора отступать. Капитулировать, то есть…
– Да хрена им на воротник – капитулировать! – хмыкнул Двуха. – Мы их, гадов, с фланга обойдем и в тыл влупим. От души влупим – по самые помидоры, через все потроха до гланд, чтоб голова не качалась!..
Сомик аж поперхнулся от такого оборота. И Олег покрутил головой:
– Однако!..
– А то! – самодовольно хмыкнул Двуха. И тут же стер ухмылку с лица.
Поднялся, открыл свою сумку и, порывшись там, извлек четвертинку водки.
– Давайте пацанов наших помянем, – серьезно предложил он. – Я эту бутылку на вокзале еще купил. Хотел в поезде достать, но там… как-то не так было. А вот теперь – самое подходящее время.
Скрутив крышку, он поднял четвертинку на уровень лица.
– За Гогина Виктора Николаевича. За Ломова Никиту… как его по отчеству, Олег?
– Сергеевич, – подсказал Трегрей.
– За наших, – договорил Игорь, – живых и мертвых. За всех ненормальных… Если б все были, как эти двое, жизнь совсем другая б стала…
Он отпил большой глоток.
– Все – это многовато, – хмуро высказался Женя, принимая бутылку. – Если б даже каждый десятый таким был, как они, уже достаточно… Вечная память павшим!
