Евгений Шалашов - Слово наемника
То, что Жак меня предал, это нормально. По его мнению, я человек конченый. Так или иначе, меня ждет виселица, а лишний раз ссориться с первым бургомистром не с руки. Хватает других дел, более важных. Зачем влезать в эти разборки? Все, что мог я для него сделать, – сделал, а он, в свою очередь, мне ничего не должен. Ну разве что семьсот талеров, которые я не успел забрать.
Погрузившись в мысли, едва не пропустил мимо ушей вопрос судьи:
– Артакс, у вас есть вопросы к свидетелю обвинения?
– Да, только один, – улыбнулся я. – Старина Жак, как ты себя чувствуешь? Кажется, ты недавно упал? – кивнул я на его камзол, топорщившийся в том месте, где была наложена повязка.
– Нормально, – ответил мне старый приятель, улыбаясь в ответ. – Слегка ноет, слабость, но скоро пройдет…
– Рад за вас! – торжественно сказал я, решив, что настало время перейти на «вы». – Думаю, вы скоро выздоровеете. Вам нужно беречь себя, господин Пердикка.
– Спасибо, господин Артакс, – вежливо поклонился Жак Пердикка.
– Прошу задавать вопросы по существу! – возмутился судья.
– А что может быть существенней, чем здоровье? – ответил я вопросом на вопрос. – Нет, господин судья, вопросов у меня нет. Не стоит задерживать болящего.
Судья кивнул, и «почтенного землевладельца» опять подхватили под руки и бережно повели к выходу. Бедняга постанывал. Нет, определенно ему нужно было остаться в постели еще с недельку, отпаиваться красным вином, восстанавливая потерю крови, а не бродить по судебным заседаниям.
– Господа, близится время обеда, – сказал судья. – Посему я объявляю перерыв в нашем заседании. Мы продолжим завтра, с утра.
– Господин судья, а стоит ли тянуть? – подал голос купец Фандорн. – У всех нас еще много дел. Мне завтра нужно отправляться в Мангазею, а это довольно далеко. Думаю, что у почтенных бюргеров забот не меньше. Я считаю, что после обеда мы можем вернуться к рассмотрению дела Артакса и вынести вердикт. Мне, например, уже все ясно.
– А не проще ли меня сразу повесить? – поинтересовался я. – К чему разыгрывать весь этот балаган?
– Подсудимый, я делаю вам второе замечание! – строго сказал судья. – Вы уже не в первый раз оскорбляете суд! Мы сами знаем, что и когда нужно делать.
Судья Циммель перевел взгляд на главного обвинителя, и тот слегка прикрыл веки.
– Хорошо, господа. Заседание городского суда будет продолжено через два часа. Стража, уведите преступника в камеру.
– Минуточку, господин судья, – вмешался вдруг старшина стеклодувов. – По правилам, во время заседания суда преступник должен стоять в колодках на городской площади! Жители города Ульбурга должны видеть злодея, убившего их соотечественницу!
Циммель задумался на краткий миг, сморщил лоб, но скоро его чело озарилось улыбкой:
– Думаю, мы не станем нарушать правила! Стража – отведите преступника на площадь и закуйте его в колодки.
– Господин Циммель, колодки заняты, – напомнил судье какой-то стражник.
– Заняты? Ах, там снова эта болтливая Хельга. Ну раскуйте ее и отправьте домой. Перенесем ее наказание на завтра. Ну на послезавтра. Касательно Артакса… Я отдавал распоряжение насчет сыра и хлеба – накормите его.
– Кормить преступника за счет городской казны? – возмутился Заркаль.
– Эти деньги входят в оплату сегодняшнего заседания, – успокоил рачительного стекольщика Лабстерман. – Мы все равно закупаем бумагу и чернила, оплачиваем услуги секретаря. Все должно быть по законам города Ульбурга!
Я уж решил, что меня будут кормить в колодках, словно хищного зверя, посаженного в клетку. А что? Выглядело бы неплохо: латник нанизывает на острие алебарды кусок сыра вперемежку с хлебом и подает мне, а я жадно обрываю с лезвия еду! На таком зрелище город мог бы и заработать! Дескать – а кто отважится накормить с рук преступника?
Но накормили меня прямо в зале. Цепи между «браслетами» были достаточно длинными, а не то я походил бы на крысу, держащую в лапах хлеб…
Под конвоем городских стражников меня вывели на площадь. Из колодок как раз освобождали болтливую Хельгу. Ха… А я ее помню! Та самая, жена Михеля. Она уже сиживала в колодках. Вроде бы за драку в церкви. Увидев меня, бюргерша потерла шею и затараторила:
– Ну наконец-то и мужчины узнают, каково честной женщине в колодках сидеть, когда руки-ноги болят! И-ишь, еще и в цепях… Посиди-посиди, не одной мне маяться.
– Иди отсюда, «честная женщина»! – подтолкнул ее один из стражников. – Не надо было мужа бить посреди улицы, не посадили бы!
– А чего ты меня гонишь-то? – подбоченилась Хельга. – Где хочу, там и стою. И мужа я не била, он сам упал, дурак пьяный.
– Домой, говорю, иди, – повторил стражник.
– А чего я дома-то не видела? Михеля своего, дурачка пьяного? Он раньше-то, пока Барри был жив, хоть на охоту вместе с ним ходил – все польза, а теперь только пьет да спит! Эх, поймать бы мне господина Артакса, что Барри-охотника убил, я бы ему показала!
– Вон он, смотри, – усмехнулся стражник, показывая на меня.
– Чё ты врешь-то? Господин комендант был – о-го-го, весь из себя такой важный и лысый, а тут какой-то нищий с седой бородой! – засмеялась женщина. Потом, вглядевшись в меня, опешила: – А ить вправду комендант! А ты чего такой волосатый-то? Михель-охотник, когда в лес надолго уходил, такой же приходил. А вшей у него было – страсть, как много! Вши-то, верно, в лесу живут.
– Иди, фрау Хельга, домой, – посоветовал и я. – Уступи место.
– Нет, подожди-ка, подожди! – налилась багровой краской фрау. – Ты что, паразит, сделал? Я тебе про ход подземный сказала, а ты Барри убил, который по нему всякие разные товары хотел таскать. Был бы он жив, так и Михелю бы дельце нашлось. Жили бы не хуже других!
– Болтаешь ты много. Держала бы язык за зубами, был бы твой Барри жив, – рассудительно ответил я, осматривая место «стоянки». Интересно, а почему тут площадь не выложена булыжником? Камней, что ли, мало в городе? А тут камушки какие-то валяются. Почему-то раньше я на это внимания не обращал…
– Не, ты скажи, зачем Барри убил?
– А какое твое собачье дело? И вообще, пошла прочь, кляча старая! – прикрикнул я. – Не то я сейчас тебе тут космы твои немытые выдеру!
– Ах ты… – зашлась в приступе гнева жена Михеля. – Это я-то кляча старая?! Космы немытые?! Да я тебе сейчас…
Фрау кинулась на меня, вцепилась в волосы. Не удержавшись, я упал, увлекая за собой фрау. Мы покатились по мостовой, считая ребрами булыжники. Стражники кинулись нас разнимать, но с трудом сумели отодрать разъяренную фурию от меня. Я же, пытаясь встать, споткнулся, растянулся во весь рост и вылетел за край мостовой, проехав носом по мелким камушкам.
Двое стражников с трудом удерживали разъяренную Хельгу, а трое спешно поднимали меня на ноги.
– Сейчас, ребята, дайте отдышаться, – попросил я, попытавшись, насколько позволяли кандалы, вытереть лицо и расстегнуть воротник. Кое-как получилось.
– Вы, господин Артакс, поосторожнее, Хельга – баба с норовом, а вы… – укорил меня один из стражей, поднимая верхнюю часть колодок. – Вот так вот, господин Артакс, руки сюда… Ага… И голову тоже…
– Вот подожди, я тебе все равно глаза выцарапаю! – пообещала фрау.
– Да ладно, не сердись, – примирительно сказал я. – Ты поругалась, я погорячился. С кем не бывает. Видишь, я уже в колодках сижу. А на мне ведь еще и цепи.
– Повесить тебя надо! – не унималась тетка. – Вон, новую юбку порвала. Ах ты сволочь… Я эту юбку и года не проносила, а вот штопай теперь!
– Да не переживай ты так, – хохотнул один из стражников. – Его завтра с утра и повесят.
– Что, завтра? Что, с утра? Повесят? – переспросила фрау. – Точно повесят?
– Повесят, – пообещал стражник, закручивая болты, скрепляющие колодки.
– Ой ты, да иди ты! У нас ведь уже давно никого не весили! Ох, надобно соседям сказать! Они-то еще и не знают! А ну-ка…
Раскидав стражников, фрау Хельга вскочила. Забыв о рваной юбке и сбившемся чепце, из-под которого торчал ночной чепчик 1, тетка вприпрыжку куда-то побежала. Видимо, спешила первой донести новость до соседей.
Что можно сказать о стоянии в колодках? Не скажу что больно, но муторно. Шею давит, руки затекают, а их еще и цепи оттягивают.
Кажется, поглазеть на меня собрался весь Ульбург. Спасибо, камнями не стали забрасывать. Несколько тухлых яиц, запущенных мальчишками, – не в счет. Дети жестоки по своей природе, потому что не понимают, что творят.
– Тяжело в колодках, да? – сочувственно поинтересовалась молодая худощавая женщина с бледным лицом и с синевой под глазами. – Ничего, господин Артакс, недолго вам мучиться. Жену вы убили, но хоть сироток на этом свете не оставили. Некому плакать. Это хорошо. Вот, – кивнула она на девчушку лет пяти-шести, такую же худощавую, как и мать: – Бетти моя без отца растет.
Кажется, я понял, кто эта женщина.
– Хорошенькая дочка растет у Кястаса. Отец, верно, с небес любуется…
