Илья Павлов - Другая жизнь
Старшой надел шлем, встал, поправил меч.
– Всех созови. Тихо только. Быть готовым. Я сейчас выйду.
Я сбежал вниз. Вот ведь, умею ходить бесшумно, а привык играть роль старого солдафона. Пру, как бык. Ору и грублю. Грублю и ору.
Выбежал во двор. В свете факелов в углу у забора стояла кучка людей. Двое из них пытались пройти дальше, но Братья их не пускали. Пришедшие вели себя нагло, но Братья всем видом показывали, что тоже не против подраться. И у них, как обычно, это хорошо получалось.
Рыжий чужак и Лиса стояли друг против друга, как борцы перед дракой, опустив головы, что-то цедя один другому через зубы. За пришлым стоял такой же рыжий детина, по-видимому, брат, готовый в любой момент помочь своему родственнику. Остальные привалились к забору и ждали окончания переговоров.
Подходя к ним, я обернулся и, как бы глядя в окно, крикнул кодовую фразу. Все смолкли. Спокойно дотопал к ссорящимся.
– Сейчас придет командир. Он решит. – Встал рядом с Лисой, заслоняя двор, где уже, услышав непонятную для чужаков команду, стали собираться бойцы. Не торопясь, как бы просто посмотреть на новеньких, отряд подтягивался к нам. Из казармы вышли трое, уже с заряженными арбалетами. От кузни подошли еще трое, закрыв чужим путь к воротам. Близко не подходили, ждали командира.
Он вышел из дверей трактира, остановился на пороге и посмотрел на всех нас. Вид у него был как у человека, который только что узнал о каком-то тяжелом событии. Тяжелом, но долгожданном. Когда все прошлое, все черное и плохое уходит. Когда боль и страх, ненависть и слабость – все улетучивается. Когда даже смертельная усталость, которая была нашим постоянным спутником последние годы, уже не чувствуется. Когда в голове нет больше ни одной мысли. Когда смотришь на себя со стороны, чуть сверху и сзади, из-за правого плеча.
Старшой со странной улыбкой поправил шлем, потрогал меч у пояса, посмотрел вверх на уже ночное небо и пошагал к нам. Двор затих. Слышно было только шипение факелов и возня скотины в дальнем хлеву. Три десятка вооруженных людей замерли, притаившись, как в засаде. Все смотрели на Старшого, который, по прежнему чему-то улыбаясь, шел через двор.
Мы с Лисой расступились. Рыжий осклабился. Его шевелюра переходила в такую же рыжую бороду. Панцирь был богатый, с затейливой резьбой, явно снятый с кого-то. Из-за плеча торчал огроменный палаш. Старшой прошел между нами и остановился буквально в полушаге от него. Казалось, что он хотел столкнуть рыжего с дороги, но тот остался стоять.
– Кто вы? – Старшой сказал это почти шепотом. Невозможно, но стало еще тише. И свои и чужие пытались расслышать каждое слово.
– Мы отряд «Рыжие братья». Я – Первый, он – Третий. – Бородач махнул рукой назад. – Свободный отряд. Берем работу вместе с вами.
– Братья и сестры? – Старшой заглянул ему за плечо. – А Второй где? И какую работу?
Его вопрос можно было бы принять за оскорбление, если бы не тихий учтивый голос.
Рыжий все же напрягся. Не дожидаясь его ответа, Старшой зачем-то снял шлем, повернулся вполоборота и сунул шлем оторопевшей Лисе.
– И откуда вы? – так же тихо и спокойно спросил командир.
– Второй погиб три года назад. – Рыжий все же решил, что стоящий перед ним без шлема человек имеет право на такие вопросы. – Нас восьмеро сейчас. Все проверенные бойцы. Пришли сюда на ярмарку… – он запнулся, – охранять.
Третий за его спиной заржал: по-видимому, «охранять» для них значило что-то весьма веселое.
– Дайте долю.
Старшой дослушал его и вытянул меч. Рыжий вздрогнул и поднял руку к палашу. Его люди тоже подобрались. Видно было, что они готовы на все, даже на драку с противником в три раза сильнее. Я искоса смотрел на командира, готовясь сбить тех из них, кто ближе, с ног, если он подаст знак. Старшой, не замечая общего напряга, все с той же непонятной улыбкой, спокойно осмотрел меч, вложил в ножны, затем снял перевязь и отдал ее Лисе.
Все смотрели на него с изумлением. Он же стал отстегивать свой панцирь.
– Откуда идете? – Одна застежка не поддавалась, и Старшой стянул панцирь через голову. Передал его Лисе. Она ошарашенно застыла с протянутыми руками, на которых висела сбруя командира. Братья, стоявшие рядом с ней, с довольными рожами наблюдали за Старшим. Тот, отвернувшись от Рыжих, посмотрел Братьям в глаза, потом взглянул на их щиты, снова поднял голову и мигнул правым глазом. Братья тихонько сделали по шажку вперед. Я ничего не понимал. Ясно было, что Старшой ведет какую-то игру, но зачем и к чему, мне было непонятно.
– Пришли сюда из Мхов, – Рыжий понял, что командир, освобождаясь от доспехов и оружия, демонстрирует ему свое дружеское расположение, – нам на одном месте не сидится.
Третий снова заржал за его спиной. Обстановка стала спокойнее. Чужаки стали скидывать котомки с плеч. Одна девица села на землю и принялась перематывать ремешки обуви.
– А где бывали?.. – Шепот Старшого стал еще тише, теперь его слышали только стоявшие совсем рядом. Он уже стянул кинжал вместе с ножнами.
– Много где. Где есть деньги и желающие их потерять. – Рыжий расслабился и уже откровенно веселился.
– В столице бывали? – Старшой вытащил лезвие, ножны отдал Лисе, а ножом стал соскабливать с ладоней невидимую грязь.
– Там нас не любят, мы все больше сторонами. – Рыжему стал надоедать этот разговор. – Мы готовы взять половину найма.
– А на востоке? В предгорьях? На Лысых перелазах? – Шепот Старшого убаюкивал. Он наконец-то соскоблил, что хотел, с ладони, и теперь стоял вполоборота, готовый передать кинжал Лисе.
– Очень давно, лет пять назад. Что там делать, одна беднота. Много не возьмешь. – Рыжий скривился и топнул ногой. – Половину най…
В тот же момент рука Старшого по дуге снизу воткнула нож ему в горло. Нож вошел по рукоятку, и рыжий, не договорив, страшно захрипел, а затем грузно осел на колени. Глаза его с удивлением смотрели вперед, а горло не могло произнести ни слова, пронзенное сталью. Руки его обвисли вдоль тела, но он был жив. Старшой держал нож, не давая главарю упасть вниз.
Первой опомнилась Лиса. Выронив всю амуницию Старшого на землю, она перекинула щит со спины, шагнула вперед и закрыла командира. Третий взревел, хотел броситься вперед, но все уже пришло в движение. Братья подняли щиты и, выставив мечи, прикрыли Лису с двух сторон. Я тоже шагнул вперед. Щиты сомкнулись в линию. Мечи и копья торчали в стыках, а из-за плеч первой линии выдвинулись арбалеты.
Третий, воя, отступил к своим, те уже стояли с оружием в руках. Одна из женщин стала выкрикивать грязные ругательства.
Старшой взял левой рукой рыжего за волосы, посмотрел в его еще живые глаза: – За Сотию, – и выдернул нож. Главарь забулькал, захрипел и упал на бок. Ноги его дернулись, и он затих. Все смолкли. Мы поняли, что дело не в дележе денег. Только потом, вспомнив, когда и где к нам прибился Старшой, я начал кое-что понимать. А тогда, в тишине, было не до этого. Все ждали дальнейших команд.
В этой мертвой тишине Старшой встал на колени перед рыжим и с усилием отрезал его голову. Пришлые опять завопили. Командир встал, поднял кровоточащую добычу на уровень своего лица, плюнул рыжему в открытые глаза и бросил голову через щит Лисы к ногам чужаков. Те, выставив мечи, ждали нападения.
Вот ведь… прошел я столько боев, кровавых и беспощадных, но эту картину запомню до конца жизни. Запах крови, пляшущие в свете факелов тени вооруженных людей, непредсказуемое поведение командира, всегда рассудительного, а тут впавшего в полное безумие. Месть? Долг чести? Отплата за унижение? Явно, ведь он не знал их лично. Дикая жестокость человека, освобождавшего пленных и лечащего раненых врагов.
Он как будто пришел в себя. Повернулся к врагам спиной, бросил нож, вытер руки о куртку.
– Кончить всех… – Шепот сорвался раньше, чем я успел спросить, что дальше делать.
Рыжие взвыли, бросились на прорыв, но арбалетные болты отбросили их назад. Только один добрался до шеренги, отбил мечи, взмахнул топором, но чье-то копье из второй шеренги пронзило его насквозь.
Старшой так и стоял спиной ко всему этому, без шлема, доспехов и оружия. Частый звон мечей сзади, рев, ругань, стоны и хрипы раненых. Я хотел спросить про раненых, но, увидев его глаза, просто махнул своим рукой. Снова лязгнуло, и все стихло.
– Все. – Лиса подошла к Старшому. Тот поднял на нее глаза.
– Все, – повторила она. – Наши целы. У Зиги царапина.
Старшой кивнул, удивленно посмотрел на кучу своих вещей, валяющихся на земле, перешагнул через нож и пошел в трактир. Я следом. Лиса похватала брошенные вещи и побежала за нами.
Старшой поднялся по лестнице в свою комнату, стянул сапоги и куртку и упал ничком в кровать. Лиса положила амуницию на сундук, хотела что-то сказать, но в это время командир перевернулся на спину, все его тело задрожало, он натянул на себя одеяло и затих.
