Игорь Негатин - Идущие следом
– Я не знаю… – Монах отошёл от кровати и оглянулся на нас. – Не знаю, что предпринять.
– Вы же лекарь, раздери вас дьявол! – зарычал мастер Григориус.
– Нам надо помолиться и…
– Молиться, брат мой, хорошо, когда тело не испытывает адских мук! – Гай ткнул пальцем в больного.
– Всё в руках Господа! Нужно заглянуть в книги, дабы определить яд, которым шевалье был отравлен.
– Прах вас раздери! У вас есть клинок, которым он был ранен! Этого мало?!
– Да, да, конечно, – кивнул монах и перекрестился. – Я зайду завтра.
– Тьфу! – разозлился хозяин. – Что толку с твоих визитов, долгополый?!
Полагаю, что мастер Григориус был излишне суров к брату-инфирмарию. Монах всеми силами старался помочь шевалье, но, как это часто бывает с учёными мужами, неизвестная болезнь заставила его усомниться в знаниях, а посему и вызвала эту жалкую растерянность.
Глава 27
Когда монах ушёл, Гай опустился на лавку, поставленную рядом с постелью Орландо, и, словно ободряя страждущего, похлопал его по руке. Тяжело вздохнув, Григориус поднял на меня взгляд:
– Что будем делать, Жак?
– Не знаю…
– Так думайте же!
– Надо… Надо найти достойного медикуса, который может облегчить его муки.
– Облегчить его муки, Жак, я могу и сам, – оскалился мастер и показал мне нож, который висел у него на поясе. – Нужен целитель, а не бездельник и проходимец, который больше смотрит на кошелёк, нежели на больного. – Григориус вздохнул и горестно покачал головой: – Ступайте спать, Жак де Тресс. Утром подумаем о лекаре. Попытаюсь сбить жар питьём и особым бальзамом.
– Может быть, мне побыть здесь?
– Не нужно. Ступайте домой.
Я вернулся домой за полночь. Магда спала, а дом встретил меня тишиной и неуютным, холодным мраком. Сбросив на лавку плащ, потянулся снять перевязь, но вдруг замер, словно кто-то толкнул меня под руку.
Ещё не осознавая подсказки своих чувств, резко отпрянул в сторону и обернулся, но тут, словно по волшебству, вспыхнул огонь в камине, освещая маленькую гостиную. Огонь был странным. Он не приносил тепла, а языки пламени отливали синюшной зеленью.
Рядом с очагом, на лавке, сидела старуха. Старуха, чей образ я запомню навсегда.
Ведьма из Фортенси.
Седая, морщинистая и крючконосая ведьма. Её наряд состоял из грязных лохмотьев, на которых были видны сухие листья, веточки и даже клочья зеленого мха. На плече сидела нахохлившаяся, похожая на каменное изваяние сова.
– Ну что, Жак де Тресс, – прошипела старуха, – Орландо ещё не сдох?
– Ведьма… – выдохнул я.
– Ты ожидал увидеть епископа? Чего уставился? Не нравлюсь? Изволь, – ведьма подняла руки и спрятала в ладонях лицо. Когда она их опустила, то на меня смотрела…
– Господь Всемогущий! Кормилица! Ты же умерла?!
– Так будет приятнее беседовать? – усмехнулась ведьма. – Я могу принять любой образ. Твоего батюшки, Барта Уэшема, а может, Ирэн де Фуа? Кого ты хочешь лицезреть?
– Нет… – я покачал головой. – Не нужно. Оставь свой прежний образ.
– Как знаешь!
Она, словно издеваясь над моими страхами, подняла голову и повернула лицо к огню. Знакомые с детства черты кормилицы начали исчезать. Они истончались, словно тонули в её глубоких морщинах, пока ведьме не вернулся её прежний образ.
– Так лучше?
– Зачем… – запинаясь, спросил я. – Зачем ты пришла?
– Зачем? – удивилась она. – Разве тебе не нужна моя помощь?
– Помощь? Да, конечно… Ты можешь исцелить де Брега?
– Исцелить? Могу, но кому это нужно? Этот оборотень принёс людям столько несчастий, что мучительная смерть будет достойным искуплением его проклятой жизни.
– Тебе он ничего плохого не сделал!
– Мне? Нет, не сделал. Куда ему… – Она презрительно скривилась.
– Помоги ему. Ты ведь можешь. Его отравили!
– Отравили? Да, пожалуй, это отрава. Будь де Брег простым человеком, он бы уже сдох, но он зверь! Оборотень… – ехидно протянула она. – Они живучи, словно кошки!
– Он стал зверем не по своей воле!
– Что это меняет? Разве он иначе ведёт себя в облике рыси? Не убивает? Ты когда-нибудь видел, чем заканчивается нападение оборотня? Неужели ты думаешь, что зверь убивает лишь тех, кто достоин смерти?
– Это проклятье!
– Неужели? – старуха усмехнулась и всплеснула руками. – Почему же ты не обратился к монастырским лекарям? Или монахи пытались, но лишь развели руками, цепляясь за свою никчемную веру, словно утопающий, который хватается за соломинку? Разве в древних книгах нет описания чего-то подобного?
– Они не знают, – признался я.
– Бездари, – фыркнула ведьма. – Тупые бездари, считающие, что молитвы могут спасти несчастных, страдающих от глада и хлада. Тьфу! Кто же отравил твоего друга?
– Разве это сейчас так важно?!
– Как знать…
– Мне кажется, что это сделали по наущению Филиппа де Камрона.
– Вот ещё! Этот жирный пройдоха слишком глуп! – Она помолчала, а затем подняла голову и посмотрела на меня. – Скажи, а зачем в таверну приходил этот молодой щенок из Святого Трибунала – Даниэль Сагальский?
– Попрощаться.
– Разве вы так дружны?
– Нет, но…
– Тьфу! Я думала, ты умнее, Жак де Тресс…
– Вы хотите сказать, что это сделал святой отец?!
– Почему бы и нет? Или ты полагаешь, что он не способен распознать зверя, живущего в душе твоего друга? Отец Даниэль мог купить смерть Орландо де Брега, а затем заглянуть в таверну, дабы убедиться в его смерти.
– Нет… – Я даже отшатнулся, ибо тяжело было поверить в такую подлость священника, с которым мы пережили столько несчастий. – Этого не может быть!
– Как же ты глуп! – заёрзала ведьма на лавке, словно была возмущена моим недоверием или наивностью. – Кто может отцу Даниэлю запретить это сделать? Вы уже исполнили всё, что от вас требовалось. К чему жалеть глупых и самонадеянных болванов? Они отравили одного, убьют и другого! Помянешь мои слова, Жак де Тресс! Помянешь, когда тебя изжарят на костре во славу… – Она поморщилась и добавила, словно плюнула: – Во славу Господню.
– Отец Раймонд не позволил бы убивать своих…
– Своих? Слуг? Рабов? Гончих псов? Какой же ты дурачок! Клянусь Люцифером! Ладно, это твоя жизнь, и ты волен поступать так, как считаешь нужным. Хочешь спасти Орландо де Брега или будешь сидеть и наблюдать, как он сгорает в лихорадке?
– Конечно, хочу!
– Что ты можешь предложить мне взамен?
– Что… – признаться, я растерялся.
– Ты слышал, что я спросила. Присядь и подумай, Жак… – протяжно, словно пела песню, сказала она. – Хороше-е-енько подумай! Что ты готов отдать, чтобы спасти своего друга?
Шевалье де Брег словно предчувствовал, рассказав мне историю о коварстве этих старух! Он говорил, что их помощь всегда оборачивается чем-то ужасным, но как иначе спасти этого человека?
Ведьма, будто прочитав мои мысли, усмехнулась и покачала седой головой:
– Даже не думай! Мне не нужна твоя душа. Она слишком глупа и безвкусна!
– Чего же ты хочешь?
– Ты согласен?
– Я… Я не могу дать согласие, пока не узнаю условий этой сделки.
– Если попрошу убить д’Агильери, ты исполнишь мою просьбу?
– Кто это такой? – растерялся я.
– Ты разве не знаешь?
– Нет.
– Хьюго д’Агильери… – с нескрываемой ненавистью произнесла ведьма. – Монастырский святоша, будь он трижды проклят!
– Отец Хьюго?! Настоятель?!
– Как ни назови, меньшей тварью не станет. Ну что, ты готов это сделать?
– Помилуй Господь! Аббат и так при смерти!
– Это не значит, что настоятель уже сдох, – усмехнулась ведьма. – Вдруг он поправится? Святоши так цепляются за жизнь, словно их мерзкие душонки приколочены к телу гвоздями! Ну же, думай! Сможешь обменять одну жизнь на другую! Кто тебе дороже, Жак де Тресс? Дряхлый старик или Орландо де Брег?!
– Ты можешь его спасти?
– Могу, но законы мироздания требуют соблюдать равновесие! Нельзя исцелить просто так! Смерть должна получить свою дань! Думай, Жак де Тресс…
– Откуда мне знать, что ты не обманешь, и Орландо де Брег будет исцелён?
– Разве у тебя есть иной выход? Ах, да… – Ведьма криво усмехнулась. Оскалилась, словно зверь, и провела пальцами по морщинистому, покрытому старческими пятнами лбу. – Как же я забыла! Люди, людишки… Вы, по большей части, не только злобны, но и коварны! Всегда готовы извернуться и заплатить злом за добро. Требуете платы за милосердие, уничтожаете живых ради каменных изваяний и лжёте! Лжёте даже своему богу, умаляя свои…
– Не богохульствуй!
– Мне можно… – прошипела она и ткнула в меня пальцем. – Посему, кроме указанной платы, я потребую с тебя Слово.
– Какое слово?!
– Слово, что ты, Жак де Тресс, под страхом смерти и спасения своей бессмертной души, никогда не причинишь вред ни мне, ни тем, кто находится рядом со мной. Ты скажешь, что это тебе не по силам, и будешь совершенно прав. Достаточно мне шевельнуть рукой, как тебя размажет по стенам, но, видишь ли… – Она прищурилась. – Однажды я уже доверилась человеку и поплатилась за это. Не хочу повторять свою ошибку.
