Роберт М. Вегнер - Сказания Меекханского пограничья. Восток – Запад
– Намереваешься замучить его до смерти?
Ну да, лошадники. Лежи она, окровавленная, между копытами Торина, все равно они сперва занялись бы конем, а только потом спросили бы, отчего она пачкает землю. Она нахмурилась:
– Я тоже рада тебя видеть, дядюшка.
– Потом, Кайлеан, потом. Проводи его в конюшню.
Лишь конюшня и не была никогда жилым фургоном. Выстроили ее от фундамента, и, пожалуй, имелось в ней удобств поболе, чем во многих домах города. Широкие коновязи, корыта, всегда полные воды, и ясли, всегда полные овса. А внутри царила прохлада. Кони верданно приветствовали Торина дружелюбным пофыркиванием.
– Оботри его, вычеши и напои.
– Я его нынче уже чесала.
– Скребком? – Он прошелся ладонью по конской спине, каким-то чудом найдя фрагмент грязной шерсти. Надел на ладонь щетку, подав девушке вторую.
Не имело смысла протестовать. В конце концов, Торина она получила в подарок от Анд’эверса, и уж кто-кто, а он прекрасно разбирался в лошадях. Кроме того, в конюшне было прохладно и приятно, а конь ее заслужил толику внимания.
Вычесывая коня, она всегда позволяла своим мыслям плыть свободно.
Некогда, лет тридцать тому назад, таких фургонов, как шесть этих, были десятки тысяч. Кое-кто даже утверждал, что хорошо за сотню тысяч. Поделенные на кланы и племена, движущиеся города истоптали возвышенность, лежащую к северу от Великих степей, вдоль и поперек, и многие годы никому разумному не приходило в голову пойти на верданно войной. Многочисленные и воинственные, они умели молниеносно превращать свои странствующие города в оборонительные лагеря, о которые ломали зубы многие армии. Они охотно торговали с соседями, имели прекрасных кузнецов и шорников, а седла их и упряжь считались лучшими в мире. Прекрасные ремесленники, как и огромные стада скота, что шли за каждым из караванов, были источником богатства и силы этого народа.
И эти огромные стада сделались причиной его гибели. Когда сорок лет назад Отец Войны покорил и усмирил все племена Великих степей, ему понадобились стада верданно. Ему понадобилось мясо и жир, чтобы наполнить желудки стотысячной армии, ему нужны были шкуры на шатры и доспехи, кости и жилы для луков. Первую великую войну се-кохландийцы, как называли их уже тогда, вели не с империей, но с Фургонщиками верданно.
Странствующие города падали один за другим, потому что у кочевников была кавалерия, а у жителей плоскогорья – нет.
Потому что Фургонщики не ездили верхом.
Никогда.
Верданно почитали Лааль Сероволосую, Владычицу Степей, в образе камендеет – белоснежной кобылы с золотой звездочкой во лбу. У них была легенда об их первом властелине и о богине, о том, как она провезла его Путем Безумия, проведя его народ в землю обетованную, он же поклялся, что ни сам он, ни его потомки никогда не сядут на конский хребет. Верданно использовали лошадей – те тянули их фургоны, запрягали их в боевые колесницы, а когда было необходимо – животные ходили в броне. Но любой Фургонщик, который оказывался на конской спине, все равно при каких обстоятельствах, моментально изгонялся из рода. Древняя легенда лепила стержень их духовности, сплетала роды и кланы в народ, одновременно связывая им руки.
Потому что верданно любили коней. Любили их безумной, сумасшедшей любовью. Говорили, что Фургонщик скорее допустит, чтоб его дети умерли с голоду, нежели позволит, чтоб его кони познали лишения. Если это и преувеличение, то небольшое. Однако в обычаях своих они не были неразумными фанатиками. С лишенным ханжества прагматизмом они признавали за другими людьми право ездить верхом, а потому делали все, дабы облегчить конские спины: потому-то среди них были лучшие шорники в степях. И кузнецы. Элементы конской упряжи, выходившие из кузницы Анд’эверса, соединяли в себе красоту и практичность. Верданно были абсолютными мастерами в деле создания конской упряжи. С таким же прагматизмом они принимали и то, что во время войны можно ранить и убивать коней врага, выказывая, однако, им честь, словно благородному противнику. Бывало так, что после битвы они оставляли людей стервятникам, а коням насыпали высокий курган.
Однако древняя легенда превращала их в пехотинцев и фургонщиков. Не всадников.
И именно это привело их к поражению. Закаленные в боях се-кохландийские армии перереза́ли пути больших караванов и внезапно ударяли по ним. Иногда удавалось разгромить те первой же атакой, порой караван ощетинивался линией боевых фургонов и превращался в укрепленный лагерь. Кочевники учились их брать чарами и силой, и вскоре ни один из странствующих городов не мог чувствовать себя в безопасности. Ох, битвы были яростны, легкие колесницы верданно показывали, что они умеют, поскольку возницы верданно не зря считались лучшими в мире. Вот только колесницам не победить кавалерии, особенно такой, как се-кохландийская. И караваны-города один за другим гибли.
Дольше прочих держался самый большой из них, названный Хав’лоод, Королевский Город. Состоял он из более чем десяти тысяч фургонов, которые, выстроенные в мощную четырехслойную стену, полгода отбивали атаки пятидесятитысячной армии кочевников. Чародеи верданно противостояли жереберам Отца Войны столь искусно, что тот в конце концов запретил своим шаманам принимать участие в битвах; смуглокожие воины отбивали одну атаку за другой, а внутри огромного четырехугольника паслись большие табуны. И именно они и погубили защитников, ибо те не сумели расстаться со своими конями. Когда началась осада, под нож пошли все коровы, волы и овцы. Только не кони. А травы внутри боевого лагеря было мало, и, когда закончились запасы сена, а люди начали отдавать свою пищу животным, последний владыка верданно приказал разомкнуть цепи, скрепляющие фургоны. Время великих караванов подошло к концу.
Удивительно, но Отец Войны отнесся к побежденным милостиво. Позволил им сохранить фургоны и часть стад, разрешил даже странствовать степями. Забрал только девять из десяти голов скота и восемь из десяти голов взлелеянных лошадей, а также приказал платить дань тем, в создании чего верданно оставались лучшими. Конской упряжью. Ведь для народа всадников хорошие седла и упряжь были на вес золота. Казалось, что Фургонщики вышли из этой схватки удачней любого прочего племени: у них все еще сохранилась собственная земля, собственные фургоны и часть собственных стад.
Но большинство их любимых коней, никогда не знавших седла на хребте, служили теперь другим хозяевам. И это была рана, что продолжала кровоточить в их сердцах.
Кочевники же достигли войной с Фургонщиками всего, что им требовалось. Захватили сотни тысяч голов скота и лошадей и обеспечили себе беспрерывную поставку лучшей в мире конской упряжи. А готовящаяся к нападению на Меекхан конная армия нуждалась в неограниченном ее количестве. Через несколько лет после нападения на Северную Возвышенность гигантские се-кохландийские армии рванулись на запад, на ничего не подозревающую империю.
Четырьмя годами позже, в великой битве за Меекхан, Отец Войны потерял шестьдесят тысяч воинов. Меекханцам эти четыре года потребовались, чтобы создать и вооружить конную армию, почти сравнимую с армией кочевников, но обладающую тем преимуществом, что поддерживала ее прекрасная боевая и непреклонная пехота. Нападение на империю закончилось для се-кохландийцев поражением, какого они не знали вот уже долгие годы.
И принесло плоды в виде восстания Фургонщиков.
Восстания, кроваво и жестоко подавленного, ибо снова оказалось, что колесницы не сравнятся с конницей, но верданно все же не желали отказаться от своих традиций. Однако на этот раз и речи не было о милости победителей. Всякий из захваченных городов-лагерей безжалостно грабился, жители вырезались либо изгонялись на юго-восток, в неволю. Наконец, когда поражение стало очевидным, гигантские караваны отправились в свой последний путь на юго-запад, чтобы, обойдя Олекады, искать спасения на землях империи. У верданно были песни и легенды об этом пути, названном Кровавым Маршем. О караванах, растянутых в многомильные, шириной в двадцать фургонов, вереницы, едущих степью, и о кочевниках, беспрерывно их атакующих. О стрелах, что свистят в воздухе, о пожарах в травах, раздутых, чтобы поглотили беглецов, о схватках чародеев, во время которых кипела кровь в венах и лопались глаза в черепах.
Будь у се-кохландийцев на тот момент та же армия, что подчиняла земли верданно и уходила на запад, ни одна живая нога Фургонщика не добралась бы до пограничной реки. Но цвет армии кочевников гнил в земле в далекой стране, и только поэтому после двадцатипятидневного пути первая из великих колонн верданно добралась до империи. И две тысячи фургонов встали у широкого брода, по другую сторону которого замерли тридцать тысяч меекханской пехоты.
Потому что империя не знала, что делать с этими людьми. Остановить ли их на границе или принять к себе. В первом случае достаточно было подождать, пока кочевники довершат начатое, не рискуя почти ничем; кровь беглецов даже не обагрила бы земель Меекхана. Во втором – десятки, а то и сотни беглецов оказались бы на востоке, прибавляя свои законы и обычаи к законам и обычаям людей, здесь живущих. А ситуация в этих местах и без того была напряженной.
