Ярослав Коваль - Родная кровь
К тому же бестии, кажется, не стремились убивать поборника – сообразили, видно, какая это сложная задача – и просто пытались прорваться мимо него. Когда он это сообразил, сперва бессознательно сделал было движение мешать им, но плюнул. Бесполезная попытка, конечно: он один, а бестий много. Всё равно просочатся.
Спустя время, когда ему понадобилась передышка, и Годтверу, видимо, тоже, они буквально обменялись одним беглым взглядом и отлично друг друга поняли, вместе вышли из боя, да так, что враг, кажется, толком и не понял, что происходит. Годтвер закашлялся и согнулся, едва у него появилась такая возможность, и Роннар взял его за плечи, слегка встряхнул, помогая продышаться.
– Благодарю, – захрипел поборник – а потом резко выпрямился и ударом в челюсть сбил с ног бестию, наскочившего сбоку. Молниеносно нагнулся, свернул ему шею. – Ещё разок можешь помочь?
– Могу. Что с тобой такое?
– Ерунда, пройдёт… Ты готов?
– Готов. – Роннар бегло огляделся. Туман стремительно оседал, на глазах было видно, как тает его кисея, как открывает взгляду и дальний лес, и ближний лохматый ельник, и поломанные кусты, и нервничающих в стороне лошадей. Солдаты больше не пытались держать строй, каждый дрался сам по себе, в лучшем случае объединялись в группы по трое-четверо, и то в большинстве лишь те, кому повезло. – А это что там такое?
Остреборхский поборник ещё только вёл взгляд следом за его жестом, а принц уже понял, что именно он видит. Туман уходил всё дальше, открывая конников, которые торопились через поле, огромное и даже не особенно заросшее. Роннар его помнил, оно почти примыкало к берегу реки, а с берега Ишмей уже был виден. Он даже не попытался вглядеться в конных, разобрать, что там за знаки на их доспехах и одежде. Очевидно, что это люди, а не «гости» из Тусклого мира, и не бандитская шваль какая-нибудь, а значит – свои.
Наверное, никогда ещё он не смотрел на чужую столь долгожданную помощь с таким откровенным равнодушием. Подмога? Ну и ладно. Принц взмахнул рукой, хотя не очень-то надеялся обратить на себя внимание, и побрёл обратно в схватку.
Вот только бестии, которые тоже заметили приближение конного отряда, всё мигом сообразили, и собрались намного быстрее, чем способны были вымотанные ими люди. Бой вдруг сам собой прекратился, потому что юркий противник просто развернулся и побежал. В этом бегстве тоже была собранность, угроза, что-то такое страшное, вроде намёка: мы всегда рядом, и только рискните повернуться к нам спиной! Да, сейчас мы уйдём, но удача скоро окажется на нашей стороне, и тогда посмотрим.
К тому моменту, когда первые конники добрались до телег, от врага уже не осталось и следа – только раненые и убитые люди да разбросанные вещи.
– Господин? – обратился один из конных, глядя то на Роннара, то на Годтвера. Шлем он не снял, конечно, и потому его глаза было плохо видно – отчётливо читалось только движение головы туда-сюда, будто бы в растерянности.
– Это я, – хмуро представился Роннар. – С кем говорю?
Боец почтительно склонился в седле.
– Я Шевел, командир беотрайдского отряда. Меня отправили к вам на помощь, ваше высочество, государь. Я рад, что могу быть полезным.
– Тебя сюда прислал князь?
– Да, государь. Кроме того, такое решение было принято всеми командирами беотрайдской армии. Если мы отныне имеем честь служить принцу Лучезарного, значит, должны это делать изо всех своих сил, самым лучшим образом. – Он опять поклонился, и только потом спешился – на удивление легко, словно бы не был в доспехах. – Могу ли предложить государю своего коня?
– Нет нужды, тут где-то должен быть мой.
– Мой конь свеж, и его не нужно искать. – Беотрайдец настойчиво придержал для Роннара стремя. – Прикажете ли преследовать врага?
– Какой смысл? Искать бестий в лесу – всё равно, что форель ловить голыми руками. Помогите моему отряду добраться до замка.
– Немедленно, государь.
Роннар с облегчением закрыл глаза и расслабился в седле.
Глава 7
Лучезарный
В столице становилось всё труднее. Мирная жизнь там замерла, каждый, кто мог уехать, давно сбежал, а оставшиеся боялись высовывать на улицу даже нос, и вполне справедливо. Даже в цитадели было трудно, хотя проблем с провиантом, водой и другими припасами пока не ощущалось, но общий настрой был тяжёлый, угнетённый. Вряд ли кто-то, кроме принца Тейира и его тестя, верил, что осаждённым удастся одержать победу. Причём если Тейир верил в успех потому, что не блистал умом и был первобытно, совершенно глубинно уверен в себе, то Кавиру просто больше ничего не оставалось. Торговец с первого момента шёл ва-банк, и пути назад для него теперь уже не было. Или триумф – или неизбежная смерть.
Что же насчёт его дочери, то Алкеда с каждым днём всё яснее понимала, что выбираться из этой игры нужно как можно скорее, иначе не уцелеть ни ей, ни её сыну, ни её возлюбленному. И если на возможность расстаться с собственной жизнью она смотрела спокойно, то мысль о гибели Амтала приводила её в ярость, причём ту, что разрушает и самого человека, и всё вокруг него. Сын, как частичка любимого, тоже был ей очень дорог.
Решимости в ней было не меньше, чем в отце, но много ли можно добиться одной решимостью? Женщина не сомневалась, что ей придётся изобрести какой-нибудь очень убедительный предлог, чтоб убраться из города, причём, конечно, с ребёнком и желательно с Амталом.
Но какой?!
Обсуждать что-либо с мужем было совершенно бесполезно. Их общение сводилось к постели – вне её Тейир не говорил жене ни слова, даже за столом супругу вовсе не замечал. Да и постельный обмен репликами обычно был очень скудным. Каждую ночь женщина привычно старалась утомить его, и была искренне рада, что их взаимодействие этим и ограничивается. Пусть он и дальше видит в ней лишь чарующую оболочку и источник наслаждения, пусть считает, что ей бесполезно задавать какие-либо вопросы, даже самые простые.
Спорить с отцом тоже не имеет смысла. Он фанатично поглощён противоборством, наверное, даже оскорбится, если поймёт, что его дочь хочет избежать участия в игре. Он её не поймёт, и если что-то сделает, то лишь бы помешать ей, а с Амталом, наверное, просто расправится. Молодая женщина уже пару раз читала в глазах Кавира это намерение, и до действий не доходило лишь потому, что отец был слишком занят и по большей части просто не помнил об Амтале, а если вспоминал, сразу же отвлекался на что-то более важное.
Но ведь он быстро сообразит, что к чему, стоит только ей заговорить о побеге из столицы.
Словом, предлог нужно изобретать не для отца с мужем.
В какой-то момент Алкеда решилась: спрятала под юбкой столько золота, столько у неё было, передала Амталу записку, чтоб ждал её у выхода из часовни, и накрепко завернула сына в одеяло. Было так рано, что еду для солдат ещё только начинали готовить, и в столице наконец-то воцарилась тишина, бои ещё не возобновились. Стражник у дверей часовни посмотрел на супругу принца с огромным удивлением, но посторонился.
А у второй двери не было никого, и в первое мгновение у Алкеды перехватило дыхание от ужаса. Она стала беспокойно искать взглядом, понимая, что стоять здесь слишком долго не сможет, кому-нибудь попадётся на глаза, и тогда к ней возникнет множество вопросов, и уйти не удастся. За те краткие моменты, что ей пришлось ждать в неведении, она успела по-женски отчаяться и по-отцовски обозлиться. Но когда в переулок вошёл Амтал, и с ним – двое гвардейцев, от сердца её отлегло.
– Хорошо, что мне вовремя передали твою просьбу, – сказал он. Сделал жест товарищам подождать поодаль, подошёл, осторожно прикоснулся к её щеке. – Что-то случилось? Почему ты здесь?
– Мы уходим, – прошептала она. – Сейчас. Потом будет поздно.
– Ты собираешься выбираться из города? – Амтал хмурился. – Прямо сейчас?
– Именно так. Прямо сейчас. Нужно уходить.
– У меня нет договорённости со стражей, нас не выпустят из цитадели.
– И у меня нет. Но я попытаюсь. Надо хотя бы попытаться. Идём. – Она коротко взглянула на него, надеясь, что он её поймёт. Мысль о том, что они могут оказаться вместе так надолго, как ещё никогда в их жизни, придавала ей и сил, и решимости.
Поэтому к выходу из цитадели она подошла с видом решительным и даже надменным. Ей, красавице, в прошлом супруге короля, не трудно было одним взглядом заставить солдат торопливо отдавать себе честь, и смотреть на молодую женщину из торгового сословия с бо́льшим уважением, чем на собственное начальство. Даже младенца на руках она держала так, как государь носил державу. Стражники, разумеется, с первого же взгляда её узнали и даже поклонились, хотя им, по идее, этого делать не полагалось.
– Откройте калитку, – приказала она.
– Госпожа?.. В смысле – ваше высочество…
