Сергей Самаров - Последний день Славена. След Сокола. Книга вторая. Том первый
Иначе дело обернись, можно было бы Гостомысла с малым посольством отрядить – старшего сына, имеющего право отвечать за любые дела по-княжески, как наследник словенского стола может[23]. Гостомысл с Годославом дружен, и сумеет договориться. И сам он уже несколько раз напоминал отцу про своего друга, который, возможно, сможет помочь, потому что, по слухам, с королём франков Годослав сдружился, а король сейчас близко, и потому саксы и даны не слишком бодричам досаждают. Гостомысл хотел послом поехать. Но, чтобы договариваться, необходимо знать, как сам Годослав на дело смотрит. А как узнаешь, пока не съездишь… Выходит, коло[24] замыкается… И что-то следует предпринимать как можно быстрее, потому что любая нерешительность ведёт к поражению и к потере всего, за что столько лет боролся. Да и совсем не в характере Буривоя нерешительность проявлять. Он, скорее, склонен проявлять решительность, не подумав о последствиях, и в этом его обычная беда. А Гостомысл, в отличие от отца, думать о последствиях умеет. В мать характером и головой уродился…
Но не очень хочется в такой трудный момент старшего сына надолго от себя отпускать. Мало ли что с самим Буривоем случиться может… Кто тогда заменит? Только старший сын… И ещё… Двух недель после свадьбы не прошло… С супружеского ложа поднимать сына для дальнего пути тоже не очень хочется… Буривой по себе знал, что такое супружеская жизнь, и если боялся в своей жизни хоть одного человека, то этим человеком была его единственная жена, которой стоило только брови на переносице свести, как вся ярость князя испарялась, будто пар из открытого котла, и сам он становился мягким и смущённо улыбающимся.
Впрочем, если Гостомысл сам желает ехать, он имеет такое право. Запретить-то отец может, только надо ли запрещать… Наследник стола… Пора приучаться к самостоятельным и важным решениям…
Правда, это только теперь, и совсем, кажется, недавно, к общему горю, Гостомысл стал старшим сыном и наследником, потому что два старших его брата, нравом с отцом сходные, не терпящие над собой иной управы, кроме отцовской руки и материнского взгляда, головы сложили, как и подобает добрым воям, не на постелях. Самый старший, даже лицом на отца похожий дюже, Володислав, охраняя словенские рубежи на закате, близ земель необузданных и неукротимых ливов[25], не допустил в свои земли свеев, которые хотели по самой граничной реке пройти в глубину словенских территорий, чтобы оттуда ударить одновременно с другим отрядом, с полуночи пришедшим. Володислав тогда не пожелал дожидаться идущего к нему на выручку Буривоя. Не совладал, как случается, с душевным кипением. Это кипение, так яростно клокочущее в груди, что дышать бывает трудно, хорошо знакомо и самому отцу. Володислав врагов даже считать не стал, просто напал на свеев, которых оказалось в три раза больше, чем молодых и малоопытных дружинников конного полка княжича, оказавшегося к тому же так не вовремя без стрельцов. Если бы не подоспели с другого берега в помощь ливы, то вся рать старшего сына погибла бы вместе с ним. Ливы через два дня и передали Буривою тело, чтобы отец отвёз его в Славен и положил в подготовленную к сожжению домовину[26], поставленную недалеко от Перыни[27]…
Второй сын, Всеволод, светловолосый крепыш, силой рук, пожалуй, отцу равный, погиб здесь же, в Бьярмии, только год тому как, в преддверии прошлой стужей зимы, когда окружил со своей малой молодой дружиной разведчиков варягов-русов. Но те живыми даться и в полон пойти не пожелали. Дрались до конца, отчаянно, как дерутся они обычно, даже лёжа, после страшной раны, не опуская оружия, и каждый унёс по две жизни словенина. Варягов тогда всё же одолели, но одним из первых в краткосрочной сече пал молодой княжич.
Всего у Буривоя было четыре сына и три дочери. От двух погибших сыновей остались малолетние внучки, от живых и здравствующих дочерей – только внуки, которые по принятым законам не могли претендовать на наследие деда, если есть прямые потомки по мужской линии. Еще были два внука и две внучки – дети Гостомысла от первой жены[28]. Самый младший из семерых детей Буривоя, восемнадцатилетний Вадимир[29], сейчас остался в Славене, и возглавляет малую оборонительную дружину, готовую отразить атаку, если варяги-русы вздумают из своей столицы Русы переправиться через Ильмень-море по льду, и напасть на Славен. Такие попытки были даже в те времена, когда Буривой почти полностью уже хозяйничал в Бьярмии, пядь за пядью отбирая у варягов богатые серебром, медью и мехами земли. Варяги-русы в Русе ничуть не лучше варягов-русов в Бьярмии. Они уважают только силу, и только силой Буривой добивался своих целей.
А цели он всегда ставил перед собой большие…
Глава вторая
В последний день долгой, утомительной, хотя и радостной дороги – а какой же ей ещё быть, когда возвращаешься со славой победителя! – мокрый снег, временами перемежающийся с ледяным дождём, прекратился, и погода встала ясная, чуть-чуть морозная, и солнце высветило. Хотя, когда городские стены уже стали отчётливо видны, откуда-то с полуночной стороны[30] ветер начал быстро наносить тёмные и низкие, увесистые в своём объёме тучи. А уже при приближении к городским стенам лёгкий сырой снежок, опять перепутанный с дождём, предупредил, что он, при таком устойчивом ветре, предвестник снегопада более основательного.
Но от городских ворот до места доехать не долго. Особенно, если коней подогнать…
Князь-воевода Дражко, распушив свои знаменитые усы, вошёл во Дворец Сокола[31] так, словно он нёс на лице полковое знамя. Воеводу ещё вчера нетвёрдо предупреждали, что Годослав вроде бы намеревался выехать ему навстречу за полуденные ворота Рарога[32], но Дражко так и не дождался дружественной встречи на приградских дорогах, однако во Дворец Сокола всё же прибыл при всех регалиях, надеясь уже на положенную по случаю встречу торжественную. И даже тяжёлую, блистающую искусно вставленными драгоценными камнями золотую гривну[33] на шею надел. Король франков Карл Каролинг Великий, наслышанный о славянских наградных знаках от своего учёного друга аббата Алкуина, повелел своим мастерам-ювелирам сделать такую же, и даже обязательно более красивую, чем обычно бывает у славян. По крайней мере, если более красивая не получится, то более дорогую, чтобы отметить князя-воеводу Дражко за баварский поход, в котором доверил молодому, но уже прославленному славянскому полководцу провести самостоятельно два сражения в то время, когда сам он с основными силами королевской армии находился в стороне. И дважды против Дражко выступал сам баварский герцог Тассилон вместе с союзными ему южными соседями аварами, и оба раза герцог предпочитал спастись бегством с остатками каждой из своих армий, едва только перевес показывал, что на победу ему надеяться не следует.
Своим рыцарям за воинские успехи Карл Великий жаловал драгоценные кресты на ленте или земельные владения. Но, поскольку Дражко, в отличие от своего князя, пока ещё не принял христианство, награждать его крестом, символом своей веры, Карл не рискнул. Что же касается земельных владений, то Карл не мог распоряжаться землёй бодричей, где Дражко жил и имел собственные владения, и уж, тем более, землёй лужицких сербов, на княжеский стол которых воевода спорно претендовал. А владения внутри франкских территорий князю-воеводе были ни к чему. Впрочем, Карл сделал попытку приблизить князя-воеводу к себе, предложив ему одно из своих давно благоустроенных имений, больше напоминающих парк для отдыха и развлечения, чем что-то другое. Но эта попытка успехом не увенчалась – князь благодарно шевельнул усами, и, как Карл и предполагал, мягко, но категорично отказался…
Эта война, принёсшая уже увенчанному славой Дражко славу новую, началась, вопреки устоявшимся привычкам Карла, не ранней весной, объявленная, как раньше бывало, ещё предыдущей осенью на малом рейхстаге[34], а в середине лета, без заранее составленного плана. По сути дела, эта война явилась следствием вспышки королевского гнева, чувства, которому Карл поддавался не часто. Но очень уж досадил королю баварский герцог Тассилон, заключивший против франков союз с Аварским каганатом, хотя давно уже признал себя вассалом ещё Пипина Короткого Каролинга, отца Карла. И Карл, собрав оказавшиеся поблизости не слишком большие силы, дополнительно потребовал у Годослава, согласно договору трёхлетней давности о частичной вассальной зависимости, пятитысячный полк под командованием князя-воеводы Дражко, усиленный, по обычаю князя-воеводы, сильным составом стрельцов. Одновременно обязал всегда готовых к мятежу сакских эделингов спешно выставить восьмитысячную армию, что к королевскому удовольствию добавляло спокойствия в тылах самих франков. И тут же, едва полки собрались в верховьях Майна, обрушился на Баварию неожиданно сразу по трём дорогам тремя отдельными колоннами. Такая неподготовленная заранее война могла бы не принести молниеносный успех и затянуться надолго, имей Тассилон иной нрав и иную репутацию. Но герцог слыл человеком алчным, грабящим своих баронов вместо того, чтобы заботиться о них, о чём Карл Каролинг, имеющий лучшую по тем временам в Европе разведку, хорошо был осведомлён. В итоге почти четверть подданных Тассилона в первые же дни войны присягнула Карлу, лишив герцога своего присутствия в армии и, естественно, поддержки своих полков. А главному союзнику Баварии – Аварскому каганату сильно досаждали в это время с восхода христиане-болгары, а с заката пытались отнять свои, уже потерянные, земли хорваты и сербы, и каганат не мог в полной мере, как надеялся Тассилон, оказать ему помощь. Конечно, здесь не обошлось без длинной руки франкского короля, который, если не мог помочь сербам и хорватам войсками, то помог им финансово. А болгар толкали на войну византийцы, которых, в свою очередь толкало посольство Карла Каролинга. Те незначительные второстепенные полки, что каган[35] всё же выслал герцогу, решающее слово сказать не могли. Не помогли баварскому герцогу и родственные отношения с тосканским герцогом Дезиреем, который в этот раз просто не решился выступить против Карла. Это произошло потому, что король франков загодя, хотя и спешно, и во многом не организованно, через своих агентов устроил смуту в землях лангобардов, подчинённых тосканскому владыке[36]. Дезидерий жестоко подавил мятеж, Карл потерял многих потенциальных союзников, но тосканский герцог в итоге застрял на месте, ожидая новых волнений, и не поспешил на помощь Тассилону.
