Людмила Минич - Дети Хедина (антология)
– Он остался у Элишки, – насупился чертик. – За то время, как мы жили с тобой, мог бы научиться нас различать.
– Больно надо. Давай, хорош сопли пускать.
– Да, хозяин, – Рыжик с некоторым неудовольствием расстался с полотенцем, отряхнулся, как собака, разбрызгивая остатки влаги, и весь взъерошенный запрыгнул мне на плечо.
– Так кто из вас двоих таскал протухшее крыло вампира и уверял, что это жизненно необходимый талисман? – поинтересовался я, направляясь на кухню.
– Боюсь, мы оба. Но ты путаешь, хозяин. Это была еда, а не…
– Как мило.
– Но мы ведь выкинули его.
– Еще бы.
– Еще бы не выкинули, – подхватил Рыжик и гнусно захихикал: – Ты подумал, что из-за этого крыла мерцало кольцо у охотницы?
– Да, припомнил ваш «талисман». – Я за шкирку перетащил черта с плеча на стол, достал бутылку вина, бокал и сувенирный наперсток с гербом города.
– Мне можно и побольше, а тебе, хозяин, доктор категорически не рекомендовал.
– А тебе с твоим братцем не вредно иногда вовремя заткнуться. – Я отвесил ему щелбан.
Я выпил полный бокал вина, накапав и Рыжику в наперсток, и принялся готовить себе обед.
– Если бы ты остался там, тебе не пришлось бы этим заниматься, – заметил Рыжик, вылизывая последние капли из наперстка. – Пока я жил у них, запомнил несколько рецептов старухи, так что, если ты пожелаешь, хозяин, чего-нибудь более…
Он принюхался, мигом перескочил на плиту, суя свой нос прямо в сковородку. Я ткнул ему в пузо вилкой.
– Всегда хотел узнать, каков на вкус поджаренный черт. Брысь, пока там не оказалась твоя шерсть.
– Колбаски! – У него разве что слюнки не текли. – Пахнут ничуть не хуже, чем у старухи.
Он вернулся на стол, облизнувшись и показав мелкие, острые, как иглы, зубы, и вздохнул.
– Чернышу лучше – его там накормят всякой вкуснятиной.
– Тараканами, что ли? Или молью с ее старой шубы?
– Фу, – Рыжик скривился. – Моль на вкус ничем не лучше пыли, а вот таррр…
Я сунул ему под нос блюдечко с нарезанными кружками поджаренной колбасы. И чертик наконец умолк. После обеда мне жутко захотелось спать, как обычно бывает в день полной луны. Я бросил посуду в посудомойку, добрел до спальни и, задернув шторы на окнах, в которых ярко сияло полуденное солнце, не раздеваясь, упал на постель.
Разбудило меня постукивание по оконному стеклу. Комната тонула в темноте. А за портьерами виднелись две размытые тени, которые и производили шум. Рыжик, который спал у меня под боком, буквально свернув уши в трубочку, с недовольным бухтением полез под подушку, но я выволок его оттуда за хвост. Подошел к окну с безвольно болтающимся, словно марионетка, полусонным чертом, чуть отдернул штору и увидел Элишку. Она что-то заговорила, но до меня не долетело ни звука, пока я не распахнул окно. И тут же обе обнаженные девицы, облаченные только в лунный свет, метнулись внутрь и, дрожа от холода, прижались ко мне.
– Ну, наконец-то, Янош, – Элишка уткнулась лицом мне в шею, и я ощутил, какие у нее ледяные губы, нос и щеки.
– Вы зачем прилетели? – с неодобрением поинтересовался я. – Да еще в таком виде?
От обеих сильно пахло вином, но пока добирались до меня, они, похоже, успели протрезветь.
– Сегодня же полнолуние. – Постукивая зубами, Катерина прислушалась к какому-то визгу, открыла дамскую сумочку – единственное, что на ней было, – и оттуда выскочил лохматый комок.
– А этого вы зачем притащили?! – Я уже возмущался в полный голос. – Мне вполне хватает одного.
Я словил второго чертяку. Элишка между тем закрыла окно и нашла выключатель. Загорелся электрический свет. Сестры открыли рот от удивления.
– Ты здесь живешь, Янош?
Они принялись оглядывать все вокруг. Я жил в студии. Это была огромная комната примерно в сто квадратных метров, с высоким потолком, разделенная на несколько зон. Вся она была выполнена в стиле хай-тек в серо-стальных тонах. Ничего лишнего. В зоне спальни только кровать и встроенный в стену вещевой шкаф. Далее шла зона кабинета с небольшим столом, где стоял компьютер, и книжными шкафами. Следом – зона гостиной с диваном, парой кресел и низким стеклянным журнальным столиком. Кухня в том же стиле располагалась в отдельной комнате. Еще была ванная, выполненная в более теплых и светлых тонах.
– Не лучшая идея посетить меня сегодня, – заметил я и подтолкнул дрожащих девушек в сторону ванной комнаты. – Вам лучше принять горячий душ, а потом…
– Ты выпроваживаешь нас?! – возмутилась Элишка.
Ее холодные руки скользнули мне под рубашку, и я почувствовал легкий, но чувствительный укол ее когтей.
– Милая… – начал я, оказавшись беспомощным, потому что держал обоих чертенят за горло с риском удушить обоих, но чтобы они и слова не сказали.
– Ты ждешь сегодня женщину? – В глазах Элишки разгоралась ярость, и я ощутил более чувствительный укол.
– Что?! Конечно, нет. Но за моим домом следят, и вам далеко не безопасно здесь появляться и тем более оставаться.
Элишка смягчилась.
– Ты уже виделся с ними?
– Разумеется, а завтра мне надо быть с утра на совете…
Наконец мы добрались до ванной. Здесь они издали вопль восторга и взлетели чуть ли не до потолка.
– Я сказал – душ! – запоздало напомнил я, но обе уже опустились в светло-серую раковину джакузи и, раскрыв краны на полную мощность, принялись плескаться, открывая бутылочки с шампунем и мылом для ванн, нюхая содержимое и выливая под шипящие водяные струи. Конечно, разве после вида такой роскоши кто-нибудь из них обратил бы внимание на скромную душевую кабину по соседству. Смирившись с неизбежным и воспользовавшись тем, что обе сестры увлечены, я занялся чертями. Первым я отпустил задыхающегося Рыжика. Потом выстирал Черныша, как недавно его братца. Он долго выплевывал мыльную воду, прежде чем снова обрел дар речи.
– Я все понял, хозяин, – пропищал он едва слышно. – Считай, что мы проглотили языки.
– Вот и отлично. А теперь брысь на кухню.
Они исчезли. Я посмотрел на сестер, раздумывая, как бы все-таки отправить их обратно.
– Янош, иди к нам… – Элишка оказалась рядом, сорвала с меня рубашку и прижалась уже разгоряченным мокрым телом.
Я мгновенно позабыл о своих намерениях. В самый пик полнолуния контролировать себя практически невозможно, когда разум отказывает, смятый чувством жадного вожделения… Меня успели затащить в ванну, когда раздался дверной звонок.
– Ты кого-то ждешь? – К Элишке опять вернулась подозрительность.
– У меня всегда могут оказаться незваные гости, – заметил я, выбираясь из ванной.
– Это женщина. Я чувствую. – В глазах Элишки заплясала ярость.
– Будь внимательнее, дорогая, – поправил я. – С ней ее помощник. И мне было крайне неприятно общаться с ними сегодня утром.
Я обмотал бедра полотенцем. Сестрички примолкли, насторожившись.
– Охотники? Чего они хотят? – спросила Катерина.
– Вам лучше сидеть здесь и помалкивать.
Я плотно притворил за собой дверь в ванной и замер в прихожей перед входной дверью. В действительности мне еще никто не звонил, но кто-то явно стоял у меня на пороге. Небольшой индикатор предупреждал меня о гостях за несколько секунд до того, как они действительно бы нажали кнопку звонка. От визитеров меня отделяла только дубовая доска, и я прекрасно слышал, о чем они спорят.
– Это глупая затея, Диана, – говорил Томаш. – Я не позволю тебе зайти к нему одной. Я много слышал о нем…
– Не говори глупости, Том, он ничего не посмеет сделать.
– Разве я чем-то помешаю тебе? Ты слышала, что у ведьмаков сносит крышу в полнолуние? Что любая женщина…
– Я не любая женщина.
– А если твоя гипотеза о его крови оправдается – это уже вдвойне опасно.
Я неслышно повернул замок и так же незаметно отворил дверь. На площадке было темно – в цоколь была ввинчена дежурная перегоревшая лампочка. В прихожей тоже стоял полумрак.
– Вы собираетесь заходить или как? – полюбопытствовал я.
– Боже! – Диана отшатнулась, а Томаш подпрыгнул на месте.
– Прошу прощенья, – я включил в прихожей свет, чтобы получше разглядеть их перекошенные физиономии, и заметил: – Вы так громко спорили, что я вас даже из ванны услышал.
Впрочем, Диана очень быстро пришла в себя.
– Я зайду, а Томаш подождет внизу в машине, – и с этими словами прошла в квартиру.
Я оскалился в улыбке и захлопнул дверь перед носом явно несогласного Томаша. Диана между тем оглядывалась.
– И ты сегодня один, Ян? – поинтересовалась она.
– После того как меня тюкнули по голове, как-то не тянет к общению.
– Вот как? На тебе даже царапины не осталось. Я читала, что ты был несколько раз ранен. Самая серьезная рана была здесь, – она тронула шестое ребро снизу и слева, а я вздрогнул, словно от удара тока. – Пуля прошла всего в паре миллиметров от сердца. Но у тебя на память даже крошечного шрама не осталось…
– Я и без шрамов все прекрасно помню, – заметил я и отвел ее руку: – Тебе лучше этого не делать.
